Неверноподданный (СИ)

Вернувшись из Белоруссии, Борис опять заговорил с Раей об отъезде, но она находила миллион причин, по которым сейчас этого делать нельзя. Оба понимали, что это отговорки, но сильно настаивать Борис не хотел. Каждый раз, когда затрагивалась эта тема, настроение у Раи портилось, а его сиюминутные плотские желания всегда оказывались важнее глобальных жизненных задач. Правда, после писем от Фимы с рассказами о путешествиях по Италии и Австрии он вновь начинал теребить невесту и однажды решился-таки поставить вопрос ребром. Ответ оказался неутешительным и Борис воспринял это как разрыв, но на следующий день Рая, как ни в чём не бывало, стала обсуждать с ним подготовку к свадьбе, до которой оставалось совсем немного.

А вечером позвонил Фима. Он сказал, что находится в Нью-Йорке и здесь за небольшую плату можно сделать вызов.

- Я пока не знаю на кого, - ответил Борис, - в данный момент мне нужно три вызова.

- Зачем?

- Один на меня с родителями, другой на меня с родителями и Раей, а третий на всю компанию.

- Это слишком дорогое удовольствие, - возразил Фима, - ты реши, кто едет и скажи мне, потому что скоро я уже буду в Миннеаполисе, а там специалистов по изготовлению документов нет.

На следующий день Боря пошёл к Поланским. Дверь ему открыл Лев Абрамович.

- Мне надо с вами поговорить, - сказал Борис.

- Проходи.

В гостиной были Нина Михайловна и Рая. Поланский, указав на стул, сказал:

- Садись, рассказывай.

- Вы, наверное, знаете, что мой двоюродный брат уехал в Америку.

- Да.

- Я собираюсь последовать за ним.

- А зачем же ты свадьбу затеял?

- Чтобы взять с собой Раю.

- Нет. Моя дочь останется здесь и если ты её любишь, то должен дать мне слово, что мысль об отъезде выкинешь из головы.

- Конечно, люблю, но именно поэтому и хочу увезти её из этой антисемитской страны.

- Антисемитизм есть везде и в твоей любимой Америке его не меньше.

- Тут он государственный. Ведь вы, наверное, знаете, что именно Советский Союз спровоцировал шестидневную войну, а когда Израиль разгромил армии восьми арабских стран и русские люди заговорили о евреях с уважением, советская пропаганда сделала всё, чтобы изменить это уважение на ненависть.

- Я не буду с тобой спорить, хочешь ехать - езжай, но без Раи.

- Ваша дочь взрослый человек и сама решит, что делать. Запретить вы ей ничего не можете. Если она захочет...

- Не захочет! - оборвал его Поланский. Ещё секунда и он, наверное, прогнал бы Бориса, но Нина Михайловна схватила его за руку и утащила в соседнюю комнату. Боря не ожидал от неё ни такой решимости, ни такой физической силы.

Рая, бледная и осунувшаяся, сидела молча и только когда родители вышли, прошептала:

- Согласись с моим папой, Боря. Посмотри, как он переживает.

Если мы уедем, его выгонят с работы. Что он будет делать?

- Поедет с нами.

- Никуда он не поедет, - сказала Рая дрожащим голосом.

- За тобой - поедет.

- У него же допуск, его не выпустят.

- Он юрист и никаких секретов не знает.

- Кого это интересует.

- В ОВИРе же не круглые идиоты, - сказал Боря и попытался её обнять, но она отодвинулась. В этот момент вошли Поланские. Нине Михайловне с трудом удалось убедить мужа, что свадьбу отменять поздно. Приглашения разосланы, ресторан заказан, деньги уплачены. И ладно бы только деньги, но позор-то какой! Как они будут выглядеть перед друзьями и родственниками, если свадьба расстроится. Пусть уж Рая выйдет замуж, а если брак окажется неудачным, развестись она всегда успеет. Нужно только сказать, чтобы молодожёны повременили с детьми. Лев Абрамович, скрипя зубами, согласился. Войдя в гостиную, он угрюмо посмотрел на Бориса и сказал:

- Я надеюсь, ты достаточно трезвомыслящий человек и понимаешь, что сказочки об Америке - сплошное враньё, при желании здесь тоже можно многого добиться, надо только захотеть и, если вы женитесь, я помогу тебе устроиться на другую работу. Рая ехать никуда не может, потому что тогда у нас будут большие неприятности.

- А если она останется, то её собственная жизнь будет одной большой неприятностью.

- Ты можешь предсказывать будущее?

- Нет, но я хорошо знаю прошлое и не хочу испытывать то, что пришлось испытать моим родителям. Да и вам, кстати, тоже.

- Ты внутренний эмигрант и я не желаю, чтобы ты стал членом моей семьи.

Боря пожал плечами.

- Ну, так и иди отсюда!

- Папа, папа! - закричала Рая. Она схватила Бориса, а Нина Михайловна опять утащила мужа в соседнюю комнату. Когда родители вышли, Рая заплакала.

