Горькая радость

Тафтс сидела в гостиной в окружении книжек, Китти была на дежурстве — как обычно, в детском отделении. Она хотела работать только там, и старшая медсестра, как ни странно, шла у нее на поводу.

— Тафтс! — окликнула сестру Эдда, ставя на плиту чайник. — Тебе никогда не надоедало быть умной и одаренной?

— Будем пить чай? Хорошая идея, — откликнулась Тафтс, подняв от книги свои золотистые глаза. — Ты хочешь сказать, лучшей половиной двойни?

— Ты так это понимаешь? — нахмурилась Эдда.

Если не сравнивать с Китти, которая ее затмевала, Тафтс вполне могла претендовать на звание красавицы. Такое же безупречное лицо, прямой нос, огромные глаза, высокий круглый лоб. Правда, Китти была поярче, и ее ямочки на щеках были более заметны, но в отсутствие сестры Тафтс выглядела потрясающе. И почему этого никто не замечает?

— Но ты же не будешь утверждать, что Грейс с Китти глупы и бездарны, — озадаченно произнесла Тафтс. — Потому что это совсем не так. Просто они хотят совсем другого, чем мы с тобой.

— Ну да, они хотят любви, — фыркнула Эдда, вложив в слово «любовь» все свое презрение. — Любовь! Подчинение мужчине и ничего больше.

— Мне понятен твой скептицизм, Эдс, но наша больничная практика лишний раз доказывает, что мужчины и женщины устроены по-разному — и физически, и ментально. Я уже устала от уравниловки, с которой выступают поборники равноправия. Мужчины вовсе не одинаковы, так же как и женщины. Каждый из нас индивидуален.

— Браво, Тафтс! — со смехом воскликнула Эдда. — Но возвращаясь к любви, могу сказать, что я скорее умру, чем стану ее рабой.

— А возвращаясь к нашей практике, я могу сделать вывод, что порабощает привычка, а в нее может превратиться и любовь, — заявила Тафтс, заваривая чай. — Привычки почти невозможно изменить.

— Ну, Тафтс, ты даже умней меня! Доктор Финакан говорил нам о гормонах. Возможно, мы с тобой отличаемся от Грейс и Китти только степенью их концентрации? Или наши мозги развивались как-то по-другому? А что такое вообще привычка?

Эдда налила в чашки молоко, и Тафтс стала размешивать чай, чтобы он быстрее заварился. Потом они сели за стол, чтобы насладиться этой панацеей от всех скорбей.

— А почему ты завела этот разговор? — спросила Тафтс, прихлебывая чай.

— Я была сегодня у Грейс вместе с Джеком Терлоу — безумная идея! Он сделал вид, что хочет познакомиться только из любопытства, и я считала, что раз увидев, он и думать про нее забудет, — проговорила Эдда с кривой улыбкой. — Как же я ошибалась! Теперь вместо конных прогулок по выходным я вынуждена ездить с ним к Грейс, чтобы исполнять роль бесплатной садовницы и прислуги.

— Но ты ведь сердишься совсем не из-за этого, Эдда.

— Ты видела этот дом?

— Да, там все с таким вкусом. Я даже удивилась.

— А тебе не приходило в голову, что она потратила на это все до последнего пенни — и сбережения Бера, и свои собственные пятьсот фунтов? Это Мод подбила ее обставить дом мебелью, которую она просто не может себе позволить!

— Я как-то не подумала… Моя мать ужасная женщина, — тихо сказала Тафтс. — Мы обе это знаем. А зачем она это сделала?

— Чтобы рассорить Грейс с Бером. Когда Мод транжирит деньги на мебель, чтобы пустить всем пыль в глаза, наш добрый папочка насупливает брови и заставляет ее вернуть покупку в магазин. Она вообразила, что Бер, как человек простой, будет менее деликатен и покажет Грейс где раки зимуют. Но она просчиталась. Бер готов простить Грейс все что угодно.

— И слава Богу! Ее влияние на Китти сошло на нет, она жаждет реванша и готовит новые происки. Грейс с Бером только разминка. Берегись, Эдда. Главная цель — это ты, я в этом не сомневаюсь.

— Согласна, дорогая, но только я уже давно не завишу от Мод. Как она может мне навредить?

— Думаю, она будет действовать через Джека Терлоу, если Грейс о нем разболтает. Она попытается подмочить твою репутацию.

Эдда рассмеялась:

— Если начнут сплетничать обо мне с Джеком, на тебя с докторами у них уже пороху не хватит.

