Приключения бизнесмена (СИ)

— Ты как здесь? Ты же отличником был и — на тебе! — какой-то вонючий НИИ. — Генка гоготнул на слове «вонючий».

— Да, так вышло. Наобещали мне здесь с три короба — квартиру, пятое-десятое, — вот я и купился. А потом, сам знаешь, все так завертелось. Какая там квартира! Работу бы найти. — Серёня отхлебнул немного темно-коричневой бурды из кофейной чашки. — Ладно, не будем о грустном. Ты-то как? Я ведь вас всех, чертей, порастерял. Кто, где — понятия не имею.

Но Генка Серёниного вопроса просто не заметил — он всегда был хватким делягой, и выгоду свою почитал прежде всего, хитро прищурился и, подмигнув Серене, сказал:

— Работу, говоришь, найти? А как тебе, например, такое предложение — две тыщи доллариев оклада — на первое время, кабинет «под евро» и симпатичная секретарша, а?

Серёня молчал и чувствовал, что у него на губах приклеена глупенькая и совершенно неуместная улыбочка. Генка нетерпеливо засопел:

— Ты чего, мало, что ли? Ну, это же на первое время, — повторил Генка, — потом добавим. Там же еще премии всякие, процент и еще куча всего. Ну, что пойдешь? — снова спросил он впавшего в транс Серёню. Наконец до Серёни дошло, что обращаются именно к нему, а не к какому-то там инопланетянину Феде и предложение, стало быть, тоже для него.

— Две тысячи долларов? — Сереня недоверчиво глазел на Генку. Тот, осознав, что его, кажется, начинают ценить, надулся гордостью и порозовел. — Ты, что, серьёзно? — Серёня не был тугодумом, но от такого предложения мысли его погрузились в первозданный хаос.

— Слушай, а ты, собственно, кто? — Серёня решил потянуть время, чтобы привести свой IBM в порядок. — Ты откуда свалился в наши обшарпанные пенаты?

— Вот с этого и надо было начинать, — Генка улыбнулся. — Я купил здоровый кусок вашей богадельни вместе со всеми потрохами и ржавыми пробирками. Здесь будет мой новый офис — конечно, после соответствующего переоборудования и все такое прочее.

До Серёни наконец начало понемногу доходить, что Генка теперь не просто Генка-Художник, а Геннадий Палыч, хозяин и благодетель, тэк скэзэть.

— Ну, ты дае-ешь! — восхищенно протянул Сереня.

— Так, я не понял — ты согласен или нет ко мне в замы? — на лбу у Генки обозначились две крошечных морщинки.

— В замы?! Ты предлагаешь мне место зама?! Так ты же меня сто лет не видел и, вообще, в замы обычно своих берут. — Серёниному удивлению не было предела.

— Слушай, ты, что, действительно сдурел тут среди своих пробирок? Да у тебя весь институт списывал, ты, что, забыл? Да какие же мне еще рекомендации нужны, если я тебя как облупленного знаю. Кто же свой, как не ты — сколько мы с тобой за пять лет всякой дряни выпили! Целый винзавод! Нет, Серёня, ты здесь и вправду закис! Давай-ка мы вытряхнем из тебя этот мелкобуржуазный шовинизм или как его там. А, неважно! Поехали отсюда к чертовой матери, а то здесь в кофе можно червяка выловить. Кофе — благородный напиток, его надо пить в других местах.

Так жизнь Серёни круто поменялась в первый раз.

Перебравшись после ремонта в свой — собственный! — кабинет, Серёня неожиданно для самого себя превратился в Сергея Николаевича. И это обстоятельство ему понравилось так, как ничто другое в его недавно изменившейся жизни.

Молоденькая секретарша Зиночка по утрам, стуча каблучками, как это делают все секретарши мира, благоговейно вносила в его кабинет крошечную чашечку крепкого кофе на миниатюрном подносике и, кокетливо вильнув бедрами, удалялась к себе в «предбанник».

Но верхом блаженства, конечно, было личное «авто», подаренное щедрым шефом — Генкой с барского плеча. После работы Серёня гонял на нем по городу, наслаждаясь скоростью и свободой.

