Целитель

Я тоже был вдохновлен. Я тоже ощущал необычайный подъём.

Всё шло как надо. Я постепенно зарастал душевным жирком и даже стал забывать прежнее бедственное своё положение

Потом появилась и исчезла (так будет точнее) Йен и у меня постепенно стали опускаться руки. Теперь я точно знаю, что всё началось именно с её исчезновения.

Дальнейшее вырисовывалось постепенно.

Но рухнуло с негаданным треском.

Как всё это походило на что-то!

Как что-то напоминало!

Иногда бессонной ночью я пытался отыскать истоки своего жалкого существования. Допустим, сейчас это испытание связано с Йен. Я её не спас и потому заслужил наказание с двух сторон: соратников – за то, что не спас, противников – за то, что попытался спасти.

Но это – следствие, не причина.

Причина явилась гораздо раньше и, кажется, я её вычислил, когда попытался ответить на вопрос: «Кто я такой?»

И ведь тогда я действительно полагал, что ответ кроется в недавних событиях. И не связывал их с началом учёбы в Москве, с жизнью в Молдавии, с приднестровскими военными действиями девяноста второго года…

Боже! Как я был наивен!

Но вопрос «Кто я такой?» возник и на него надо было найти ответ.

3

Я никогда не питал особых иллюзий на свой счет. Конечно, кое-что умею: пишу прозу, стихи. Но это – совсем другая тема. Сейчас издавать книги легко и просто – плати и печатайся, сколько хочешь.

Какая-то звездная болезнь имела место. В двадцать лет я поступил на семинар прозы известного писателя Григория Бакланова в Московском Литературном институте имени Горького. Было от чего голове вскружиться, сам великий мастер одобрительно отзывался о моих рассказах.

Потом жил в Молдавии, работал простым сельским учителем.

Слишком я полагался на то, что в скором времени поставлю здесь дом, рассажу виноградник и сад. Но чужим был я в этой дивной стране, да и неимоверно бедной она оказалась. А излишек вина быстро решил вопрос о возвращении на родину – в Казахстан.

В городе горняков, куда меня загнал жилищный вопрос, я стал работать в журналистике, – области наиболее близкой к литературе.

Что-то получалось, что-то не очень, но именно эта работа давала реальную возможность ближе познакомиться с городом и его людьми. К большим специалистам профессии я себя никогда не причислял, были здесь настоящие мастера, равных которым и во всей стране вряд ли сыщешь.

Собственно говоря, они есть и сейчас, и все трудятся в городской газете. У них следовало учиться.

Я и учился. И видимо неплохо, имя моё стало звучать в городе, области. Я даже успел побывать редактором двух крохотных газет, когда частный телеканал «Ансат» был прикрыт хозяевами за ненадобностью.

Заручившись (пока словесной) поддержкой одного из крупнейших предпринимателей города, я созвал коллег по цеху и на развалинах «Ансата» создал новую телестудию – «Арта».

Мы стали работать на старом оборудовании, которое нам дала в аренду прежняя фирма-владелец. Телевизионный сигнал был слабеньким и едва «пробивал» близлежащие микрорайоны. Но мы жили мечтой выиграть тендер и купить мощный передатчик.

Только и всего. Ни о каких баталиях, битвах, поисках Истины я не помышлял.

Заказов на передачи, рекламу было очень мало. Да и те, которые приходили, скорее, становились актами милосердия друзей и добрых знакомых. Поэтому никакой возможности заработка мы не упускали. Любые заказы выполняли хорошо, чем снискали добрую славу.

Среди друзей вновь созданной телестудии числился и настоятель городской православной церкви отец Игорь. Правда, я всегда думал, что с его физиономией не проповеди читать, а с преступностью бороться. Но честно радовался, что хоть один из бывших слесарей выбился в «большие люди».

Знакомы мы были что-то около пятнадцати лет. Ещё по его «гражданке» вместе работали на одном из ремонтных предприятий разреза «Богатырь». Сошлись как ярые «книжники». Часто вместе стояли в очередях за очередным томом Жюля Верна, Пикуля, Стругацких.

