Неверноподданный (СИ)

Директору очень понравилась та часть рисунка, которую ему показали, и разговор продолжался уже в более доброжелательном тоне. Горюнов сказал, что сейчас заканчивается строительство клуба и руководство завода могло бы нанять его для росписи стен клуба. Директор позвонил начальнику отдела кадров завода и вскоре Горюнов был принят на должность штукатура. Он имел право работать в удобное для себя время и обязан был согласовывать сюжет своих будущих картин с секретарём парторганизации. Встретившись с партийным боссом, он предложил изобразить на стенах "Космическую одиссею", которую хотел написать, как и мастера Возрождения, по сырой штукатурке. Начинаться "Одиссея" должна была с вида Байконура в момент запуска в космос первого человека, а заканчиваться встречей Гагарина в Москве в тот момент, когда какой-то человек, прорвавшись через милицейский кордон, подбежал к машине и вручил первому космонавту цветы. Этот эпизод неоднократно повторяли по телевизору во время годовщины запуска человека в космос и многие, наблюдая его, видели, что охрана даже не пыталась остановить восторженного чудака, бежавшего к правительственной машине с огромным букетом. Это был один из немногих моментов в истории, когда гордость граждан за свою страну была настолько сильна, что они прощали правительству все обиды и вместе радовались достижениям. Вася был уверен, что сможет передать это настроение, потому что чудаком, подарившим цветы, был он. Ему было тогда двадцать лет и сделал он это на спор. Он уговорил милиционера, сдерживавшего толпу, пропустить его к проезжающей машине и подбежал к национальному герою в точно рассчитанный момент. Горюнов собирался изобразить на картине яркий весенний день и радующихся людей. Молодых и старых, мужчин и женщин, слуг народа и их бесправных хозяев.

Выслушав Горюнова, секретарь парторганизации предложил более традиционный сюжет - Первомайскую демонстрацию с членами политбюро на мавзолее, но Вася убедил его, что в таком случае, при изменении состава высшего органа власти, надо будет менять действующих лиц картины. Если же кого-то объявят врагом народа, то делать это придётся в обязательном порядке и срочно, а поскольку ДК простоит долго, то вероятность исправлений в будущем очень велика. Картины же, написанные на сырой штукатурке не переписывали даже мастера Возрождения. И Вася рассказал главному коммунисту завода как папа Павел Третий, сопровождаемый своим церемониймейстером Бьяджо да Чезена, пришёл смотреть работу Микеланджело в Сикстинскую капеллу и попросил Бьяджо высказать своё мнение. Церемониймейстер, не любивший художника, сказал, что эти фигуры были бы более уместны в трактире. Микеланджело, узнав об этом, нарисовал папского церемониймейстера в аду среди грешников, а когда тот обратился к папе с жалобой и попросил заставить художника убрать его портрет из ада, понтифик ответил:

"Если бы Микеланджело поместил вас в раю, я мог бы еще что-то сделать, но в аду у меня нет никакой власти".

Выслушав эту историю, секретарь парторганизации махнул рукой, давая Горюнову карт бланш.

Через полгода Боря решил посмотреть росписи Горюнова. Заехав в ДК, он с удивлением обнаружил, что закончена лишь одна стена. Он спросил у рабочих, где художник. Ему ответили, что несколько месяцев назад Василий Николаевич упал с лестницы, переломал себе всё, что только можно, и больше на работе не появлялся.

Борис сразу же поехал к нему. Горюнов передвигался по квартире с палочкой.

- Как ты себя чувствуешь? - спросил он Василия Николаевича, первый раз обратившись к нему на "ты".

- Неважно, - ответил тот.

- Что случилось?

- Заходи, расскажу.

Борис пробыл у своего учителя два часа, а придя домой, застал тестя, который только что вернулся из командировки.

- Боря, мне надо с тобой поговорить, - сказал Лев Абрамович.

- Мне тоже.

