Приключения бизнесмена (СИ)

У селян грибы тоже были. И сушеные, и соленые. А по осени — свежие. Любые. Сбыта не было. А Серёня оказался для них просто находкой, а его деловая жилка пришлась всем очень кстати. И грибной бизнес тоже пошел. Серёня только успевал поворачиваться. Он мотался между городом и деревней, между поставщиками и покупателями, наращивая производственные мощности и сбыт одновременно. На подходе уже была новая идея — свежие лесные ягоды. Селяне по-осени собирали их на болотах и полянках чуть не тоннами. И это сулило барыши от всех, кто искал по московским рынкам только экологически свежий продукт.

Москва — город огромный, и рынков в ней — не счесть. Через пару месяцев Серёня уже был на этих рынках своим человеком. Он перезнакомился там со всеми, кто ему мог быть хоть мало-мальски полезен, продавцы с удовольствием брали у него товар на реализацию, а он не обижал их заработком. Чего жадничать! Всех денег все равно не заработаешь, а жадина отношения с людьми может легко испортить. Отношения же эти всегда были ключом к любому успешному бизнесу. Уставал Серёня дико, но работа ему нравилась, он вообще не привык бездельничать, и любая деятельность была ему в радость.

Опытный бизнесмен, Серёня управлял жизнью своей маленькой империи твердой рукой, пресекая малейшие попытки дележа чего бы то ни было. Он давно изучил человеческую природу: к хорошему привыкаешь быстро, а характер от этого только портится. А случаи такие были. Как не быть? Все — живые люди. Особенно это касалось Зойки. Она была девкой дерзкой и острой на язык. Пока дела ее были плохи, Зойка сидела тихо, засунув свой остренький язычок куда полагается. Но как только она почувствовала, что в кармане у нее завелись денежки, Зойку словно подменили. Однажды вечером, когда вся компания собралась вокруг стола ужинать, Зойка за стол со всеми не села. Она накрасила ресницы так густо, что непонятно, как они вообще открывались. Губы были размалеваны подстать ресницам, в оголтело-алый цвет. И вот в такой боевой раскраске Зойка намылилась «слинять» из дома поздним вечером. Бабка Маланья подошла к ней вплотную и грозно глянув, спросила:

— Ты, королева, куда это собралась в таком непотребном виде?

— Я уже взрослая и отчитываться ни перед кем не должна, — сдерзила Зойка. Но бабка Маланья была не робкого десятка и ей на Зойкины дерзости было глубоко наплевать.

— Значит, слушай сюда, дева моя. Если ты сейчас в таком вот виде из дому выйдешь, то можешь считать, что тебя здесь больше нет. Я ясно излагаю? — Зойка вскинулась и совсем уже собралась ответить на бабкину пламенную речь. Но что-то в бабкиных глазах сказало Зойке, что сейчас с ней никто шутить не собирается. И Зойка обмякла, как-то вся скисла и уселась на кровать. Глаза ее по-прежнему метали молнии несогласия и обиды. Маланья пустила в ход самое тяжеловесное оружие, которое было в ее арсенале. — Будешь выпендриваться, я все Сергею Николаевичу расскажу. Вот с ним и объясняйся. — Глаза Зойки моментально потухли, и теперь она была похожа на испуганную курицу с неприлично ярко накрашенным клювом.

А бабка Маланья, как ни в чем не бывало, разливала за столом по тарелкам рисовый суп. Все остальные тоже делали вид, что ничего не произошло. Зойка сидела на кровати и шмыгала носом. Через полчаса Маланья, голосом тепленьким, как солнечный ветерок, позвала ее:

— Зоя, иди ужинать. Ты же, как и все сегодня, на работе намаялась. — Маланья теперь раскладывала по тарелкам котлеты и гречневую кашу. — А то, что я учу тебя, дуреху, ты и воспринимай как науку. Кто же тебя еще уму-разуму обучит, коли у тебя матери родной нет? — Зойка вздохнула и пошла к столу. Пока она ела, Маланья сидела, опершись на кулак, и сострадательно смотрела на Зойку. Вытерев с тарелки хлебом остатки подливы, Зойка подняла глаза и заметила Маланьин сердобольный взгляд.

— Ну, чего вы, тетя Маланья на меня так смотрите. Я же вам не зеркало.