Потом Игорёк куда-то исчез, сказали, подался в духовную семинарию. Точно не знаю, но объявился он в городе, уже облечённый саном, большой и важный.

Отец Игорь понемногу приплачивал за «Духовные беседы», которые шли в эфире два раза в неделю. За их создание я даже удостоился чести бывать в его шикарном трехэтажном коттедже рядом с храмом.

Мы беседовали на различные темы, пили кофе и вполне ладили.

– Алексий, – говаривал он мне, называя на церковный лад, – Господь одарил тебя талантом и воистину неслыханной работоспособностью. Людишки слушают тебя с удовольствием, ты иногда даже говоришь умные вещи. Твоя программа, как её… забыл название.

– «Три «О», – напомнил я.– «Объект объективного объектива».

– Точно! Её ждут, её смотрят. Вот и используй свой дар во благо.

– Эх, Игорёк! – отвечал я.– Мне бы лицензию получить да раздобыть денег на новый передатчик, вот тогда я и смог бы кое-чего, по-настоящему.

– Ой, не лги! Даже с тем, что ты имеешь сейчас, можно работать.

Мы бы и работали.

В один из дней ко мне пришли два молодых человека приятной наружности и представились служителями «Новой Церкви». Принесли заказ. По его условиям видеокассету с готовыми передачами надо было прокрутить в эфире семь дней. Выполнение щедро оплачивалось.

Я обещал подумать, к подобным вещам относился осторожно. Вначале внимательно просмотрел все передачи. Пожилой пастор читал и комментировал Библию. Ничего лишнего не говорил, всё в меру, как мне показалось. Затем проверил наличие регистрации «НЦ» в Министерстве юстиции республики. Проконсультировался в отделе социальных программ администрации города.

Мне дали «добро». И передачи пошли в эфир: одна, вторая.

После выхода третьей я почувствовал острую головную боль.

«Переутомился», – подумалось тогда.

Пораньше уехал домой, старался отдохнуть, но боль не отпускала и продолжалась несколько дней кряду.

Я буквально сходил с ума, не помогала даже водка.

А потом меня срочно вызвали в администрацию города.

Заместитель мэра молча протянул мне бумагу.

Это был фирменный бланк православной церкви для особых посланий.

Я прочитал и ужаснулся.

– Степан, что это за чушь?

Мы были на «ты».

– Надеюсь, ты понимаешь, что это полнейший бред?

– Знаю, – спокойно ответил чиновник, – но это – официальная бумага и я обязан её рассмотреть, вынести решение и доложить мэру.

– Ты серьезно хочешь это рассматривать? Да меня, согласно этому доносу, надо просто поставить к стенке, без всякого следствия. Почитай, что он пишет: «Способствует разжиганию межрелигиозной розни, межнациональных конфликтов, сын дьявола и пособник сатаны». И так далее.

– Это не смешно, – ответил Степан. – Настолько не смешно, что работу в эфире твоего канала я требую прекратить.

Я мгновенно похолодел и лихорадочно стал выискивать способ отвести удар.

– Степан, помилуй! У меня двенадцать человек и…

– Это не обсуждается! – резко прервал он. – Скажу больше, если вы всё-таки решите работать и далее, то рискуете стать моим личным врагом.

– Степан Александрович, – я тоже перешел на официальный тон, – неужели из-за грубого пасквиля вы…

– Именно, – ответил он. – Получишь лицензию, тогда пожалуйста, а сейчас… Ведь он давит, прежде всего, на факт вашего незаконного вещания. Поэтому мы своё разрешение на местном уровне вынуждены отозвать.

Он прошёлся вдоль кабинета и вдруг спросил:

– Слушай, как у тебя хватило ума вдруг связаться с вопросами религии? Конечно, ты – один из ведущих журналистов, король эфира! Но ты положительно сошёл с ума! Да сейчас и на более высоком уровне никто толком не знает, как нам относиться к тому или иному вопросу, касающемуся веры.

– Эх, Степан! – сказал я обречённо.

– О, Господи! – в тон мне ответил он. – Ты думаешь, мне это всё нравится? Отвечу, не нравится. А еще больше мне не нравится, что Елюбай на тебя разозлился.