Верховный Издеватель(СИ)

Каким же испытаниям подверглись люди, если им было теперь страшно даже от Самой Божьей Матери... - Заступницы от всякого страха!

У больного ночи становятся мучительными рубежами, каждого из которых ждёшь, как маленькой смерти. Каким бы светлым ни был почти выздоравливающий день, но... она опять приближается. И не остановишь!

Прямо хоть вовсе убирай все ночи из миропорядка!

Тяжёлая травма или тяжёлый сон тиражируются, как на печатном станке, и этот-то тираж и есть - чётко расставленные по-внутреннему календарю ночи. Душен страх перед страхом: не перед чем-то конкретным, а перед Страхом как таковым. Боишься, что испугаешься. Тоскуешь - из-за возможности тоски. "Ой, доска кончается, сейчас я упаду?" День кончается: вот она и есть "память смертная"! Каждое утро - это Воскресение, но ведь между смертью и Воскресением - ад.

Олег Митяев поёт: "Лето - это маленькая жизнь". Да нет: "День - это маленькая жизнь!" И каждый вечер её долго, медленно, мучительно - иногда по нескольку часов, - убивают. Понимаешь тогда на практике необходимость утренних и вечерних молитв. Потому что как же это - умирать без молитвы? Не годится...

А вдруг, не приведи Господь, опять увидишь там очередного "господа"!

Боже мой, до чего ж мы все боимся страха: тавтология выражает суть всей нашей психологии. К тем, у кого нет "страха Господня" в смысле положительном, он рано или поздно приходит в смысле отрицательном. Любой "бунт против Бога" рано или поздно либо приводит кружным путём к Богу же, либо - к тому, кто в доисторические времена начал это бунт. Подобное тянется к подобному. Страх и ненависть - к источнику страха и ненависти.

Страх - начало всякой нездоровой мистики, всего немирного в нашей душе. Основа всякого рабства, духовного - в первую очередь. Ад - единственный эпицентр страха и рабства. Всё обывательское представление о религии и атеизме можно сформулировать всего-то в нескольких фразах: "Не веришь в Бога - боишься смерти. Веришь в Бога - боишься ада... И так, и так - страх, поэтому лучше вообще ни о чём не думать... пока самого не коснётся".

Легко перепутать то, чего мы все боимся и ненавидим - с самим Богом. Есть разница между фразами "Страх Божий" и "Страх - Бог". Разница-то есть, но!..

Для осознания этой разницы Бог должен явиться нам "в тихом дуновении ветра". В Человеке, лучше всего, если - в ребёнке. Раз уж лукавый пожелал вырядиться во всемогущего Бога, то Бог, который в ребёнке, лучше всего разоблачит его.

Да, пусть узенький дневной просвет - пасть меж челюстями двух ночей.. Но каждый день Кирилл ловко убегал от этой пасти к Ромке. И два брата с двойной разницей в возрасте весело поддерживали друг друга.

- Кирилл, да ты не бойся - всё будет хорошо! - сказал однажды Ромка. - Если тебя съели, всегда есть два выхода: через попу или обратно.

Чувство одиночества как-то незаметно взяло да и оставило Кирилла, а с ним - и страх.

Иногда бьёшься-бьёшься, как муха в стекло, а потом успокоишься... и раз - какой-то ветерок тебе показывает: да вон же, форточка-то открытая - зря столько бился в пяти сантиметрах от выхода! Всякий человек, вдруг открывший для себя что-то подлинное, задним числом поражается наивности своих прежних построений, которые только что казались ему просто безупречными и неотразимыми! Значит, главное в озарении - не столько найти для себя что-то логично-убедительное, сколько безжалостно убрать чердачный хлам, загромождавший окно. Свет хлынет сам, если его ничем не заслонять.

"Такое ощущение, как будто меня прежнего кто-то писал в черновике. А после катастрофы, кажется, наконец-то родился Кирилл настоящий... наверное.

Как всякий обвинитель Бога, я был слишком слабым. Обвинение Богу - всегда показатель слабости характера! А сейчас стыдно перед младшим быть слабым. Ромка оказался взрослее меня... Если б он только знал, чтО в моей голове, он бы меня жалел, а не я его".