— Господи, опять дерзит. — Маланья сокрушенно покачала головой. — Правду люди говорят, коли дите без родителей растет, из него часто сорняк получается. Ты, Зойка не обижайся, но ты в своем уме или нет. Ты чего себе морду так раскрасила. Клоуны в цирке, и то скромнее мажутся. Не могу я допустить, чтобы ты в таком виде перед людьми нас всех позорила. Это раньше у тебя семьи не было, а теперь мы все — твоя семья. Заруби себе это на носу. А коли мы семья, то и ты нас уважать должна. Учиться тебе надо, — вздохнула Маланья. — Тогда и краска лишняя сама с тебя слезет.

Она поставила перед Зойкой стакан грушевого компота.

— Пей, вот, артистка.

Инцидент был исчерпан.

Глава 14

Наступила зима. Серёня занимался своим новым бизнесом с таким энтузиазмом, что совершенно забыл обо всем на свете. А тем временем близился Новый год. И когда Серёня заметил, что на витринах появились новогодние украшения, он искренне удивился.

Он по-прежнему жил в квартире у Маринки, хотя давно мог позволить себе даже собственное жилье. Но, по их обоюдно-молчаливому согласию, эту тему никто не поднимал — обоим так было удобней. Серёня много работал, и ему некогда было думать о всяких там глупых нежностях — он уставал так, что вечером просто падал бревном и выключался. Эта усталость была ему знакома. Когда-то, на заре его с Генкой бизнеса, он так же упахивался за день, перелопачивая тонны дел и совершенно забывая о том, что на свете есть какая-то другая жизнь. Он любил свое дело и всегда отдавал ему всего себя, без остатка. Маринка помогала ему вести дела, записывала, запоминала, считала… В общем, вела его многочисленную бухгалтерско-канцелярскую тягомотину.

Заметив витринах новогоднюю мишуру, Серёня словно вдруг очнулся от долгого сна. Вечером он пришел домой пораньше и с порога спросил у Маринки.

— Слушай, а ведь Новый год скоро. Ты где отмечать будешь? — Маринка смотрела на него и почему-то не торопилась отвечать. Серёня вдруг заметил, что ее глаза наполняются слезами. — Марин, ты чего? Я что-то не то ляпнул? — Серёня с недоумением глядел на нее, и ему вдруг стало жалко эту симпатичную хрупкую девушку, захотелось обнять ее и защитить от чего-то. Он еле сдержался. «Что это со мной?» — удивился про себя Серёня. Но новые ощущения прочно осели в его душе, и он не сопротивлялся им. Наоборот, когда в следующий раз на него накатила эта волна жалости, перемешанная с хорошей долей нежности, он почувствовал, как приятная истома разлилась по его телу.

Маринка все же созналась, что ей не очень-то хочется встречать Новый год где-то в шумной кампании. Все-таки, это был не простой Новый год, а целый Миллениум! Такое бывает только один раз в тысячу лет. Она осторожно подбирала слова:

— Если у вас, то есть, у тебя, — они недавно перешли на «ты», — нет никаких других планов, то давай просто посидим перед телевизором, так, по-домашнему. Я стол накрою. Ты не против?

Серёня был не против. Наоборот, он давно мечтал о таком вот домашнем празднике, с салатом «оливье» и новогодним «Голубым огоньком». Только в той, прошлой его жизни, у него это никогда не получалось. Все какие-то рестораны, раскрашенные девахи, суета и под утро — пьяные друзья-коллеги. Поэтому он давно вычеркнул Новый год из списка праздников. Так, рядовой банкет с нужными людьми, и все.

Он вспомнил, как в детстве мама накрывала новогодний стол, а отец приносил домой елку или сосну, обязательно настоящую, живую. От нее вкусно пахло лесом и смолистой хвоей. Они всей семьей наряжали эту елку, а потом под ней он всегда обнаруживал какой-нибудь подарок.

И Серёня решил — пусть так и будет. Живая елка с игрушками, «оливье» и «Голубой огонек». Это же настоящий Новый год! Разве сравнятся с ним какие-нибудь суррогатные ресторанные застолья, шумные и утомительные.

И вот двадцатый век истек. Его срок был отмерян боем курантов.

— С Новым годом! С Новым веком! — сказала ему Маринка, поднимая бокал с шампанским. — Вон там, под елкой, твой новогодний подарок. — Серёня развернул серебристую бумагу и увидел симпатичного хрустального ангела. — Пусть он будет твоим талисманом. Я верю, что у тебя все получится.