Митина любовь

, а Зою я просто плохо знала. Именно от меня и Шуры отделили этот недоброкачественный побег, чтоб, не дай Бог, не перешла зараза.

Так вот, умер Митя.

Хоронить его ездила бабушка, вернулась лицом черная и сказала:

- Она его убила...

И все. Дальше занавес. 2

Уже давно нет бабушки. Я живу совсем другой жизнью, она по вкусу, по цвету, по запаху настолько отличается от той моей детской, что временами я начинаю по бабушкиному методу нервно связывать концы, боясь, что ирреальность детства и отрочества в собственной памяти - признак губительный: оглянуться не успеешь, как распадется на отдельные материки собственная жизнь. Хотя тоже сказанула - материки. Скромнее надо, скромнее - острова, скажем, островочки, имея в виду, что распасться можно просто на отдельные камни. Кто тебя потом соберет в кучу, кому это будет надо? И я плыву к острову детства, цепляюсь за него тростью, купленной по случаю вывихнутой ноги, так вот, подручным способом, подтягиваю его к собственному взрослому боку и держу... Маленькое свое детство...

Во взрослой жизни у меня есть подруга. Дама легкая на легкую любовь. Я боюсь с ней часто встречаться, потому что она всегда норовит разломать к чертовой матери мои внутренние устои.

Ей это, как теперь говорят, в кайф. Она с удовольствием углубляется в подробности сексуальных отношений, где так все просто, легко и необременительно по форме и так "полезно" для организма. "Ты же дура!" В этот момент я делаюсь неуверенной в себе и диагноз "дура" принимаю со скорбным согласием и готовностью лечиться по методу подруги.

Порок во мне начинает дышать полной грудью, ведь - в конце концов! он тоже хочет полноценной жизни.

Так вот. Мы сидим с Риммой - подругу зовут Риммой - и пьем чай. Она рассказывает мне про своего ...надцатого любовника, который был так небрежен, что приволок домой к жене Риммины следы.

Римма закатывается смехом не отягощенного устоями человека, а я мысленно топчусь возле жены любовника и как бы нахожу Риммины следы.

Мне бы чавкать в пандан с подругой, которую я знаю и почти люблю, вместо того чтобы глотать слезы с женой любовника, о которой я до этой секунды вообще не слышала. Ан нет. Глотаю...

Мы не вдвоем. В кресле с огромным количеством подушек сидит Риммина бабушка. Она идиллически вяжет, но в разговоре присутствует. Во всяком случае, на ее старой мордахе написано: похождения внучки ей для здоровья полезны. Она бы сама так поступила, не будь этих чертовых подушек на ее пути.

В какой-то момент, когда Римма уже сказала, а я еще не нашлась, что ответить, старушка подняла свое печеное яблочко и, хихикая, проблямкала:

- Ты, Римка, допрыгаешься. У меня была в Ростове приятельница, так она за "амур налево" мужа отравила. А потом замечательно его похоронила, с таким почетом.

- А! Брось, баба Леля! - отмахнулась Римма. - Кто это сегодня берет в голову "амур налево"? Ну, даст жена по морде... И сама сходит в этом же направлении...

- Фаля была не такая, - с чувством сказала баба