Если "сила моя в немощи совершается", как говорил апостол Павел, то Детство, помноженное на Аварию - это уж самая максимальная немощь, какую только можно себе представить. До чего же сильными (не своей силой!) оказались Ромка, Данил, Настя?

- Наверное, они счастливы просто оттого, что остались живы! - глубокомысленно-банально изрёк один собеседник Кирилла, когда тот не удержался и поделился своим открытием.

- Да ведь все мы на свете - живы... но не все счастливы! - пожал плечами Кирилл в ответ.

Ну да, действительно, весь мир - мир живых. Все кто есть - живы! "Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов". Но если мы не чувствуем счастья, в отличие от детей, то... уж не мёртвые ли мы? да вот - те самые, что хоронят сами себя? Оказывается, есть мёртвая "жизнь" - ещё как есть? А есть и животворящая смерть. Та самая, что "смертию смерть поправ".

Вот Христос смотрит на меня глазами Ромки: Христос посреди нас и в нас.

И не надо "псалмов" - надо слушать, что Он говорит событиями, делами, людьми. Самое главное - людьми!

"Я предъявил Ему "иск" - и сразу получил ответ. Бог ответил мне через Ромку, через Данила - потому что Его голос мне бы всё равно нечем было услышать. Неправда, что Он недостижим и неумолим: мы слышим Его всегда, когда любим. Просто - каждую минуту и секунду. "Кто видел брата своего, тот видел Бога своего".

Теперь, когда Кирилл навещал Ромку каждый день, ситуация поменялась в корне. Когда Бог нашёл для тебя дело, ругать Его некогда да и просто несподручно. Оказывается, наше счастье называется "дело". Есть Бог, есть братишка и есть что делать... - что ещё нужно для полноценной жизни! "Давно я не был так счастлив!" - вдруг поймал себя на абсурдной мысли Кирилл, возвращаясь однажды вечером от Ромки. - Просто... да я и не припомню, в каком это году я ещё так радостно жил! Да я просто дурачок! Я же счастливей всех на свете!

Вот бы никогда раньше не подумал, что буду восхищаться этим маленьким балбесом? Так-то где-то, конечно, всегда его любил, но не знал, что буду ещё и уважать...

Потому что есть за что! И где-то мелькнуло в нём: "Если у меня когда-нибудь будет сын, пусть он будет - как мой брат".

Вот странное дело. Неужели кому-то должно быть плохо, чтобы его полюбить? Конечно, нет, просто в толпе людей, которые нас окружают, мы обращаем внимание на тех, кому плохо. Удивительно всё устроено у Бога: "плохо" как-то прелагается в "хорошо"... но вот необходимо ли это самое "плохо"!? Бывает ли хорошо без него?

Что это за тайна любви, что мы любим тех, кому больно? Именно любим, а не жалеем. А больно в большей или меньшей степени всем... Садизм это или благодать? Этого мы не знаем, не ведаем. Спросите у Достоевского. Или лучше у Христа. "Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы явились на нём дела Божии" (на слепом явились!). Так зачем же Ты изначально сделал его слепым? Чтоб потом дать то, чего у него не было - зрение. Ты потом даёшь нам то, чего у нас нет - любовь. Через наши или чужие страдания.

Господи, может, Ты просто воспитываешь и закаляешь нашу любовь? Может, мы просто растём в ней - и от этого нам так "страдательно": получается, наши роды продолжаются всю жизнь!? Человек должен прорасти сквозь свою же оболочку.

Ромка рассуждал:

- Надо что-то с чем-то смешать, и будет жвачка для рук... Только я забыл, что с чем смешать.

- Как это "жвачка для рук"?

- Ну, её можно мнуть-мнуть в руках, а потом в стенку запустить, и она отскочит, как мячик. Надо только долго-долго мнуть-мнуть в руках...

- Наверное, мять.

- Да, мять.

- Нас тоже надо долго мять, - к чему-то пробормотал Кирилл.