Картину завершала немаленькая, по Серёниным меркам, зарплата. Она подняла его статус в собственных глазах практически до небес. Ещё бы! В его распоряжении теперь были все супердорогущие бутики города, а так же пароходы и самолеты, ждавшие когда же он — Серёня — соблаговолит захотеть слетать на завтрак, например, в Париж. Почему именно в Париж? А черт его знает. Наверное, потому что Париж был пределом мечтаний любого советского человека, и счастливчикам, поглазевшим вблизи на Эйфелеву башню — и чего такого желанного в этой железной дуре? — окружающие готовы были при жизни устанавливать памятники, как самым выдающимся людям эпохи. А рассказы очевидцев о том «каконтамвПарижепил кофийнаМонмартре» казались чем-то идиллическим и прекрасным, как свет далеких звезд.

А что изменилось? Времена, скажете вы. Глупости! Времена всегда одни и те же! Люди — вот в чем суть всех времен. А так же, их возможности или невозможности.

К Серёне судьба повернулась своим ласковым улыбающимся лицом и в один миг превратила его из среднестатистического советского неудачника в обеспеченного новорусского буржуа. Теперь всякие там парижи-лондоны были ему по карману, и, осознав эту свою новую действительность, Серёня захотел другой жизни. И был прав! А кто бы на его месте не захотел? Особенно, когда голова соображает очень даже неплохо, и молодость бьёт ключом из каждой дырки красивого мужского тела.

Так пролетели несколько месяцев, и, пресытившись новизной и неожиданным богатством, Серёня наконец с головой ушел в работу. Нет! Он и до этого исправно выполнял все взваленные на него шефом поручения, но сейчас что-то в нем изменилось. Он понял, что красивая жизнь — это, конечно, здорово. Но вот работа… Оказывается, от неё можно получать удовольствие даже большее, чем от глазения на развалины ушедших цивилизаций или флирта с хорошенькими девчонками из парижских кафе-шантанов.

Это было для него открытием. Его прошлая работа была рутинна и от этого скучна. Да и окладец не бог весть — не то, что на кафе-шантан, на пирожки в институтском буфете не всегда раскошелишься.

Теперь все было иначе. Важные встречи с кучей интересных и знающих цену этой жизни людей, бесконечные переговоры-договоры с банкетами и без. Вот тут-то и пригодились Серёне старые совковые связи, которые он приобрел, шатаясь по разным кабинетам и выбивая бюджеты под очередное техническое задание.

Теперь Серёня с улыбкой вспоминал те времена. Институт, в котором он прежде трудился, занимался различными «хозтемами». Бывший Серёнин шеф был жадина ещё та! Он присосался к Серёниным светлым мозгам, как блоха к старой собаке и поедом ел исполнительного работника за каждый не выбитый из заказчиков рубль. Да ладно бы делился! Ведь, нет. «Выбегает» Серёня приличный бюджет, увяжет все узелки непростых договорных отношений — при Советской власти с этим строго было — все по отчетам, по документам, все бумажечки подшиты и одна к одной в папочку сложены. А как приходит пора Серёне денежку платить — он-то уже и с темы сокращен и, оказывается, это шеф его — светлая голова, а он — Серёня — так, непонятно что, пацан на побегушках и неумеха. Шефу, конечно лавры на голову за высокие показатели, а Серёне — 60 рубликов премии.

Терпел все это Серёня от безысходности. Куда податься молодому специалисту! Зато шеф — гадина — жирел на Серёниных трудах. За пару-тройку лет машину купил, дачу.

Серёня от природы был человеком не жадным, скорее, наоборот. Никогда никому не завидовал, жил себе и жил. Но от несправедливости страдал, как любой нормальный человек.

С наступлением новых времен все изменилось до неузнаваемости. Где теперь его шеф, бог весть! Раскидала всех жизнь. А может оно и к лучшему — так бы и сидели до пенсии по щелям, как тараканы, без светлого будущего и хороших заработков.

Разобравшись, как следует, в своей нынешней работе, Серёня понял, что при известной сноровке можно прибыль, а заодно и свою зарплату, утроить. Это как минимум. Об этом он, не медля, и сообщил своему новому шефу. Предприятие качало нефть и выпускало акции. Никто тогда не знал, чем все закончится.

Серёне повезло. Генка, при всей его любви к женскому полу и дурбалайстве, оказался хватким и толковым парнем. Он прекрасно разбирался в своем бизнесе и, гоня нефть в светлое забугорье, не успевал открывать новые счета для нефтебаксов. Поднакопив деньжат, Генка мчался в Сибирь и скупал там в северных болотах новые нефтеносные скважины, загубленные бесхозяйственностью и ленью местных начальников. Всего этих драгоценных скважин теперь у Генки теперь было пять. Не густо, но ему и его команде на жизнь хватало с головой.