Невеста

— Он живет с вами?

— Нет, — ответил Митрохин, — он живет в Сибири. Геолог. У него семья. Жена, дочка, сын. Как видите, дети у меня есть. Только они называются внуками, — с улыбкой добавил он.

— Скажите, — настойчиво продолжала спрашивать Валя, — вы всегда дружили с сыном? У вас не было размолвок? Он никогда не причинял вам горя? В юности или когда стал взрослым?

Митрохин покачал головой.

— В одной смешной старой книжке сказано: маленькие дети — маленькие заботы, большие дети — большие заботы…

— Я не о том, — нетерпеливо сказала Валя. — Я хочу знать: вы всегда понимали друг друга? Всегда?

— Как тебе сказать, Валя. Жизнь — сложная штука…

— Бывали в вашей жизни случаи, когда вы считали, что сын должен поступить так, а не иначе, только так, как хотите вы, а он поступал по-своему?

Митрохин медленно встал и повернул выключатель. Под потолком зажглась маленькая люстра. Комната осветилась, и Валя смогла отчетливо разглядеть ее целиком. На стене висело несколько фотографий.

— Поди сюда, Валя. Вот мой сын.

Она поспешно подошла к стене. С одной из фотографий на нее глядел молодой человек в военной форме. У него был пристальный взгляд и прямые стрельчатые брови.

— Сколько ему было тогда? — так же тихо спросила Валя.

— Девятнадцать. Но он уже умел поступать по-своему.

— Расскажите! — попросила Валя. — Мне нужно это знать. Обязательно нужно.

— Хорошо, — согласился Митрохин. — В сущности, это очень простая история. На фронте я командовал батальоном. Сначала пошел в ополчение… Но не в этом суть. О том, что сын воюет в той же части, я узнал не сразу. Написала жена. Ее уже нет в живых… Увидела на наших конвертах одну и ту же полевую почту.

Он помолчал, потом перевел взгляд с фотографии на Валю.

— Сергей служил в полковой разведке. Это очень опасное дело. Для любого солдата каждый день войны может стать последним. Для разведчика — каждый час, каждая минута. От командира батальона смерть тоже недалеко ходит. Но с тех пор как я узнал, где служит Сергей, я думал только о нем…

Митрохин тяжело вздохнул, снял очки и медленно протер их платком.

— Однажды в наш батальон приехал командующий армией. Генерал-лейтенант. Мы встречались еще во время гражданской. Он остался военным, а я… впрочем, о себе я уже рассказывал… Генерал меня не узнал, а мне не хотелось напоминать ему о нашем знакомстве. Почему? Трудно объяснить. Это могло быть неверно истолковано. Но когда я представился, генерал сразу все вспомнил. Он спросил: «Митрохин Антон?!» Наш батальон стоял тогда во втором эшелоне. Мы пошли в мой блиндаж, вспомнили старое… Он стал расспрашивать меня о том, как я прожил все эти годы, есть ли у меня семья. Я ответил. Сказал о том, что мой сын Сергей служит солдатом в полковой разведке. Просто ответил на вопрос. Без всякой задней мысли. Прошло дней десять. Меня вызывает командир полка. Приказывает доложить обстановку, ставит задачу и потом, как бы невзначай, говорит: «Приказано сообщить, что ваш сын сержант Митрохин откомандирован в штаб армии».

— Вы обрадовались? — спросила Валя.

— Да, — медленно ответил Митрохин, — обрадовался. Пошел в батальон. Все было, как обычно: гудел самолет, доносились разрывы снарядов, по дороге брели раненые с перевязанными головами, в прожженных, грязных шинелях. А мне казалось, что опасности больше нет, смерти нет, потому что Сергей далеко от линии фронта. Но через несколько дней после этого Сережа отыскал меня… — Митрохин замолчал. Он стоял, прислонившись к стене и словно забыв о Вале.

— Вы были счастливы, когда увидели его? — спросила она, чтобы нарушить молчание.

— Да, я был счастлив.

— А он? Тоже?