- Я беременна, - сквозь слёзы сказала она.

Борис замер. В прошлый раз она сказала это, ломая комедию перед своим отцом, а теперь...

- Ты не ошибаешься? - спросил он.

- Я несколько раз делала тест.

- Значит, у меня будет сын?

- Или дочь.

- Сын, - уверенно повторил он и в нём стала подниматься волна какого-то необъяснимого тепла. Он испытал гордость, узнав, что эта красивая женщина носит его ребёнка. Он опередил обоих своих друзей. Саша, правда, женат не был, но Володя в общей сложности был женат восемь лет на двух женщинах - и у него ещё не было ни одного наследника, а он не успел жениться и пожалуйста. Борис почему-то забыл Мишу Ларионова, у которого была всего одна жена и двое детей. Точно также он забыл, что всего минуту назад хотел уйти из этого дома. Он обнял Раю и начал её целовать, а когда в комнату вошли Поланские, сказал:

- Мы с Раей решили свадьбу не отменять. Я остаюсь.

XI

Лена недовольно запищала в своей кроватке, это был верный признак того, что пора менять пелёнки. Борис встал, не включая свет, переодел её, бережно положил обратно, вынес мокрые пелёнки в ванну и, вернувшись, посмотрел на жену. Рая продолжала безмятежно спать и он подумал, что если материнский инстинкт и существует, то природа по ошибке наделила им его. Он слышал каждый Ленкин шорох и вставал по первому её требованию. Рая же ночью никогда не просыпалась, а утром, сладко потягиваясь, говорила, что родила идеального ребёнка, который даёт ей возможность отдохнуть. Отдыхала она основательно и даже днём Ленке иногда приходилось требовательным криком напоминать, что пришло время кормления.

Рая вообще очень умело пользовалась статусом кормящей матери.

Когда Ленке было два месяца, она взяла её с собой на экзамен по политэкономии. Соученики хотели пропустить её без очереди, но она специально подождала пока профессор, вечно хмурый старик, вышел в туалет. Когда он возвращался, она театрально поцеловала дочь и передала её Борису.

- Это ваш ребёнок? - спросил профессор, - и на лице его появилось подобие улыбки.

- Да, это Елена Борисовна. Мне скоро надо будет её кормить и если вы не возражаете, я бы хотела ответить без подготовки.

Профессор пропустил Раю вперёд и кивнул на стол, где были разложены билеты.

- Пятнадцатый, - сказала она, - научное обоснование ускорения развития народного хозяйства в переходный период от социализма к коммунизму.

В этот момент из коридора раздался детский плач. Рая обеспокоенно посмотрела на дверь.

- Я думаю, вы подготовились к экзамену, - сказал профессор, - и если согласны на четвёрку, я могу отпустить вас к Елене Борисовне.

- Согласна.

Профессор поставил отметку и протянул зачётку Рае.

- Большое спасибо, вы даже не представляете, как вы меня выручили.

- Представляю, - возразил он и на его лице опять появилось подобие улыбки. Казалось, он прекрасно понимал, что плач Елены Борисовны был записан на плёнку, а когда Рая вошла в аудиторию и прочла вопрос, её муж включил портативный магнитофон на полную громкость.

* * *

Борис перевёл взгляд с жены на дочь и улыбнулся. Лена улыбнулась в ответ. А может быть, ему это только показалось. Хотя чего же ей не улыбаться. Наверное, ей снятся цветные игрушки и она отдыхает перед тем, как начать новый день своей пока ещё беззаботной жизни. Ей не надо вставать по звонку и спешить на работу, не надо думать о том, сколько осталось до семи утра и успеет ли она ещё хоть немного поспать. Вот он думает и, чтобы не волноваться понапрасну, уже давно ставит будильник циферблатом к стенке. После появления дочери день его начинался с того, что он ходил на молочную кухню за детским питанием, затем полусонный уезжал на работу, по дороге домой иногда выстаивал очередь за продуктами, а вернувшись, стирал пелёнки и убирал квартиру. Особенно его изводила уборка дома. Жена и тёща были помешаны на чистоте. Они считали, что все болезни от грязи и эксплуатировали его бесплатный труд. Рая, правда, утверждала, что его труд вовсе не бесплатный и найдётся много желающих получать за этот труд то, что получает он. Наверное, так оно и было, но Боря в отчаянии видел, что ничего не успевает. Он почти забросил занятия спортом, а его организм требовал физической нагрузки и, чтобы хоть как-то поддерживать форму, он иногда бегал по утрам и занимался с чучелом. Правда, чучело было воображаемым, потому что настоящее ставить было некуда. Бегал же он только если после очередной смены пелёнок ему не удавалось заснуть. Почувствовав, что сегодня будет именно такой день, он встал, одел тренировочный костюм и вышел на улицу. Холодный утренний воздух взбодрил его, он наскоро размялся и побежал. Ноги сами несли его по знакомым дорожкам парка, а мысли также по знакомым маршрутам неслись, перескакивая с одной на другую.