Трапеция (ЛП)

веревочная лестница. Футах в пятнадцати наверху крепилась одиночная

трапеция. Другая была на высоте восьми футов, и под ней лежал толстый мат.

- Для детей, – объяснил Марио.

Бесшумными из-за носков шагами он вывел Томми на середину пола и показал

вверх. Над дверью, через которую они вошли, был небольшой балкон.

- Когда-то там сидели музыканты, и туда можно пройти из передней части дома.

Неплохой наблюдательный пункт, но насчет этого есть правило. Тебе, наверное, покажется, что здесь хуже, чем в армии – со всеми этими правилами. Но на самом

деле вне зала тут сплошная свобода. Главное, слушаться бабушку, а в остальном

– хоть на голове ходи. Но в этом помещении действуют строгие правила, и мы их

выполняем.

Марио, кажется, ждал ответа, и Томми сказал:

- Приходится, наверное.

- Ага. Если правило кто-нибудь нарушает – любой, хоть сам Папаша Тони, хоть

Клэй – пиши пропало. Становишься на четвереньки и полируешь пол. Звучит

глупо, но работает на удивление. Пол большой. Поползаешь по нему раз, максимум два, да еще под градом издевок – и это правило уж точно больше не

забудешь.

- А какие вообще есть правила? – встревоженно поинтересовался Томми.

- По большей части логичные и необходимые, – Марио распахнул двери. – Вот тут

раздевалка. Мы ее так называем, хотя семья в основном переодевается в

спальнях. Но Папаша Тони тренировал многих гимнастов. Пару сезонов у нас

здесь был настоящий проходной двор. А это реквизитная, – он показал каморку, пахнущую пылью, металлом, пенькой и канифолью. – Держим здесь лишнее

оборудование. Когда-то тут были комнаты слуг. А сейчас, – в голосе Марио

зазвучал драматический надрыв, – я познакомлю тебя с семейными правилами.

Мы делаем из этого маленькую церемонию.

Марио подвел Томми к тому, что на первой взгляд выглядело картиной. Только

это была не картина. На очень старом пожелтевшем листе бумаги темнели

выведенные каллиграфическим почерком буквы.

Томми встал на цыпочки, но в недоумении отпрянул.

- Эй, оно же на итальянском!

- А на каком еще? Вряд ли старик Марио ди Санталис учил английский. Впрочем, он умер еще до моего рождения, так что точно не скажу. Тогда цирковые семьи

были куда более замкнутые. Мы все до сих пор выходим из себя на

итальянском… и предаемся любви тоже. Ты же слышал, как беснуется Папаша

Тони.

Томми засмеялся. Вспышки Папаши Тони стали легендой уже в первый сезон с

Ламбетом.

- Папаша Тони получил их после смерти отца – по традиции. В раздевалке есть

отпечатанная копия на английском. Я прочитаю тебе.

Но вместо того, чтобы читать, Марио облокотился на стену, сунул руки в карманы

и процитировал по памяти.

- Следующие правила должны блюстись всей семьей во все времена.

Первое. В зале запрещено курение.

Второе. На полу и оборудовании запрещено находиться в обуви.

Третье. Запрещены репетиции без натянутой сетки.

Четвертое. Никому не позволено работать на высоте в одиночку.

Пятое. На высоте ни под каким предлогом нельзя носить уличную одежду.

Шестое. Зрителям и гостям запрещено смотреть без разрешения.

Все нарушения дисциплины должны нести соразмерное наказание. Тщательное

соблюдение дисциплины – признак настоящего артиста.

Слушая тихий твердый голос Марио, Томми вдруг с пронзительной ясностью

понял: здесь, а не у теплого огня в гостиной, именно здесь, в холодной пустой

пыльной комнате, за толстым стеклом, лежит настоящее сердце дома.

Вздрагивая, мальчик посмотрел вверх, на надменную европейскую подпись –

единственное, что он мог разобрать.

Mario di Santalis.

