Последний самурай

Кто-то постучал в дверь, потом заглянул, и он сказал: Не сейчас.

И простоял рядом с ней почти целый час, следя за тем, как ее пальчики порхают над клавишами.

Наконец он сказал, что достаточно. Показал ей простое упражнение и сказал: Хочу, чтобы вы играли его по четыре часа в день на протяжении двух месяцев, играли так, как я вам показал. После этого можете вернуться к любому из отрывков, но не забывайте расслаблять запястье при игре. Если не можете играть с расслабленным запястьем, лучше вообще не садитесь играть. И еще не забывайте по два часа повторять это упражнение перед тем, как начать играть любой из отрывков.

Он сказал: Вам надо начать заново. И тогда через год сможете снова прийти ко мне. Не обещаю, что возьму вас, но твердо обещаю устроить вам прослушивание.

Он добавил: Возможно, вы сочтете, что это не стоит целого года жизни.

Мама покачала головой и очень вежливо поблагодарила его.

А потом спросила: А как же скрипка? Что вы посоветуете делать со скрипкой?

Приятный мужчина рассмеялся & сказал: Не думаю, что это ваш инструмент. А затем вычеркнул из списка альт, мандолину и флейту.

И заметил: Рубинштейн никогда не играл на флейте, но это ничуть не умаляет его достоинств.

И еще сказал: Не знаю, кто там вас учил, но... Откуда вы, из Филадельфии, да? Позвоните вот этому человеку, можете назвать мое имя. Не звоните, если не собираетесь работать дальше, но если настроены серьезно... Нет, знаете что, лучше пару месяцев вообще ему не звонить. Попробуйте позаниматься самостоятельно, и если увидите, что желание не прошло, можете ему позвонить.

И он записал на бумажке имя & номер телефона и отдал ей, и она сунула ее в сумочку. И спросила, можно ли играть это упражнение в си миноре, и он рассмеялся и сказал, что 50 процентов времени она может играть его в си миноре, но при одном условии — чтобы запястье оставалось расслабленным. Линда поблагодарила мужчину, подхватила свою сумочку, скрипку, альт, мандолину и флейту и вышла из комнаты.

Еще минута — и вот она уже на улице, разглядывает высоченные здания. Впереди был еще целый день.

Если бы ее приняли в Джульярд, она поднялась бы на Эмпайр-Стейт-билдинг и смотрела бы сверху на город, который завоевала. Весь Нью-Йорк лежал бы у ее ног.

Но ей не хотелось подниматься на Эмиайр-Стейт-бил-динг, так что вместо этого она направилась к отелю «Плаза», чтобы посмотреть на знаменитый фонтан, в котором плескался и танцевал в чем мать родила Фитцджералд со своей женой Зельдой. Позже она рассказывала, что стояла у фонтана и содрогалась от рыданий, но в то же время понимала, что это был счастливейший день в ее жизни. Потому что когда ты младшая из пяти братьев и сестер, никто не принимает тебя всерьез. А теперь наконец нашелся человек, принявший ее всерьез, оценивший как музыканта, велевший заниматься по целых четыре часа в день над одним упражнением! Если уж в Джульярде сказали такое, отцу тоже придется принимать ее всерьез, & — о чудо и радость! она одна из всей семьи станет настоящим музыкантом!

Вообще-то ей всегда хотелось стать певицей, но для начала и этого достаточно.

Начал накрапывать дождь, а потому она отправилась в универмаг «Сакс» на Пятой авеню посмотреть на свитера и кофточки, а потом вернулась на вокзал и села в поезд до Филадельфии.

Добралась до дома, но там, похоже, никто так и не понял, что ее наконец-то приняли всерьез.

Да что он понимает? сказал мой дедушка. Кто вообще о нем слышал? Если он такой гений, так почему никто о нем ничего не слышал, а?

