Медленной шлюпкой в Китай

В каком-то смысле дождь — это чистой воды частный эксперимент. Иными словами, бывает так, что сознание вращается вокруг дождя, но одновременно и дождь вращается вокруг сознания. Простите, если кому-нибудь эта фраза покажется смутной. В такие минуты у меня в голове каша, и я перестаю понимать, к какой стороне относится тот дождь, который я сейчас наблюдаю. Но это уж слишком личное переживание. В конечном итоге, дождь — это просто дождь.

На утро четвертого дня я побрился, причесался и поднялся на лифте в столовую на четертом этаже. Прошлой ночью я в одиночестве пил виски, и теперь в животе было неспокойно. Завтракать не хотелось, но что делать вместо этого, придумать я не мог. Я сел за столик возле окна, раз пять пробежал глазами меню и, смирившись, заказал кофе и омлет. Пока не принесли еду, курил, разглядывая пейзаж за окном. Вкус табака не чувствовался. Видимо, накануне я все-таки перепил.

Июньское утро, пятница. Столовая не популярна — в ней попросту никого нет. И как ей быть популярной, если на двадцать четыре столика, концертный рояль и картину маслом размером с домашний бассейн я — единственный посетитель. К тому же заказал лишь кофе и омлет. Двое официантов в белых пиджаках от безделья рассеянно всматривались в дождь.

Съев безвкусный омлет, я потягивал кофе и читал утреннюю газету. Двадцать четыре страницы — и ни одной статьи, которую хотелось бы прочесть. На всякий случай я пролистнул номер в обратном порядке, с конца. Результат тот же. Тогда я свернул газету, положил ее на стол и принялся допивать кофе.

Из окна виднелось море. Обычно в нескольких стах метрах от береговой линии виднелся маленький зеленый остров, но этим утром я обнаружил лишь его очертания. Дождь стирал границу между пепельным небом и мрачным морем. В его струях все казалось блеклым. Хотя истинной причиной тому, возможно, было то, что я сломал очки. Я прикрыл веки и потер глаза. Правый побаливал. Спустя какое-то время я открыл глаза, а дождь все так же продолжал лить. Зеленый остров по-прежнему был задвинут на задний план.

Когда я наливал себе вторую чашку кофе, в столовую вошла молодая особа. В голубом тонком кардигане поверх белой блузки и в скромной синей юбке до колен. Каждый ее шаг отдавался приятным стуком. Так ходят в дорогих шпильках по дорогому полу. С ее появлением столовая гостиницы наконец-то стала похожа сама на себя. Казалось, официанты вздохнули спокойней. Так же, как и я.

Остановившись на входе, она окинула взглядом зал. На мгновенье растерялась. И было от чего. Пусть и в дождливую пятницу, но за завтраком в столовой курортной гостиницы сидит всего один посетитель. Что ни говори — скукота. Пожилой официант немедля проводил посетительницу к столику возле окна — через один от меня.

Она быстро окинула взглядом меню и заказала грейпфрутовый сок, булочки, яичницу с беконом и кофе. На выбор еды у нее ушло не больше пятнадцати секунд.

— ...И хорошенько прожарьте бекон, — произнесла она голосом человека, привыкшего использовать других. Есть такая манера речи.

Покончив с заказом, она поставила на стол локти и, подобно мне, уставилась в окно. Мы сидели друг против друга, я мог наблюдать за ней через ручки кофейника. Девушка смотрела на дождь, но действительно ли она видела его или нет, утверждать не берусь. Просто выглядело так, будто она смотрит на ту сторону дождя, сидя с этой его стороны. Я занимался тем же самым уже четвертые сутки, и в занятии этом был докой. Смотрит человек на дождь или нет, мог определить очень легко.

Для утра прическа ее была уложена очень аккуратно. Волосы длинные, мягкие, слегка вьются над ушами. Временами она проводила пальцем по пробору. Причем всегда — средним пальцем правой руки. Затем непременно клала руку на стол ладонью вверх и вскользь обследовала ее. Вероятно, вредная привычка. Указательный и средний пальцы прижаты друг к другу, безымянный и мизинец слегка загнуты.

