Гравитация (СИ)

Я неловко отвела глаза, испытывая смущение. Мне не стоило так долго и упорно рассматривать Гаспара, позаботившегося о том, чтобы я не испытывала нужды в пище, без всякой, на то, причины. Он просто хотел сделать так, и потому — делал. Делал то, что доставляло ему удовольствие, но я была уверена — то, что ему не по душе, ничто на свете не заставит его сделать. Даже если это будет вопрос жизни и смерти.

— Сперва стоит позаботиться о твоих руках, — заявил Дон, и я немного бестолково уставилась на него, ощущая себя сбитой с толку. Потом перевела взгляд на свои руки, пытаясь понять — что с ними не так.

Тем временем Гаспар достал небольшую эмалированную миску, наполнил её теплой водой. Открыл шкафчик, где я хранила лекарства, после секундного раздумия вытащил флакон с антисептическим раствором, вылил его в воду. И двинулся ко мне.

— С момента перевязки ты уже не раз побеспокоила поврежденные места. Лучше обработать их, чтобы не присоединилась инфекция, — он говорил спокойно и убедительно, стараясь, чтобы его слова доходили до меня как можно более понятно. Словно я должна была в любой момент заорать во все горло, вскочить на шкаф и начать визжать. Бинты на руках действительно выглядели отвратительно — все бурые, сбившиеся в сторону. О том, что мне не стоит лишний раз совать руки в шкаф или тащить что - то, вроде чашки, я, конечно же, забывала. А Гаспар в очередной раз оказался прав.

Он поставил миску с раствором на стул между нами, разложив на столе перед собой новые бинты и всё необходимое для перевязки. Я сидела на стуле рядом с ним, ожидая его дальнейших действий. Кажется, сейчас мне стоило положиться на Гаспара и позволить ему делать то, что он считал нужным.

Моя рука с остатком повязки, который склеился от старой крови, погрузилась в теплую воду. Я чувствовала, как бинты становятся тяжелее, пропитываясь раствором. Пальцы Гаспара придерживали ту часть, которую удалось снять, сам он низко наклонился над емкостью, наблюдая за тем, как намокают бинты. Я могла видеть, как свет переливается в его волосах, зачесанных назад и открывающих широкий лоб. Они были и прозрачными, и насыщенными цветом одновременно, словно соединяли в себе всю световую призму. Решив, что прошло достаточно времени, Гаспар приподнял мою руку и медленно, осторожно продолжил снимать повязку. Последние слои её прикипели к обнаженному мясу там, где должны были быть ногти, а так же к глубоким бороздам, оставленным мной на собственной коже. Я тихо зашипела, изо всех сил стараясь сдержаться. Это было достаточно больно.

Во второй раз, когда я невнятно замычала, уже громче и сильнее, Гаспар остановился на секунду, опуская мои пальцы снова в раствор, и заговорил:

— Есть только две вещи, которые нельзя держать внутри себя. Это радость и боль. Если первое должно делать мир вокруг лучше, то второе так же должно выходить наружу, а не накапливаться.

— Это не всегда возможно, — полузадушенно отозвалась я.

— Да. Но все-таки стоит давать боли выплеснуться, а не утопать в ней.

— То есть, надо разбивать посуду и вопить на пол-города, если ушибешь мизинец или получишь премию?

Я не видела лица Гаспара, но могла поклясться, что он улыбнулся:

— Ну, можно и так.

Он помолчал, закончив фразу, и завязал концы бинта выше кровоподтеков на запястье. Слушая его неторопливую речь, я напрочь позабыла о том, что он только что перебинтовал мне ободранные и сильно болевшие пальцы. Гаспар протянул руку, побуждая доверить ему вторую пострадавшую конечность, и оказался совсем близко ко мне. Настолько, что я могла еще на сантиметр наклонить голову и спокойно вдохнуть аромат его парфюма, обволакивающего кожу.

Он продолжал приводить в порядок мои ссадины, а я могла думать только об этом запахе. Что-то заставляло возвращаться к нему снова и снова, не позволяя отпускать следы духов Гаспара из обонятельной памяти. И я судорожно искала то, что могло это объяснить.

Я снова оказалась в старом заброшенном сарае, стоя у дверей и глядя на бойню, развернувшуюся здесь. Тусклый свет лампочки скрадывал её масштабы, уменьшал, но не мог до конца их спрятать. В воздухе висел тяжелый, пряный запах крови, проникающий во все поры кожи, глаза, ноздри. И к этому запаху добавлялся почти незаметный мелодичный след духов. Мужских духов с дорогим ароматом, прячущим в себе темный, мускусный манящий отзвук, увлекающий за собой. Именно этот аромат лежал сейчас на коже Гаспара, окутывая меня.

