В движении вечном (СИ)

Витька отнюдь не случайно именно так выразился: маэстро ваш. Не для него, не для Витьки теперь были танцы. Вера -- душа любого дела; поверив, пускай на паутинке надежды вначале, он и в ДК теперь появлялся лишь изредка.

Есть такой оригинальный жанр театрального искусства, спектакль-монолог. Там один актер и целый зал зрителей; теперь же порой Игнат наблюдал нечто совершенно противоположное. Будто масса великих актеров вокруг непридумно творила свой новый вечерний аншлажный спектакль, а из уголка неотрывно, тоскливо взирал на него лишь единственный зритель.

-- Балдеем?  -- даже воскликнул однажды в сердцах Витька.  -- И я вот тоже балдею!

В ответ Игнат не смог удержаться, чтобы не припомнить другу его недавнюю присказку:

-- Ну, так и в школу ходил побалдеть.

-- Смейся, смейся! -- закивал головой в ответ тотчас Витька выразительно с особым прищуром, хоть Игнат и не думал смеяться.

Он лишь улыбнулся невольно и чуть заметно. Рядом, его рука на плечике, приютилась, поглядывая, такая миловидная в синеватом полумраке зала, смуглая Юлька.

-- Погодите, голуби! -- глядя с тоской на обоих, выговорил Витька уже как бы мстительно. -- Подождите, и самим-то годок остался. Посмотрю я тогда.

-- Х-ха, точь-точь, как классуха наша! -- теперь и впрямь от души рассмеялся Игнат. -- Тоже погодите годок, да подождите...

-- Вот и слушай.

-- Что ж сам-то не слушал?

С какой-то несвойственной ему грустновато-усталой улыбкой Витька только кивал головой в ответ.

-- Зато, наверно, давно на память все выучил? -- вдруг стрельнула ему в лицо карими глазками Юлька.

В ответ Витька мотнул головой как-то и вовсе отчаянно:

-- На память, х-ха, ну ты и скажешь! На па-а-мять... Триндец получается, братцы, мучишь-мучишь науку эту, а толку...

Витька вздохнул тяжко, а далее говорил с передышкой, словно выгружая едва неуклюжие рваные фразы:

-- Эх, экзамены, аудитория, билет на засыпку в подарочек.... Коль не наелся, видать, так не налижешься досыта, такая вот видится сказка вдали.... Эх, как поступить, как поступить... Одна лишь надежда моя, на удачу.

Витька снова выдохнул тяжко; тоскливо, потерянно глянул вокруг. А вокруг!

Вновь синеватые сумерки танцевального зала, казалось, уже не могли вместить-втиснуть еще больше народа. У задней стены располагалась эстрада и музыканты, слева плотными кружками расположились парни; девчата в рядок напротив. В уголках и возле окон приютились парочки.

-- Танец взаимного приглашения! -- снова кричит улыбчиво на весь зал Антон, и снова так трепетно возносит душу его любимая:

За рекой калина красная,

Налитая соком,

Обожгла ты руки белые

Золотой осокой...

Сладостной грустью манит переливчатый звон серебристых аккордов. Кружат пары. Мельтешат вперемешку искрометные пестрые блики, переливистая пышная феерия! --так близко она, рядышком... И так далеко бесконечно.

В золотой осоке прячутся

И дожди, и солнце,

Ой, кому-то нынче плачется,

А кому смеется.

-- Лето, лето... Ну и лето, ребята, мне нынче выдалось, -- шептал едва слышно Витька, неотрывно взирая в зал. -- Сколько жить, столько помнить буду.

-- Это лето кому позабыть? Спроси у любого.

-- Эх, мне бы вот так... не забыть!

Начав по-прежнему тихо и вдумчиво, Витька затем резко добавил силы в голосе, закончил ударно на последних словах. Затем перевел взгляд медленно, и уже как-то более внимательно глянул на парочку.