Худощава, невысокого роста. Нельзя сказать, что некрасива, но чуть загнутые уголки твердого рта и толщина бровей предполагают упрямство и кому-то могут понравиться, а кому-то — нет. На мой вкус, она была вполне ничего. Одежда стильная, движения сдержанные. Но лучше всего было то, что молодая женщина, в одиночестве завтракающая дождливым утром пятницы в столовой курортной гостиницы, совершенно не чувствовала этой особой летучей атмосферы. Как ни в чем не бывало пила кофе, намазывала масло на булочки, отправляла в рот кусочки яичницы с беконом. Интересного мало, но и скуки не ощущалось.

Допив вторую кружку кофе, я свернул салфетку, положил ее на край стола, подозвал официанта и поставил подпись под счетом.

— Сегодня опять зарядил на весь день, — сказал официант.

Он мне сочувствует. Действительно, кто угодно посочувствует, видя, как постоялец на три дня заточен дождем в гостиницу.

— Точно, — ответил я.

Когда я встал из-за стола, сжимая под мышкой утреннюю газету, девушка прижала к губам чашку кофе и, даже не поведя бровями, смотрела на улицу. Будто меня здесь не было с самого начала.

Я каждый год приезжаю в эту гостиницу. Стараюсь выбирать сезон, когда расценки меньше обычного. Летом и на новогодние праздники стоимость проживания никак не вписывается в мой бюджет. К тому же, тут битком, как в метро. А вот апрель или октябрь — другое дело. Расценки снижаются процентов на сорок, воздух чистый, на море почти не видно людей. Каждый день ешь и не можешь наесться вкусными свежими устрицами. Две закуски, суп, два горячих — и все из устриц.

Конечно, кроме воздуха и устриц, есть еще несколько причин, по которым мне нравится эта гостиница. Прежде всего — просторные номера, четырехметровые потолки, большие окна, огромная кровать и письменный стол размером с бильярдный. Все просторное, с запасом. По существу, курортная гостиница старого типа, построенная в соответствии с требованиями людей мирной эпохи, большинство которых предпочитало неторопливое многодневное пребывание. Закончилась война, как дым растворилось в воздухе понятие о праздном классе. И только гостиница продолжала тихо и мирно существовать без особых потрясений и перемен. Мне нравились ее мраморные столбы в вестибюле, витражи в бальном зале, люстра в столовой, изрядно попользованная посуда из серебра, огромные стенные часы, сундук из красного дерева, окна, открывающиеся нажатием ручки, плиточная мозаика в ванной... Все это было в моем вкусе. Хотя пройдет лет десять, а может, и меньше, и все это безвозвратно исчезнет. Само здание доживало свой век: лифт неимоверно грохотал, зимой в столовой было холодно, как в морозильной камере. Было очевидно, что гостиницу давно пора перестроить. И я лишь желал, чтобы перестройку эту перенесли на как можно более поздний срок. Я не надеялся, что в новой постройке потолок сделают, как и прежде, четырехметровым. Кому они теперь такие нужны?

Я часто привозил сюда подругу. Точнее, нескольких подруг.

Здесь мы ели блюда из устриц, гуляли по взморью, занимались сексом под четырехметровыми потолками, спали на просторной кровати.

Не берусь судить, счастлива ли моя жизнь в целом, но в том, что касается этой гостиницы, я — счастлив. Пока мы жили под ее крышей, наши — между мной и моими подругами — отношения складывались вполне удачно. Работа тоже спорилась. Удача была на моей стороне. Время текло неспешно, но при этом и не застаивалось.

Удача отвернулась от меня несколько раньше. Хотя нет, произошло это намного раньше. Скорее всего, я просто не обратил внимания. Кто его знает. Но что фартить мне перестало, — это точно.

Первым делом я поссорился с подругой. Затем пошел дождь. И к тому же, у меня треснули линзы очков. Думаю, этого достаточно.

Две недели назад я позвонил в гостиницу и забронировал на пять дней спаренный номер. За первые два дня планировал завершить некую работу, а остальные три не спеша провести с подругой. Но за три дня до поездки, как я уже говорил, мы повздорили. Как это часто бывает, причиной большой ссоры является какая-нибудь мелочь.