Игра по-крупному

Ирина позвонила в середине октября, поздно вечером, Фирсов отпаривал брюки.

Она говорила взволнованно и чуть печально.

-- Игорек, милый, прости, если можешь... Я так перед тобой виновата. Сама не понимаю, как это получилось. Но я не могу без этого, не могу. Мы с тобой взрослые люди, что было, то было, но я... Ты мне дорог, тебе надо жениться, и я не хочу, чтобы с другой женой у тебя получилось то же самое. Прости, что я об этом говорю, но ты же... неумека... Ты, как молодой жеребец, думал только о себе. Я была для тебя просто подстилкой. Конечно, я виновата, что не научила тебя ничему, не подсказала... Я боялась задеть свое самолюбие, показаться развратной, что ли... Ведь этому надо учиться, милый, учиться. В этом нет ничего зазорного...

Игорь опустился на сундук возле телефона.

-- Ну а что же ты раньше-то... -- не сразу ответил он. -- Могла бы научить...

Ирина помолчала.

-- А ты хочешь научиться?.. -- спросила тихо.

От Ирининых слов ему стало жарко. Он хотел ответить как-нибудь дерзко, вроде того, что спасибо, дорогая, наставницы у него уже есть, поздно, дорогая, но сказал:

-- Хочу!

-- Тогда записывай адрес.

-- Ты что, живешь не дома? -- высохшим ртом спросил он.

-- Я тебе потом объясню... -- Она назвала свои координаты. -- Приедешь?

---- Да.

-- Только не думай ничего... это не для того, чтобы вернуть тебя... Просто... -- Ирина выдохнула. -- Ну приезжай...

Игорь сел в такси, притормозившее перед светофором у площади Льва Толстого, и с колотящимся сердцем поехал на Гражданку.

Позднее, вспоминая ту ночь, Игорь приходил к выводу, что в постигшей его семейной драме есть и его доля вины; причем изрядная. И испытывал к Ирине даже чувство некоторой благодарности, замешанное, правда, на досаде: "Почему же не раньше-то?.." Снобистски гнушаясь засмотренных до дыр порнографических журналов и фотографических пособий с комментариями на иностранных языках, которые ходили в институте по рукам, а тем паче -- разговоров в мужских компаниях на сексуальные темы, он наивно полагал, что в природе, как и в высокочастотном штепсельном разъеме, существуют два парных предмета -- "папа" и "мама", и чем плотнее и крепче они соединяются. тем устойчивее, так сказать, связь. Все остальные премудрости не имеют значения. "Тебе хорошо?" Кивок. Значит, все в порядке.

Ирина, с еще мокрыми после душа кончиками волос, постояла и, криво улыбнувшись, распустила кушак на халате. Потянулась к выключателю. И прежде чем на них рухнула темнота, Игорь успел схватить взглядом незагорелую полоску кожи на бедре, под отъехавшей полой халата -- другую Ирина еще придерживала рукой. "Ну иди сюда, не думай ни о чем, -- торопливо зашептала она, отступая к расстеленной тахте. -- Представь, что мы просто любовники, которые недавно познакомились. Просто любовники. Все будет хорошо..." Она стала расстегивать на нем рубашку, и Фирсов ощутил легкий запах вина. С шорохом упала на пол одежда, приятно запахло кремом, и Фирсов не сразу понял, зачем здесь крем, и что ему требуется сделать.

Квартира, в которой Ирина давала начальные уроки любви своему бывшему супругу, принадлежала тому самому, в темно-синем костюме и с зонтиком в руках, командированному нынче на симпозиум в Среднюю Азию, и в коротких перерывах между сладкими стонами, поражавших Игоря своей точнейшей совместностью, он мстительно думал, что теперь они квиты, более того -- явись сейчас ученый муж домой, он, Игорь, не стал бы ретироваться и прыгать через ступеньки, а повел бы себя как человек, вернувший себе то, что принадлежит ему по праву. Возможно, он увел бы Ирину с собой, -- да, скорее всего, увел бы, простив ей измену, потому что теперь с ним была другая Ирина, неизвестная и обольстительная в своей ничего не стыдящейся страсти. И он чувствовал себя с ней другим -- он мог дарить ей наслаждение, от которого она задыхалась и кусала ему губы. Ах, если бы все это раньше...

Утром они пили на кухне кофе и Ирина смотрела на него восторженно и чуть грустно.

-- Ты чего? -- устало улыбнулся Игорь.

