Сталинка (СИ)

-А-а-ах! - она резко повернулась в эту сторону, но что же Костя не стреляет? Что же медлит?! Он... он смотрит в другую сторону! Что же тянет? Что же тянет?!

Он выждал, когда жёлто-зелёная пара глаз на мгновенье перестала метаться. Замерла, готовясь прыжку? Выстрелил. И третий выстрел делал навскидку, на Ольгин крик:

-Сзади!

Костёр взметнулся языком пламени и в этой вспышке он увидел волчью морду, в неё и стрелял.

Остальную часть ночи волки близко не подходили, хотя изредка было слышно то, как хрупала промороженная ветка, то поскрипывал, проваливаясь под тяжестью зверей, снежный наст.

С рассветом пошли дальше, чутко прислушиваясь к лесным шорохам. Но волки, слава Богу, больше не подошли, хотя след встречался ещё не раз. Тревожная ночь дала о себе знать. В Троицк пришли до крайности уставшие. Решив передохнуть, устроились на ночлег к молодой семейной паре. Хозяева, даже денег за ночлег не взяли. Истопили баню, накрыли стол грибочками, огурчиками, обжаренной в шкварках картошкой. После бани и сытного ужина, Ольга кое-как дошла до отведённого места и просто свалилась с ног, заснув, наверное, ещё до того, как коснулась пастели. Мужчины курили на крыльце, и разговаривали "за жизнь", но и они вскорости угомонились.

Когда Ольга открыла глаза, за окном совсем рассвело.

- Это сколько же время? - заволновалась: - Костя?!

Вошла хозяйка, предупредив, что мужчины пошли к какому-то знакомому её мужа. Знакомый этот работает шофёром на ГАЗике, возит соль из Троицка в Тасеево.

- А Костя твой сказал, что вам в Тасеево и надо. Чего зря мотаться будете? Договорятся - вместе с ним и уедите.

Уехать получилось только через день. Ждали, пока машину загрузят мешками с солью. Кузов машины крытый брезентом, чтобы соль влагой от снега зимой или дождя летом, не напиталась. Потом в кузове, поверх мешков, ближе к кабине, устроились поудобнее. В кабине Ольга наотрез ехать отказалась:

- Теплее и удобнее, - удивлённо пожимал плечами шофёр.

А Кости объяснила, что боится быть узнанной кем-нибудь из встречных, ведь всё ближе и ближе к дому.

Костя махнул рукой:

- Да ладно! Кто этих женщин разберёт? То их тошнит, то бензином пахнет... - полунамёком объяснил странное поведение жены.

Из Тасеево до Сивохино добрались тоже без приключений. От Сивохино до Корсаково всего то с десяток километров, что для опытного лыжника? Прикинули - в самый раз. В Корсаково придут ночью, лишних глаз не будет.

Длинная деревня в одну улицу из крепких домов, многие из которых прожили ни по одному человеческому веку, уверенно глядела в улицу жёлтыми огоньками вечерних окон.

- Не спят ещё. Давай в баню, посидишь, пока я осмотрюсь, а там видно будет. Если что - скажу охотник - не успеваю к месту, вот ищу ночлег. Если всё нормально и в доме посторонних нет, сам приду за тобой. Сиди тихо.

Как ни старался Константин, настывшая дверь предательски скрипнула. Ольга юркнула внутрь. В темноте предбанника по памяти нащупала лавочку, присела, давая отдых спине и ногам. Протянула руку, нащупала толстую деревянную ручку двери в ту часть бани, где мылись, потянула на себя. В открывшийся проём стало видно маленькое оконце, света из которого хватало, чтобы определились контуры полка и печки - каменки. Возле дверки припасённые дрова. В нетопленной бане не намного теплее, чем на улице с той только разницей, что там Ольга шла на лыжах, согреваясь движением. Пристроилась у оконца так, чтобы оно от её дыхания не запотевало, и стала ждать. Холод пробирал до костей. И дрова были и печка, а затопить нельзя. Дымок от печной трубы выдаст.

Константин осмотрелся. Луна, небольшая, но яркая, словно до блеска натёртая хорошей хозяйкой, освещала крыльцо дома и палисадник. Ставней на окнах не было. Не знал тогда Константин, что не успел хозяин как следует обустроить дом. Из одного окна на снег падал неяркий квадрат света. Остальные заливала чернота. Крыльцо и двор покрыл лёгкий снежок и по этому снежку виднелись следы небольшой, видимо женской ноги. Он прокрался к освещённому окну, заглянул. Но ничего толком рассмотреть не удалось. Некоторое время постоял под окном, прислушиваясь и присматриваясь. Наконец решившись, кашлянул, поправил котомку за спиной и шагнул на крыльцо. Негромко постучал. Дверь из широких толстых досок, видимо, закрывалась изнутри на засов. Подождал... уловил краем глаза будто что-то изменилось за спиной, по кошачьи мягко и быстро присел, оглянулся... Это в единственном освёщенном окне потух свет. Он спустился с крыльца, и встал напротив окна. Из темноты комнаты его должно быть хорошо видно.

- Я с добром. Не бойтесь. Пустите переночевать, - и вернулся к дверям.

- Кто таков? - в ночной тишине женский голос даже через толстую дверь было отчетливо слышно.

- Из геологоразведки я. Охотился и заплутал. У меня и документы есть.

- Иди себе в какой другой дом.

- Не могу. Говорят, Агафья Грунько в этом проживает.

Приглушенно стукнул тяжелый засов, и дверь удивительно бесшумно отворилась.

- Заходи, на улице не лето, в дверях стоять. Тут слева сундук, садись. Говори, зачем пришёл?

- Да говорю же из геологоразведки, - свет хозяйка так и не зажгла. Была ли она одна дома, по доброй ли воле впустила его к себе в дом, или оперативники Ольгу ожидают?

- Фамилию мою тебе тоже в твоей геологоразведке сказали, и куда заблудиться заранее придумали, - едкий смешок послышался в голосе. - Шастают тут, шастают. Никакого покоя. Прийти ей, давно бы пришла. Нет у меня в доме Ольги, нет! И не было! И в живых теперь уже, наверное, нет её, - негромкий, монотонный голос дрогнул: - Хочешь, проверь и уходи!

- Тише, тише... Не шумите. Жива ваша Ольга, а я не из органов. Поговорить нам надо. А чтоб вы не сомневались, сказать она вела про три золотых клубка. Не знаю уж, что за клубки, но, говорит, что про них никому постороннему - выговорил последнее слово с нажимом, - не известно.

Женщина чиркнула спичкой, собираясь видимо зажечь керосиновую лампу.

- Не надо. Не зажигайте. Вы в доме одна?

- Тебе зачем знать?

Константин поёрзал на сундуке, кашлянул, всё ещё не решаясь сказать про Ольгу, но и тянуть тоже... в бане вода в кадке льдом покрылась, а Ольга, сколько уж там сидит?

- Помощь ваша ей нужна.

- Это мне нужна помощь! Своих детей одна поднимала. Теперь вот дочь малых ребятишек на меня кинула и поминай, как звали! Две внучки на руках остались! - настороженно и нарочито сердито высказалась. Занавесила окно суконным одеялом, зажгла керосиновую лампу. На Константина смотрели жгучие чёрные глаза невысокой черноволосой, кудрявой женщины. Лишь на висках протянулись серебристые нити.