Шея жирафа

Чем дольше не избавляешься от неудачника, тем опаснее он становится. Начинает теснить окружающих и выдвигать необоснованные требования: претендует на приличные оценки в аттестате, на положительную характеристику, а потом еще, чего доброго, и на хорошо оплачиваемую работу и счастливую жизнь. Все это – результат многолетней поддержки, близорукой благожелательности и беспечного великодушия. Если уверять безнадежного слабака, что он не хуже других, нечего потом удивляться, когда в один прекрасный день он явится в школу с самодельной бомбой и винтовкой, чтобы отомстить. Потому что так и не получил того, что ему годами обещали. А потом приходится зажженные свечи рядами выстраивать.

Последнее время все требуют возможности самореализации. Это просто смешно. Справедливости не существует. А в обществе и подавно. В природе, может быть. Неслучайно отбор сделал нас теми, кем мы сегодня являемся, – живыми организмами с наиболее развитым мозгом.

Но Шваннеке, одержимая интеграцией, не может с этим смириться. Да и чего ждать от человека, который выстраивает парты не рядами, а буквами, а стулья – полукругом. Долгое время парты стояли в форме большой буквы «С», как бы обнимавшей ее стол. А недавно Шваннеке их поставила даже в форме угловатой «О», так что оказалась связана со всеми учениками, и больше не было ни начала, ни конца, только одно совершенное мгновение, так она заявила в учительской. Ученикам одиннадцатого класса она разрешает обращаться к ней на «ты». Инга Ломарк слышала, как какая-то школьница сказала: «Мы должны называть ее Карола». Карола! Ужас! Как в парикмахерской!

Инга Ломарк обращалась к ученикам на «вы» начиная с девятого класса. Эта привычка осталась у нее с гэдээровских времен, тогда школьников в этом, возрасте торжественно принимали в члены общества. Вручали книгу «Вселенная. Земля. Человек» и социалистический. букет гвоздик. Нет более действенного средства, чем обращение на «вы», чтобы напомнить подросткам об их несовершенстве и сохранить дистанцию.

На работе нет места близости и пониманию. Ученики, борющиеся за благосклонность учителя, выглядят нелепо, но их поведение понятно: они пресмыкаются перед власть имущими. Но вот что действительно непростительно – это когда учителя набиваются в друзья к подросткам. Пристраивают задницу на учительский стол. Заимствуют моды и слова. Носят яркие шейные платки. Осветляют пряди. Делают все, лишь бы только сойти за своего. Совершенно теряют лицо. Жертвуют последними остатками достоинства, чтобы насладиться мимолетной иллюзией общности. И впереди всех, конечно, Шваннеке и ее любимчики: шушукающиеся девицы, с которыми она болтает на переменах, и страдальцы с мутирующим голосом, перед которыми она разыгрывает самое что ни на есть дешевое шоу, апеллируя к их инстинктам, – губы намажет, глаза выпучит. Интересно, она себя давно в зеркале видела?

У Инги Ломарк любимчиков не было и не будет. Влюбленность – это незрелый, сбившийся с пути избыток чувств, гормонально обусловленная экзальтация, овладевающая подростками… В тот период развития, когда они уже отцепились от материнской юбки, но еще не доросли до понимания привлекательности другого пола. Поэтому адресатом неперебродивших чувств становится беспомощный сверстник того же пола или недосягаемый взрослый. Щеки в красных пятнах. Мутный взгляд. Воспаленные нервы. Мучительный промах. При нормальном развитии проблема исчезает сама собой вместе с созреванием желез. Но разумеется, тот, кому недостает профессионализма, может сбагрить свой учебный материал только при помощи сексуальных сигналов. Заискивающие практиканты. Так называемые любимые учителя. Шваннеке.

Какую она развернула кампанию на педсовете, чтобы спасти этого идиота из восьмого класса! Губы намалеваны ярко-красным, лоб наморщен, кричит: «Нам же нужен каждый ученик!» Не хватало только, чтобы именно бездетная Шваннеке, которую к тому же недавно бросил муж, заявила, что дети – наше будущее.

Какое там будущее… Если быть точным, эти дети – как раз таки прошлое, а не будущее. Перед ней сидит девятый класс. Последний девятый класс гимназии им. Чарльза Дарвина. Через четыре года они станут последним выпуском. А пока Инга Ломарк должна исполнять здесь роль классной дамы. Просто девятый класс, и все. К номеру больше не нужно добавлять букв, как прежде – от «а» до «ж». Раньше такая рождаемость была – отличную роту можно было набрать, по крайней мере по количеству. А теперь и этот класс едва удалось наскрести. Почти чудом, потому что в тот год в их федеральной, земле был зафиксирован самый низкий уровень рождаемости. Следующие классы набрать уже не получилось. Даже несмотря на разговоры, о нехватке учеников, о грядущем конце Дарвиновки и решение коллег из трех общеобразовательных школ более щедро раздавать рекомендации для поступления в старшие классы гимназии. Вот и получилось, что каждого более-менее грамотного ребенка возвели в ранг гимназиста.

Всегда были родители, вопреки всем рекомендациям убежденные в том, что их ребенку самое место в гимназии. Но теперь в этом городе не хватает даже родителей.

Нет, в самом деле, с ее точки зрения, эти дети – отнюдь не брильянты в короне эволюции. Развитие и рост – не одно и то же. Эти. ученики, до ужаса наглядно демонстрировали, что качественные и количественные изменения происходят по большей части, независимо друг от друга. Природа, нерешительно застывшая на пороге между детством и юностью, – зрелище малоприятное. Фаза развития. Подрастающие наземные позвоночные. Школа – вольер. Приближается ужасное время, нужно будет постоянно проветривать классную комнату, чтобы избавиться от запаха этой возрастной ступени. Мускус и высвобожденные феромоны, теснота, формирующиеся тела, потные подколенные ямки, сальная кожа, тусклые глаза, бурный рост во все стороны. До начала полового созревания их еще можно было чему-то научить. А сейчас уже очень трудно понять, что творится в их головах за непроницаемыми лицами: то ли они уже ушли в своем умственном развитии далеко вперед, то ли сильно запаздывают из-за кардинальной перестройки организма.

Они же не понимают, что с ними происходит, и уж тем более не в состоянии себя контролировать. Просто бессмысленно пялятся в пустоту. Апатичные, перегруженные, сконцентрированные исключительно на себе. Инертные, неспособные к сопротивлению. Кажется, что сила земного притяжения действует на них в три. раза сильнее, чем на остальных… Им все дается с огромным трудом. Каждый квант энергии, что поступает в эти тела, поглощается мучительными метаморфозами, по трудоемкости ни в чем не уступающими сбрасыванию кокона. Вот только бабочки появляются на свет в результате всего этого крайне редко.

Тут уж ничего не поделаешь, процесс взросления не может обойтись без этих аморфных промежуточных форм, на которых, как нарывы, разрастаются вторичные половые признаки. Тяготы антропогенеза демонстрируются здесь в ускоренном темпе. Не только онтогенез есть рекапитуляция филогенеза, но и пубертатный период тоже. Они растут. День за днем. Скачками, особенно летом, так что после каникул их даже не сразу узнаешь. Послушные девочки превращаются в истеричных бестий, а смышленые мальчики – во флегматичных оболтусов. Плюс еще неумелые попытки выбора партнера. Нет, от природы не стоит ждать оригинальности. Только справедливости. Это состояние – сродни болезни. Остается только ждать, пока оно пройдет. Чем крупнее может стать животное и чем больше продолжительность его жизни, тем дольше длится его юность. Человеку для созревания требуется треть всей его жизни. В среднем человеческий детеныш способен позаботиться о себе по достижении восемнадцати лет. А Вольфганг, например, выплачивал деньги, детям от первого брака аж до двадцати семи.

И вот они сидят перед ней, эти вступающие в жизнь кровопийцы. Очиняют карандаши, и перерисовывают пирамиду с доски, каждые пять секунд поднимая и опуская головы. Еще не сформировались до конца, а уже такие дерзкие и самоуверенные, бесстыдно полагают, что весь мир крутится вокруг них – какая самонадеянность! Это уже не дети, постоянно испытывающие потребность приткнуться к кому-нибудь и потому врывающиеся в твое личное пространство под любыми предлогами, вынуждая тебя к ним. прикасаться, и откровенно пялящиеся на тебя, как шпана в междугороднем автобусе. Это – молодые взрослые, уже способные к зачатию, но еще незрелые, как сорванные до срока плоды. Инга Ломарк, должно быть, кажется им человеком без возраста. А скорее, она для них просто старая. Ее ученикам это состояние, наверное, представляется неизменным. Молодые стареют. Старые остаются старыми. Ее период полураспада уже давно позади. К счастью. Ей, по крайней мере, не придется существенно меняться у них на глазах. Это успокаивает. А вот она увидит их рост, как видела уже много раз. И это знание делает ее могущественной. Пока еще они едва отличимы друг от друга. Стая, нацеленная на выполнение школьных требований. Но уже совсем скоро они станут коварно самостоятельными, возьмут след и найдут сообщников. А она начнет игнорировать хромых кляч и втайне поставит на чистокровного арабского скакуна. У нее хорошее чутье. Она уже ставила на учеников, которые потом стали летчиком и морским биологом. Не самый худой улов для провинциального городка.