-- Ничего... Просто я рада за тебя. И за твою будущую жену -- ей будет хорошо с тобой.

-- А-а, -- сказал Игорь, -- понятно...

-- Ничего тебе, дурачку, не понятно. Я сделала из тебя мужчину и горжусь этим.

-- Я тоже рад, -- сказал Игорь. -- За тебя и твоего нынешнего мужа.

-- Он мне не муж.

-- Но спите-то вы вместе.

-- Я и с тобой сплю, -- Ирина подняла на него глаза и посмотрела испытующе. -- И дальше хочу спать...

Игорь отвел глаза и потянулся за сигаретами.

-- А я думал, учеба кончилась...

-- Нет, миленький, она только началась... -- Ирина подошла к нему и обвила рукой его шею, ожидая, когда он повернется к ней. Фирсов отложил незакуренную сигарету и посадил Ирину на колено. Она закрыла глаза и прижалась припухшими губами к его щеке. -- Я. Буду. Твоей. Любовницей, -- пробубнила она. -- Хочешь?..

-- У меня есть жена, -- сообщил ей на ухо Игорь. -- И штамп в паспорте.

-- У меня тоже есть штамп, -- влажно ощекотав ухо, шепнула Ирина. -- А мужа нет...

-- Тогда хочу, -- кивнул Игорь. -- Мне нужна любовница. Такая, как ты... А почему ты здесь живешь? -- также шепотом спросил он.

-- Потому что я ушла от родителей, -- сложив ладони рупором, продышала ему в ухо Ирина. -- Но больше я здесь жить не буду. Буду жить у Ленки. У нее маму положили в больницу. С сегодняшнего дня я не смогу здесь жить. У меня появился мужчина, которого я... Которого я буду учить любви. Он очень хороший мужчина.., -- шептала она. -- Очень...

"Уроки" возобновились очень скоро. Ирина убегала с лекций и, не таясь соседей, приходила на Петроградскую. Они запирали дверь, задергивали шторы, раздевались нетерпеливо и падали на диван. Им не хватало дня -- несколько раз Ирина оставалась ночевать, и засыпали они только под утро. Медовый месяц через месяц после развода... "Это что-то ужасное. -- У Ирины мелко стучали зубы. -- Ты великолепен. Я боюсь, что я стану твоей рабой..." Обыкновенный раскладной диван оказался удивительно полифоничен -- на нем можно было играть простенькие гаммы и брать самые сложные любовные аккорды, составлять пронзительные фуги и трепетные оратории -- все зависело от фантазии оркестрантов. Но вскоре и диван показался им примитивен -- ватное одеяло швырялось на пол, на него летели подушки; сплетались в кресле, не стесняясь своей наготы.

-- Откуда у тебя такие способности? -- ревниво поинтересовался Игорь. -- Наверное, я был у тебя все-таки не вторым? Теперь можешь признаться...

-- Нет, -- Ирина посмотрела ему в глаза. -- Я тебя не обманула. Просто мой первый мужчина был медиком... Ну, и теоретическая подготовка в институте, -- улыбнулась она. -- Мы же с девчонками не о футболе говорим...

Игра в любовников, которую они придумали, заражала Игоря агрессивным бесстыдством, которого он с каждым "уроком" жаждал все больше и больше. Вместо притупившейся и почти забытой нежности взвинчивалось и росло чувство злое -- чувство сильного, торжествующего победителя, опрокинувшего и покорившего слабого -- женщину, которую он украл, соблазнил и теперь делает с ней, что хочет; и не раз ему чудилось, что с ним не Ирина, а кто-то другая, которую он безжалостно мучит и заставляет вскрикивать, корчиться, извиваться, наслаждаясь своей властью над ней. И неостывшее чувство мести -- тому, в синем костюме, который названивает теперь Ирининым подругам и ищет ее.

-- Скажи, а ты мог меня простить? -- спросила однажды Ирина в темноте. -- Забыть все. Начать с начала...

Фирсов закурил, положил себе на живот пепельницу и выдохнул дым.

-- Тебя не устраивает нынешнее положение?

Ирина зажгла на тумбочке у дивана свечу и стала задумчиво водить над ней ладонью.

-- Устраивает... -- Ирина задержала ладонь над вытянувшимся пламенем. -- Меня все... -- Она поморщилась от боли.

Игорь отдернул ее руку. "Приложи". -- Он вскочил и принес носовой платок, смоченный водой из чайника.