Целитель

По мере увольнения моих сотрудников, Вера набирала новых и, как мне говорили, их профессиональная пригодность определялась мерой негативного отношения ко мне, как журналисту, поэту, человеку. А увольняли тех, кто осмеливался вспоминать меня по-доброму. Или просто молчал, не осуждая.

Первым отличился Лёня Богомазов, который во всеуслышанье заявил, что я – непорядочный человек, должен кучу денег, а отдавать не собираюсь.

Это очень воспрепятствовало мне, когда я пытался одолжить денег у самых разных людей на погашение кредита.

Оксана Бушаева объявила, что я долго её «склеивал». Потом она мне отдалась, будучи в нетрезвом состоянии, но удовольствия не получила. И теперь меня «от всей души не переваривает».

Бредовые утверждения этой «промискуитичной» дамы (по-русски говоря, готовой – с кем угодно, где угодно и когда угодно) едва мне не стоили семьи. Жена прощала выпивки, но измены прощать не собиралась.

Я едва не лишился ума, пытаясь убедить её в обратном. С огромным трудом мне это удалось, но оставило в душе такой след, что до сих пор дрожь сводит.

Татьяна Сосницкая, в свое время получившая мой негативный отзыв о своих никчемных, помпезных стишатах, сказала, что обязательно подаст на меня в суд, чтобы я выплатил ей компенсацию за моральный ущерб, поскольку я сам – огромная бездарность и так далее…

Изощрялись как могли. Фактически, я стал вне закона.

Где, когда и в какое время я заслужил такое отношение?

Когда я с людьми поступал подобным образом?

Но они уже заслужили такое отношение…

_________________________

Но были и те, кто не оставил в беде.

Бизнесмен Олег Войценин, создатель блестящей компании «Элсиб».

Известный всему СНГ и миру доктор Валентин Кашецкий, первооткрыватель частного медицинского центра в нашем городе.

Собрат по перу – блестящий, но до сих пор толком не оценённый поэт Юрий Кулинич, который всегда меня принимал таким, какой я есть, со всеми проблемами и головными болями…

Друзья мои! Это – ещё не слово благодарности вам. Настоящее слово для вас – впереди…

Они не только поддерживали меня морально, но и ссужали деньгами на текущее погашение кредита, финансировали мои поездки на бардовские фестивали, которые были единственной отдушиной для общения с собратьями по перу и гитаре; способом отвлечься от безысходной ситуации.

Там, кстати, я познакомился с одним из самых талантливых казахстано-российских бардов – Олегом Карповым. Позже знакомство переросло в крепкую дружбу. И Олежа (так он сам себя называл) стал первым профессиональным музыкантом, который написал цикл песен на мои стихи, из вышедшей в самом начале пятого книги «Разбитое зеркало». Не знаю, кто и что мне внушал, когда я её верстал, но многие события, произошедшие позже, в стихотворениях воспроизведены почти детально.

Но это стало понятно лишь несколько месяцев спустя.

Все местные газеты отметили признание «нового таланта» (как будто не было публикаций в республиканских и местных изданиях), все восхищались «душевно написанными строчками», но никто не заглянул глубже.

Да и сейчас, когда «блестящий автор» оказался в бедственном положении, только редактор городской газеты Галина Алексеевна Никифорова предложила нештатное сотрудничество. Это было очень ценно, ведь даже штатные авторы стояли в очередь на публикацию.

Попытки устроиться на работу куда-либо оканчивались одинаково: увидев меня, начальники начинали улыбаться, говорили: мы про вас читали. Некоторые даже просили подписать книжку. Но, узнав, что я пришел наняться на работу «хоть кем», отвечали: да что вы! вас где угодно возьмут, а здесь вам предложить нечего…

2

Печально, но, что греха таить, к тому времени я стал основательно выпивать. Безысходность вырывалась наружу, и её надо было чем-то заглушать. Спиртное тем и коварно, что ломает в нашей голове какие-то перегородки и мнится нам радужное. И думается: всё будет хорошо. Лживый лозунг одной из не самых лучших радиостанций.

Ничего не будет хорошо, ничего! Чистый самообман! С приходом каждого нового утра ты замечаешь, что проблем не стало меньше, а прибавилась ещё одна – похмелье. А в кармане пусто, а друзей хороших не осталось.

Как мне хотелось вернуться в юность. Туда, где не болело, не щемило, не давило проблемами; туда, где ещё был жив отец.