- Видишь, – усмехнулся Марио, – все правила вполне резонны. Как бы ты ни был

уверен в себе, а тренироваться без сетки нельзя. И нельзя подниматься на

аппарат одному. Уличная обувь вредит паркету. И ты удивишься, какое это

искушение – залезть наверх, не переодевшись, особенно если в голову пришла

новая идея. Что касается других правил… В большой семье всем все интересно, и здесь действует такая система. Когда ты работаешь, то автоматически

получаешь превосходство над всеми, кто не в номере. Так что, если ты вдруг в

ближайшие несколько недель решишь, что не хочешь, чтобы моя мать или дети

на тебя смотрели – а они захотят посмотреть, даже не сомневайся – скажи, чтобы уходили. Это не будет грубо, просто здесь так принято. И наоборот. Если

кто-нибудь работает – скажем, Джонни с этой девушкой, Стеллой, – а ты

входишь, то спроси, можно ли остаться. Если разрешат – пожалуйста, смотри

снизу или с галереи. Если нет – придется тебе исчезнуть. Быстро, без споров и

без обид.

- Понятно.

- Некоторым все равно, некоторым – нет. Вот Лисс, моя сестра, становится

нервной, как кошка, когда репетирует. Просто с ума сходит, если кто-то смотрит.

Папаша Тони еще хуже, чем Лисс, но он хотя бы держит себя в руках.

Томми вспомнил, как Папаша Тони вечно гонял цирковых детей от аппарата во

время репетиций.

- Анжело против зрителей не возражает, Клео начинает выделываться. Ну и так

далее.

Томми подумал, кто такая Клео и как относится к зрителям сам Марио, но не

решился спросить. А Марио продолжал:

- Низкие трапеции не считаются. На них, на брусьях и на матах можешь работать

один, если хочешь. Барбара занимается у балетного станка – вот почему мы

повесили зеркало так низко. Люсия установила здесь станок, когда мы с Лисс

были детьми.

- Ты сказал, что не живешь дома?

- Нет. Я люблю свою семью, но порой мне просто необходимо оказаться от них

подальше, пока не свихнулся. Fratellacio мне хватает и в дороге.

- Чего-чего тебе хватает?

- Братства, – хихикнул Марио. – Только перед Папашей Тони не повторяй.

Правильное слово – fratellanza. У меня есть квартирка в Санта-Монике, а сюда я

приезжаю поесть. Иногда ночую, когда слишком устаю на репетициях. Но мне

нравится иметь свое жилье. Правда, остальные надо мной смеются. Лисс

уверяет, что у меня там притон курильщиков опиума. Лу, кажется, убеждена, что

я вожу туда женщин… а Анжело надеется, что я их туда вожу.

- Что?

- Семейная шутка, – криво усмехнулся Марио. – Забудь.

Но слова вовсе не звучали шуткой, и Томми вдруг спросил:

- У тебя есть девушка?

Марио неожиданно взъярился.

- Откуда у меня, черт возьми, время на девушек? Восемь месяцев в году я в

разъездах, а остальные четыре работаю. Какие, к черту, девушки!

Но Томми понимал, что дело здесь нечисто. У некоторых мужчин, путешествующих с цирком, было по девушке в каждом городе. Не говоря уже о

том, что в самом шоу на каждого мужчину приходилось по две женщины. О чем

Марио говорит? Но настаивать Томми не стал. Вместо этого он вернулся к

заключенным в рамку правилам.

- Что там последнее, насчет дисциплины?

- Тщательное соблюдение дисциплины, – откликнулся Марио, – признак

настоящего артиста.

- Тщательное соблюдение дисциплины – признак настоящего артиста, – повторил

Папаша Тони из дверей.

Он вышел на пол, и Томми заметил, что Папаша идет босиком – даже мягкие

тапки снял. Но и босиком, с закатанными рукавами он все равно выглядел

королем в своих владениях.

- Подождал бы с экскурсией до завтра, Мэтт, – мягко упрекнул он. – Томми

наверняка устал и голоден.

Однако Томми ощутил, что Папаша, напротив, доволен. Приблизившись, он

положил руки им на плечи.

- Вижу, тебя уже познакомили с традициями нашей семьи. Он рассказывал тебе, сколько лет семья ди Санталис выступала здесь и в Европе? Но не давай им

себя запугать, сынок. Здесь ты один из нас, с теми же правами, что и остальные.