— Он вошел в мой блиндаж, козырнул, доложил, что получил трехдневный отпуск для свидания с отцом. Я обнял его, засуетился, поставил на стол водку, моченые сухари, масло… Но Сережа ни к чему не притронулся. Только сухо спросил: «Переводом я обязан тебе?» Тогда я понял, что его мучает совесть. Он думал, что это я упросил генерала… Я рассказал все, как было. Он ответил: «Хорошо. Через час я вернусь в штаб армии и потребую возвращения в полк». — «Но ведь есть приказ командарма!» — воскликнул я. «Существует Военный совет, — не глядя на меня, ответил Сережа, — я подам рапорт. Командующий не имел права на основании личного знакомства с отцом…» — «Но это же мальчишество, игра в героизм! — крикнул я. — Кроме того, по уставу ты не имеешь права обращаться в Военный совет! Только в исключительных случаях…» — «Это и есть исключительный случай», — прервал меня Сергей. Тогда… тогда я стал уговаривать его. Я понимал, что поступаю неправильно, нечестно. Но все заслоняла страшная мысль, что Сережа завтра же будет снова на шаг от смерти. Я схватил его за плечи, притянул к себе и сказал: «Подумай о матери! Подумай обо мне. Пусть уж только один из нас будет под пулями! Они убьют тебя!» — «Не убьют, — сдавленным голосом произнес Сергей, — но ты… ты можешь меня искалечить. На всю жизнь…» Он ушел, не попрощавшись. Через неделю я получил от него письмо. Уже из полка…

Митрохин замолчал. Валя подняла голову и снова взглянула на портрет Сергея.

— Вы считаете, Сергей был прав? — спросила она, не сомневаясь в ответе.

— Да, — ответил Митрохин, — он был прав. Никто — ни отец, ни мать, ни жена — не может помешать человеку выполнить свой долг. Иначе можно спасти тело, но убить душу. Не только дети должны понимать отцов, но и отцы детей…

Некоторое время они стояли молча.

— Можно мне вас… обнять? — тихо сказала Валя.

— Да что ты, Валюша?! — как бы очнувшись, сказал Митрохин, но голос его дрогнул.

Она обняла его и на мгновение прижалась щекой к его морщинистому лицу.

— Вот и все, — сказала Валя. Потом спросила: — Что же мне теперь делать?

— Что делать? — своим обычным голосом, как будто продолжая только что прерванный разговор, переспросил Митрохин. — Разве мы не договорились? Бороться!

— Но как?

— Сейчас я еще не могу на это ответить. Надо подумать. Мы же видимся не в последний раз…

Валя почувствовала, что ей не хочется уходить отсюда, не хочется возвращаться домой. Она подумала об отце и с горечью спросила себя: «Почему? Почему все так происходит? Почему мне так хорошо с этим почти чужим человеком и так трудно с отцом… Почему?..»

— Значит, вы… верите мне? Верите Володе? — спросила она Митрохина. — Вы же его совсем не знаете?

— Да, по правде говоря, маловато, — усмехнулся Митрохин. — Но в школе, где он учился, я все-таки успел побывать.

— В школе? — недоуменно воскликнула Валя.

— Помните, вы сказали, что у него были недоразумения с учителями? Вот я туда и прогулялся. Вспомнил детство…

— Когда же вы успели? И почему ничего не рассказали мне?

— Времени у меня много, — снова усмехнулся Митрохин, — пенсионный возраст! Почему не рассказал вам? Всему свое время, Валюша!

— Спасибо, спасибо! — вскричала Валя, хватая Митрохина за руку. — Теперь я вижу, знаю, — вам не безразлична судьба Володи! Теперь все будет хорошо. Ведь правда, все будет хорошо?! А заявление Васина, — вдруг вспомнила она, — значит, отнести прокурору?

— Можно и прокурору, — как бы в нерешительности произнес Митрохин. — Вот что, — сказал он, подумав немного, — оставьте-ка его мне. Ненадолго.

— Конечно, возьмите, — воскликнула Валя, — вы ведь знаете, что надо делать!

— Бывает, что и не знаю, — тихо сказал Митрохин и добавил: — но тогда стараюсь понять!

…Валя уже была у двери, когда ей пришла в голову новая мысль. Она поспешно обернулась, едва не столкнувшись с провожавшим ее Митрохиным.

— Я совсем забыла… Может быть, это имеет какое-нибудь значение… Один мой знакомый сказал, что Володя однажды просил помочь ему…

— Да? — настороженно переспросил Митрохин. — В чем именно?

— Я и сама толком не знаю. Да и он, тот парень, не обратил на это внимания… Какой-то спор с администрацией, где Володя работал.

— Значит, ничего толком не знаете, — задумчиво повторил Митрохин. — Ни про следователя, ни про администрацию.