«Бедная Эдда», — думала Тафтс, направляясь в отделение патологии, располагавшееся в просторном здании, похожем на сарай. Там же находилась библиотека и новый рентгеновский аппарат, огромная установка, такая тяжелая, что ее пришлось ставить на специальный постамент. Как менее привлекательная половина пары, Хизер/Тафтс была избавлена от многих коллизий, которые приходилось переживать Китти, и то же самое можно было сказать о Грейс и Эдде, которая пронзала змей ножкой стула, ничего не боялась, да к тому же была обаятельной и привлекательной. Но свою любовь встретила все-таки Грейс — настоящую любовь, которая никогда не проходит, никого не осуждает и прощает все грехи. Что бы ни натворила бедная глупая Грейс, Бер всегда будет рядом, чтобы собрать осколки. А теперь, в отсутствие Бера, осколки вызвался собирать другой мужчина, причем из самых лучших побуждений. Возможно, Эдда и хороводится с Джеком, но его готовность прийти Грейс на помощь говорит о том, что он желал бы видеть Эдду не столь самостоятельной и хоть немного нуждающейся в нем.

Но Эдда этого не замечала, да и не желала замечать. Она гордилась своей независимостью и способностью постоять за себя. Это не значит, что она менее достойна любви. Просто некоторых женщин любить непросто. Бедняжка Эдда!

Когда Тафтс вошла в отделение, было уже совсем темно. Она двинулась по длинному коридору, в конце которого была красная дверь в берлогу доктора Лиама Финакана, то есть в его кабинет. Там тоже было темно. Патолог ушел домой, и теперь хозяйничать здесь будет она. Чашки с культурами тканевых клеток, срезы грудной ткани, пробы для гистологического анализа — все это ей предстояло подготовить для доктора. Простые рутинные процедуры типа анализов мочи были уже проведены лаборантом. Доктор Финакан обходился без второго лаборанта только благодаря ей, Тафтс Скоуби, которая любила эту скрупулезную работу и выполняла ее гораздо лучше, чем молодой человек, специально нанятый для этой цели.

Не включая свет, она прошла через боковую дверь в лабораторию, где повернула несколько выключателей, залив помещение ярким желтым светом. Там стоял микротом с уже вставленным и заточенным ножом, и Тафтс занялась приготовлением срезов того, что раньше было женской грудью. Она была так увлечена этим занятием, что не замечала ничего вокруг.

— Благодарю вас, Хизер, — вдруг послышался голос доктора Финакана.

Тафтс подскочила от неожиданности и широко улыбнулась:

— Все будет готово вовремя.

— Бьюсь об заклад, это раковая опухоль, — проговорил доктор.

— Бедная женщина! Ей всего лишь за тридцать, и у нее маленькие дети.

Тафтс слезла с высокого стула и прошла в кабинет, чтобы доктор Финакан мог запереть лабораторию.

Подобно своим коллегам-хирургам, Лиам Финакан был весьма ценным приобретением для провинциальной больницы. Он тоже мог сделать успешную карьеру в Сиднее или Мельбурне. Но его жена была уроженкой Корунды, и он с первого взгляда полюбил это место: его патриархальную атмосферу, зеленую траву и пышные европейские кустарники и цветы. Он родился в Ольстере в протестантской семье, учился в Лондоне и мог получить должность патолога практически в любой больнице. Ведь он работал со знаменитым сэром Бернардом Спилсбери! Но для того, кто вырос среди религиозных распрей Ольстера, Корунда казалась сущим раем.

Возможно, это было единственное, за что он был благодарен Эрис — она скучала по дому и подтолкнула его к этому выбору. Красивая девушка, привлекательная женщина, Эрис никогда не довольствовалась тем, что у нее было. Его род занятий не требовал разъездов или постоянного отсутствия, хотя порой Лиам об этом жалел — тогда бы он не знал о постоянных изменах жены, о которых судачила вся Корунда.

Ему почти всегда удавалось не замечать ее интрижек, за исключением тех случаев, когда она требовала развода. Его отказы объяснялись не религиозными убеждениями, а лишь состраданием к этой женщине. Если уж такова ее натура, пусть и дальше флиртует с мужчинами, но публичного унижения Эрис не вынесет, как бы горячо она ни желала развода. Скандал будет для нее катастрофой. Во всех ее романах была одна общая особенность: мужчины, в которых она безумно влюблялась, исчезали быстро, как дым. Если ее оставит и собственный муж, она просто пропадет в этом суровом мире. Будь у нее дети, все могло бы сложиться по-другому, но она была бесплодна — ее бесчисленные адюльтеры и полное пренебрежение противозачаточными средствами так и не привели ни к единой беременности. Доктор Финакан был склонен думать, что все ее похождения были не чем иным, как отчаянными попытками обрести ребенка.