Но в прошлое не возвращаются, а звать его – меди не хватит. А сегодняшний день уже стоит на очереди и пялится в тебя пустым взглядом: ну, чего ты дальше изобретёшь?

И, когда ты однажды скажешь ему: «Да пропади ты пропадом!», – значит, выходишь на прямую дорогу к бездне.

3

Городская типография прежде была главным и единственным печатным двором городка. Теперь она превратилась в небольшое частное предприятие, владельцем которого стал Владимир Иванович Зарин.

В прежнее время я недолго работал здесь резчиком бумаги. Тогда Володя был в фаворе: заместитель главного редактора городской газеты, авторитетный журналист и главный полиграфист. Денег и друзей он не считал, связей имел множество, всюду был желанным гостем.

Теперь ситуация изменилась.

Не виделись мы с ним довольно долго, виной всему неприятная история, связанная с моим бывшим телеканалом, в которой, как мне казалось, Зарин показал себя не с лучшей стороны.

Владимир Иванович сидел один в кабинете и курил, уставясь немигающим взглядом в захламленный стол.

– Явился, наконец! – хрипло выкрикнул он вместо приветствия.– Ну, проходи, проходи, сынку, дай я на тебя погляжу.

– Здорово!

Он пожал руку и указал на стул.

– Садись, рассказывай.

– А чего рассказывать? Опять без работы, без денег. В общем, всё периодически повторяется. Ещё башка гудит со вчерашнего.

– Это дело легко поправимое.

Он легко извлек из-под стола бутылку водки, стакан, тарелку с какими-то кусками.

– Пей! – налил щедрой рукой.

Я выпил. Подождав, пока волна тепла упала в желудок, потом пошла согревать голову, взял корку хлеба и занюхал.

– Значит, явился? – повторил Зарин свой вопрос. – А я знал, что ты скоро придёшь к бате. Чего так долго?

– На пару бардовских фестивалей съездил, отдохнул немного.

Володя тоже выпил и отёр рот тыльной стороной ладони.

– Но не приходил ты по другому поводу, – сказал, немного прокашлявшись. – Ты, дурачок, просто до сих пор не можешь мне забыть той истории, связанной с Шагибековым.

Я хотел соврать, но промолчал.

– Не понял ты тогда всей комбинации, а я ничего толком не объяснил. За это винюсь.

Он дурашливо поклонился.

– А в чём была комбинация? – спросил я осторожно. – Вы просто решили забрать у меня всё и оставить не при делах.

– В конечном итоге разве не так получилось? – спросил он резко. – Только, при том раскладе, во главе канала становился я и Шагибеков, если б ты не упёрся. При нашем руководстве ты никогда не остался бы в подобном нынешнем твоём положении. А сейчас кто им владеет? Верно. Абсолютно посторонние люди. К тому же оставившие тебя безо всяких копеек.

Он опять налил и продолжил.

– Хорошо, ты вытащил канал, не дал ему сдохнуть. Но начал ты это делать без всякого золотого запаса. А это – величайшая дерзость! Я же притащил тебе денежный мешок, но ты от него отказался.

Я решил пояснить.

– Володя, ты же знаешь, я образовал «Арту» на развалинах «Ансата» с одной целью: не отдать информационное пространство города этому самодовольному идиоту Халакову, с его «Абрисом»…

– Пространство, высокие цели! – заорал Зарин, перебивая меня. – Ты просто дурак! Образовал «Арту», открыл «Обозрение»! Что ты ещё натворил в этом городе? Сам-то ты в какой чёрной заднице опять оказался? А Халаков, между прочим, на новенькой «Ауди» ездит и давно забыл, как тебя кличут. Так кто из вас идиот?

Он уставился на меня немигающими глазами, ожидая ответа. Не дождавшись, продолжил.

– Да, ты был до сих пор непревзойденным телеведущим; да, ты был блестящим журналистом и талантливым редактором… Ну и что? Что теперь? Да просто о себе надо было хоть чуть-чуть думать, а не об информационном пространстве. О себе! Страховаться надо было как-то! А как? Пришёл бы к бате вовремя, он бы тебя научил. Нет, гордость обуяла – я, я … Головка, сам знаешь от чего. Нет, ты приходишь сейчас, когда тебя нигде не берут на работу. И не возьмут, помяни моё слово. Люди никому не прощают быстрых успехов. И дальше никто тебе не даст жить хорошо.