-- А ты? -- подмигнул вдруг совершенно неожиданно со своей знакомой лукавой хитринкой. -- Как там, поэты? Поэты придумали?

-- Поэты, поэты, -- словно согласился с ним тотчас поспешно Игнат.

4

"Двухтысячный год"

"Одна лишь надежда моя, на удачу!" -- говорил Витька друзьям при встречах и впоследствии, однако у него была вовсе не та сугубо фаталистическая натура, чтобы полагаться в делах на одни лишь капризы удачи. Недели за две до вступительных он повез документы в приемную и возвратился назад отнюдь не с пустыми руками. Привез с собой целый комплект крохотных, размером в ладошку толстеньких книжечек; они очень удобно раскладывались в гармошку, на каждом листике был отдельный вопрос с самым главным по пунктам.

-- И где ты надыбал такое? -- глянувши мельком, поинтересовался Игнат.

-- А-а, мужик вертелся у корпуса. Лысоватый, в очках, из себя как профессор. По трояку всего, а класс!.. Класс шпоры, скажи?

Что ж, и в эпоху развитого социализма не обойтись было без коммерсантов. С оглядкой, высовывая краешек из-под полы напоказ, выползали они из укромных углов, лишь бы только запахло "наваром".

Витька пронумеровал странички, усовершенствовал свой парадный костюм: пришил маленький тряпичный карманчик внутри на удобном месте. Каждый день раз за разом просматривал мелко исписанные странички, как цирковой фокусник тренировался отыскивать нужный вопрос наощупь. Все это явно придавало ему уверенности, возвращало хоть ненадолго, такое обычное ранее, шутовато-беззаботное настроение.

-- Хочешь байку новую? -- спросил он однажды.  --- Вчера на речке подслушал.

Вечерами он теперь спешил на стадион и речку, тренировался в беге и плавании.

-- Давай, молоти! -- усмехнулся Игнат.

-- Значит так. Двухтысячный год, школа.

Учитель спрашивает на уроке истории: "Кто такой Брежнев Леонид Ильич?"

Ученик в ответ: "Мелкий политический деятель эпохи Аллы Пугачевой!"

И на этом месте завершающим аккородом Витька рассмеялся таким же коротким, как и его анекдот, отрывистым смехом.

Игнат хохотнул также, но больше из уважения к другу. А если по правде сказать, то этот анекдот показался ему и не очень смешным. Когда миллионы каждый день со всех страниц и экранов, словно наперегонки поспешали выразить "мудрому вождю и верному ленинцу свою признательность лично", а эпоха Аллы Борисовны еще по-настоящему не наступила -- даже не верилось тогда, что когда-нибудь и всерьез сможет реализоваться нечто подобное.

-- А вот еще! -- усмехнувшись снова, продолжал Витька далее. -- Знаешь, как новую водку расшифровали?

-- Которую?

-- "Колос".

-- Не-а... как это?

-- Тогда слушай.

И после коротенькой паузы Витька продекламировал протяжно и звонко:

-- "Косыгин-Останови-Леньку-Обнаглел-Сволочь!"

Здесь необходимо пояснить, что в эпоху развитого социализма цены были постоянными на все за исключением вина и водки. И то цену повышали не так тривиально, как теперь, то есть, просто поставили новую цифру и все. Нет, сперва обязательно меняли этикетку. Именно такое событие, затронувшее живо народные массы и породившее фольклорно эту весьма грубую расшифровку произошло тогда совсем недавно: в магазинах появилось сразу две новые этикетки, "Нива "и "Колос".

Посмеявшись вдоволь, Витька вдруг вновь предстал очень серьезным.

-- Эх, как поступить, как поступить! -- завздыхал раз за разом мучительно. -- Неделька осталась и... час пик! Кто я, и что я останусь, и как повернется, куда?

* * *

Уехал он, не попрощавшись.

Все абитуриенты отъезжали на вступительные одинаково незаметно. Вот только домой они возвращались совершенно по-разному.