У меня хватило ума ойкнуть, пряча за этим звуком непроизвольное движение, которое было слишком похоже на отпрыгивание в сторону. Надеясь, что Гаспар не заметил того, что я, грубо говоря, обнюхала его, я виновато пожала плечами, извиняясь за свои прыжки. Он улыбнулся мне и ловким движением закончил тур бинта, переходя в часть завязок.

— У тебя получается так же здорово, как у дипломированного медбрата, — это была правда, делал он всё очень профессионально и красиво.

Принимая заслуженную похвалу, Гаспар выглядел крайне довольным. И я была рада тому, что нашла его маленькую слабость.

— Я проходил курсы оказания помощи. В наше время они не кажутся лишней тратой времени.

Он был прав. Мир периодически сотрясался конфликтами и катаклизмами, и такие знания всегда были нужны.

Пока Гаспар наводил порядок, выливая раствор, моя миску и протирая стол, я незаметно наблюдала за ним. Если он — тот человек, который был в сарае и убил тех двоих, то я сильно рискую, считая его безобидным человеком и впуская в свой дом, в свою жизнь. Это был уж второй раз, когда я подозревала Гаспара, и с каждым разом сомнения становились всё тяжелее и мрачнее. Я не знала — что думать сейчас. Если он был тем убийцей, то фактически он спас мне жизнь. Но, с другой стороны, это значило, что он убивал и всех остальных, потроша и вырывая их сердца.

Я снова оказалась сидящей у столба, в темноте, а по ту сторону молчал тот, другой. Мы оба молчали и ждали в тишине. Затем он ушел. Как хищник, решивший, что с него хватит на сегодня добычи.

Гаспар окликнул меня второй раз, прежде чем я поняла, что не слушаю его. Извинившись и сославшись на то, что голова словно ватная, я изобразила заинтересованность тем, что он говорил. Гаспар развлекал меня ни к чему не ведущим рассказом, сути которого я всё равно не запомнила.

Воспользовавшись паузой, я поблагодарила его за сегодняшнее пиршество. Затем поинтересовалась тем, как прошла встреча. И только потом, словно невзначай, спросила — как прошли эти дни?

Гаспар ответил не сразу, чем усилил мои, и без того крепнувшие, подозрения. Он медленно выпил воды из стоящей перед ним чашки, так как на бокалы в моем доме было сложно рассчитывать, и только после этого отозвался:

— Достаточно буднично. Мне пришлось работать в городском комитете над одним из проектов. Рутинная работа.

Его лицо было полно непроницаемого спокойствия, когда он кивнул на телефонный аппарат:

— Я звонил несколько раз, но ты не отвечала. Это и заставило меня подумать, что возможно мне стоит навестить тебя и убедиться в том, что всё хорошо.

— Надеюсь, что твоя спутница не потеряла тебя сегодня вечером, — не смогла я промолчать, уводя разговор в сторону. Лучше выглядеть дурочкой, чем обнаружить свои подозрения.

Неожиданно лицо Гаспара расслабилось, и я поняла, что до сих пор он держался в некотором напряжении. Он решил, что я могу волноваться из - за той рыжей женщины, с которой был на том вечере. Мысленно я вознесла благодарность Небу за то, что он был так далек от истинной причины моих расспросов.

— О, я уверен, что в данный момент она наслаждается отдыхом со своей семьей, — удовлетворение и расслабленность мелькали в глазах Гаспара заметными искрами, но он не трудился скрывать их.

Я сделала умное лицо, насколько мне позволяли многочисленные ссадины, стягивающие кожу, и принялась за еду.

Спустя некоторое время, когда он церемонно поставил перед мной чашку чая и опустился на свое место, я нарушила молчание. Несмотря на то, что было приятно видеть его в доме, на кухне, спокойно делающего обычные дела так, словно это доставляет ему удовольствие и позволяет расслабляться, все же я никак не могла понять — в чем подвох. Верить в то, что люди делают что - либо просто так могут только чистые дети или блаженные дураки. И те, и другие лишены знакомства с горькой реальностью. Поэтому я подтянула к себе чашку с теплым, не горячим чаем — Гаспар позаботился о том, чтобы температура была настолько щадящей, насколько это возможно. И спросила: