Шея жирафа

Больше никакого движения, городок или, вернее, то, что от него осталось, погрузилось в полуденный сон. Город казался почти нереальным, как все места, покинутые людьми… В прежние времена любили стращать перенаселением. С тех пор людей на этой планете стало на пару миллиардов больше. Вот только здесь этого не чувствуется.

Как и в том городе-призраке в пустыне Мохаве в Калифорнии, где они были на экскурсии. Жаркий летний день, палящее солнце. Они даже заплатили за вход. В тот единственный раз, когда она и Вольфганг ездили за океан навестить дочь. Уж лет десять как. Тогда все еще были уверены, что Клаудия скоро вернется, что ей нужно только учебу закончить, и она хочет показать родителям, где жила последний год. Они и правда в это верили. Они все.

У ворот – табличка с указанием числа жителей. От основания города до финала. От нескольких сотен до нуля. В крошечном музее эмалированную раковину выставили с такой помпой, будто нашли ее в карьере Мессель. Буклет на смешном немецком с биографиями тех, кто когда-то населял этот город. Едва понятные фрагменты предложений. Европейцы пришли сюда колоннами, на телегах. Или по одиночке. Покинули родину в надежде добыть пару самородков драгоценного металла. Тяжелая работа в штольнях, где другим уже удалось найти золото, серебро, медь или буру. Покидать естественную среду обитания крайне опасно. А человек не побоялся даже пустыни! Его степень приспособляемости впечатляет. Он может выжить практически везде. И прямо-таки с болезненной настойчивостью доказывает это снова и снова. Кичится своей экологической пластичностью. Муравьям понадобились тысячи видов, чтобы заселить весь мир, человеку удалось сделать это, имея всего лишь дюжину разновидностей.

Немного в стороне стояла школа. Фахверковое строение, которое после пожара по непонятным, причинам. восстановили, в половинную величину. Внутри оно напоминало кукольный домик, только слишком большой. Над доской – карта мира. В центре – Америка. Евразию поделили на две части и оттеснили к краям. Половина – слева, половина – справа. Огромная Гренландия. Белое пространство, размером с Африку. На стенах – длинные списки правил поведения для учительниц. Не курить. Не есть мороженого. Надевать минимум две нижних юбки. Выйдя из домика, она увидела агрегаты аварийного электропитания, которые обеспечивали электричеством эти декорации в пустыне. Множество сувенирных лавок и магазинчиков драгоценных камней. И хотя деревянные колышки, к которым привязывали лошадей, все еще были на месте, хотя позади города-призрака в каменистую пустыню вгрызались шахты старых серебряных рудников, похожие на мышиные норы, она при всем желании не могла себе представить, что здесь и в самом деле когда-то жили люди, чьи останки теперь покоились под каменистыми холмиками кладбища. Все это казалось муляжом, декорацией деревни, посреди, пыльной каменной пустыни, обрамленной горами. А она еще и за вход заплатила. Нет, история точно не для нее. А естественная история там большой роли не играла. Возможно, пустыня и небезынтересна с геологической точки зрения и важна как среда обитания горстки животных и растений. Но полное отсутствие хлорофилла напрочь сбивало с толку.

Вот и этому городу уже больше не оправиться от колебаний популяции. И никому не придет в голову платить за экскурсию по нему. Город в хинтерланде Передней Померании, который только тем и знаменит, что здесь располагается администрация округа. На речушке – пристань для вывоза металлолома и. сыпучих грузов, еще есть фабрика по производству сахара и музей. На Марктплац теперь парковка. Несколько улиц, застроенных историческими, зданиями. Церковь без колокольни – огромный рудимент кирпичной готики. В центре полно новостроек, панельки семидесятых годов в самом простом исполнении, никакой керамической плитки или гравийного заполнителя в бетоне. Сначала в них сделали капитальный ремонт. Теперь они стоят по большей части пустыми. Новый автобан – практически у двери, всего в получасе езды. Через тридцать километров – резкий поворот на запад. Но по крайней мере, здесь есть растительность. Батальон анютиных глазок перед торговым пассажем. Фиалковая пехота, которую для украшения города высаживают безработные в рамках программы трудотерапии. Плющ обыкновенный, цепляющийся за балконы навороченных фасадов новостроек. И множество растений, проложивших себе дорогу в это поселение без помощи человека. Почти незаметные глазу, они тем не менее прекрасно себя чувствуют. Мятлик однолетний заполняет своими плоскими корнями каждый квадратный сантиметр незастроенного пространства. Льнянка полевая добралась сюда, на Марктплац в центре города с окраин полей. Сквозь щели мостовой пробивается горец птичий. Не говоря уже об одуванчике лекарственном, он – повсюду, маркирует каждый уголок своей избыточной потенцией. Все буйно разрастается. Белые войлочные листья полыни обыкновенной. Ковер из звездчатки. Неистребимая марь. Удивительное богатство видов. Больше всего растительности на Штайнштрассе, где руины соседствуют со старыми опустевшими домами. Здания на разных стадиях упадка. Стоп. Ведь Бернбург раньше где-то здесь жила? Звонок вырван, надписи на табличках не разобрать. Дверь открыта. Из подвала тянет холодом. Во дворе даже цветет бессмертник. Вытянувшийся высоко вверх тысячелистник на груде строительного мусора. Фальшивые колосья ячменя заячьего с длинными остями… Сорняки бессмертны.

Тут выживает лишь то, что буйно разрастается. Вдали от ухоженных клумб, лелеемых садиков и других вторичных биотопов, созданных кропотливым трудом. Ромашка пахучая, устойчивая к воздействиям мшанка, коварный пырей, трогательная пастушья сумка. Упрямые сорняки, настырный рост. Такое размножение гарантирует сохранение вида. Здесь не будут иметь успеха сложные мероприятия по опылению. Здесь все происходит быстро. Сорняки успевают размножиться до того, как вредные вещества сумеют им навредить. Клейкие семена толстолистного подорожника цепляются за каждую подошву. Щитовник извергает свои крошечные споры. Одуванчик отправляет в полет парашюты. Уносимые ветром семена. Пастушья сумка в случае необходимости может даже самоопыляться. Однако смена местоположения самих растений не предусмотрена. Они вынуждены оставаться здесь, выбора у них нет. И они выживают, как умеют. Заселяют освободившиеся пространства, занимают свободные промежутки, прорастают в расщелинах тротуаров, в трещинах стен, укореняются в грязи мусорных куч, зарываются в развалины старых, зданий. Глина, цемент, строительный раствор – им все нипочем. Даже наоборот. Самая сухая почва с высоким содержанием извести – достаточно питательна для закаленных бойцов зеленого фронта.

Кормофиты просто недооценивают. В институте ее вся эта зелень тоже не слишком интересовала. Покорные работники фабрики по производству фотосинтеза. Бесконечные упражнения по определению вида. Всегда приходилось считать. Сколько у них листьев, сколько тычинок. Споровые и хвощевые, плауновидные и папоротники, голосеменные и покрытосеменные, двудольные и однодольные. Бобовоцветные и крестоцветные, губоцветные и сложноцветные. Очередное листорасположение, супротивное, мутовчатое. Плод. Кормовые, лекарственные, декоративные. Отдельные органы для фотосинтеза. Подпитка большого кругооборота, мотор обмена веществ. Растения превращают бедные энергией вещества в богатые энергией. У животных все наоборот. Мы просто не автотрофные. В каждом маленьком листочке, в каждом крошечном хлоропласте ежедневно случается чудо, благодаря которому мы все существуем. Эпидерма, кутикула, палисадная паренхима. Если бы мы были зелеными, нам не нужно было бы есть, ходить в магазин, работать. Вообще ничего не нужно было бы делать. Достаточно было бы немного полежать на солнце, попить воды, поглотить углекислый газ, и все, действительно все было бы улажено. Вот если бы иметь под кожей хлоропласта. Как было бы чудесно!Немая, терпеливая вегетация. Мое почтение. Растения не умеют разговаривать, но могут общаться; у них нет нервной системы, но они могут ощущать боль. Предполагают, что они даже испытывают чувства. Хотя это-то как раз вряд ли можно считать прогрессом. Возможно, они и превосходят нас лишь потому, что умеют обходиться без чувств. У некоторых растений генов больше, чем у человека. Это ведь одна из самых перспективных стратегий захвата власти. Надо, чтобы тебя недооценивали. Тогда потом, в нужный момент, можно будет нанести удар. Очевидно, что растения сидят в засаде. Во рвах, садах и казармах теплиц ждут подходящего момента для наступления. Совсем скоро они всё отвоюют назад. Вернут себе когда-то отнятые у них территории с помощью щупалец, производящих кислород, поборются с погодными условиями, взломают корнями асфальт и бетон. Погребут под сплошным, травянистым, ковром, остатки ушедшей цивилизации. Возврат территории прежним владельцам – это только вопрос времени.