Поланский хотел сказать зятю, что во время испытаний нового оборудования получил большую дозу радиации. Она не была смертельной, но значительно ослабляла иммунную систему и повышала вероятность летального исхода даже при лёгкой болезни. Случилось это не в первый раз, но раньше ни у кого не было счётчика Гейгера, а теперь какой-то ушлый инженер привёз с собой несовершенную самоделку и продемонстрировав её начальнику полигона указал на опасность, а тот, чтобы не вызывать панику, не нашёл ничего лучшего, как "случайно" уронить капсулу. Все безропотно это проглотили тем более, что выбора всё равно не было: ведь до гостиницы они могли добраться только на специальном автобусе, который приезжал за ними в конце дня. Лев Абрамович хотел рассказать всё это зятю, но начал с того, что, как ему казалось, должно было интересовать Бориса гораздо больше.

- Боря, мне уже тяжело водить машину и я бы хотел оформить её на тебя.

- Не надо, - ответил Коган.

- Почему?

- Потому что вы свою машину очень любите и будете считать, что я обращаюсь с ней недостаточно хорошо.

- Ты же ездил на Сашиной, а он, наверное, любит свою не меньше.

- Наверное, но мы с ним друзья.

- А с тобой мы родственники.

- Это совсем другое дело, взгляды родственников на жизнь могут сильно отличаться. Я, например, считаю варварством лишать пострадавшего человека денег, которые ему необходимы на лекарства.

Лев Абрамович вопросительно посмотрел на Бориса.

- Вы сделали это с Горюновым.

- Это он тебе сказал?

- Да.

- А он не добавил, что его адвокат потребовал от завода компенсацию, равную его зарплате за десять лет.

- Нет.

- Ну, так я выступил именно против этого и иск был решён в пользу завода. Судья выяснил, что Горюнов получает по бюллетеню от своей работы и если он за год не поправится, то получит право на пенсию по инвалидности.

- На пенсию не проживёшь.

- По заключению врача он должен скоро выздороветь.

- У него нарушена координация движений, а для художника это конец карьеры.

- Ему совсем необязательно быть Рафаэлем.

- У него талант милостью Божьей, а вы отняли у него надежду вернуться к любимому делу. Он даже приличные лекарства купить не в состоянии.

Лев Абрамович подумал, что он сам находится в гораздо более плачевной ситуации, потому что судиться с Министерством обороны не только бесполезно, но и опасно. Его признают абсолютно здоровым, обвинят в разглашении государственной тайны и могут даже лишить пенсии. Во всяком случае его недоброжелатели в Министерстве сделают для этого всё возможное.

- Я выхлопотал Горюнову бесплатное лечение в заводском санатории в Одессе и его мать согласилась прекратить иск, - сказал Поланский.

- Да как же ей не согласиться, Вася сейчас не может себя обслуживать и без матери он вообще бы концы отдал, а денег на приличного адвоката у них нет и тягаться с заводом им не под силу.

- В том, что произошло, завод не виноват. Твой друг получил травму на временной работе и с ним поступили в полном соответствии с законом. Ты бы, наверное, тоже не стал платить за лечение человека, который сломал ногу, когда ставил тебе забор.

- Нет, но я бы не стал платить и хоккеистам, которые на вашем заводе кроме тройной зарплаты получают премию за каждую победу и за каждый гол. Это, по-вашему, законно? Они ведь официально считаются любителями и должны играть только в свободное от работы время. Или у вас разные законы для разных людей?

- Такова наша система и я её изменить не могу.

- При вашей системе государством управляют воры и преступники.

- Государством всегда управляют воры и преступники, а система эта такая же моя, как и твоя.

У Бори на секунду мелькнула мысль, что Поланский прикидывается верноподданным только потому, что ему это удобно. Он прожил здесь жизнь и, наверное, считал, что ему поздно что-то менять. Но Борю уже понесло.

- Нет, не такая же, я к вашей партии никакого отношения не имею.

- А мы с Ниной Михайловной имеем, так что?