Мне нужно заниматься, ответила мама, и подошла к пианино. Села, занесла руку над клавишами, расслабила запястье — ощущение показалось новым и непривычным. Потом начала играть, и на протяжении часа из гостиной доносились какие-то совершенно чудовищные прыгающие звуки. Все дети в семье сносно играли на пианино с трех лет, но никто из Конигсбергов прежде не играл в такой манере. А мои бабушка с дедушкой сказали, что в жизни не слышали ничего более ужасного.

Мои бабушка с дедушкой и прежде считали, что нет ничего хуже, чем слушать прелюдию Шопена № 24 ре минор по 30 раз на дню. Теперь же они поняли, что сами не осознавали своего счастья. И бабушка не выдержала, и сказала Линде: Послушай, детка, почему бы тебе не сыграть ту красивую пьесу, которую ты играла раньше, а?

На что моя мама ответила, что на протяжении ближайших двух месяцев не будет играть ничего, кроме этого упражнения.

Тем временем все домашние недоумевали, куда подевался Бадди. Уехал со своим другом, не сказав никому ни слова.

Мама высказала предположение, что, может, они поехали в город присмотреть себе по свитеру.

Мама каждый день занималась по нескольку часов. Занятия давались ей трудно, еще тяжелее было все это слушать. Сначала все думали, что скоро она сдастся. Но проходили дни, а жуткие прыгающие звуки не стихали.

Видно, бедняжка просто не знала, чем еще заняться.

Она вспоминала прослушивание, и некоторые его моменты приводили ее теперь в смятение, особенно эта соната на скрипке с тремя повторами и новое, неизвестно откуда возникшее анданте — они просто преследовали ее. Единственное, что ее утешало, — то, что она не осмелилась тогда открыть рот и запеть. Но даже после трех недель усердного исполнения упражнений она вовсе не была уверена в том, что сможет снова войти в ту комнату и показать, на что способна.

Дядя Бадди и моя мама мечтали стать певцами, потому что любили оперу. Но не знали, что надо делать для того, чтобы ими стать.

Однако оба были уверены в том, что музыкальная школа — вовсе не то место, куда принимают любого Тома, Дика или Гарри. Нет, туда наверняка надо являться со своими инструментами, а уже потом показать, что умеешь играть на них и петь. Но после прослушивания моя мама подумала, что дело обстоит несколько иначе. Если уж перед тем как сыграть там на пианино, человек должен преодолеть своего рода пустыню чисто технической изнуряющей работы, то любой другой инструмент, и даже голос, окружает в точности такая же пустыня.

И мама продолжала играть упражнение. В школьном хоре она в свое время не пела, потому что большую часть времени там занимались подготовкой к разным христианским торжествам. Так что кто его знает, что надо делать и куда идти, чтобы стать певицей?

И вот как-то раз в гостиную вошла бабушка. И сказала Линде: Ты же знаешь, отец желает тебе только добра. Ты просто сводишь его с ума этой своей игрой. Как думаешь, легко ли человеку изо дня в день слушать все это? И еще она сказала: На этом упражнении свет клином не сошелся. Ты уже отыграла два часа, так что на сегодня вполне достаточно. Заканчивай это дело и поехали со мной в город, поможешь мне выбрать блузку для сестры.

И они отправились за покупками, и бабушка купила маме платье за 200 долларов, и еще одно платье за 250, и шляпку, и еще одну шляпку, и пару туфель в тон одной из этих шляпок. Затем они вернулись домой, и тут дедушка предложил Линде съездить во Флориду отдохнуть, но она отказалась. Они снова отправились по магазинам, и мама купила ей целых шесть кашемировых свитеров в пастельных тонах!

И вот бабушка взяла за правило заходить в гостиную всякий раз, как только мама начинала заниматься, и маму все больше раздражало это. Предыстория же всего этого такова.

Мой дед приехал в Америку из Вены в 1922 году, обосновался в Филадельфии и очень даже неплохо устроился. Правда, здешнее качество музыки не шло ни в какое сравнение с тем, к чему он привык в Вене, но во всем остальном все было очень даже неплохо. Он женился, благополучно пережил Великую депрессию, а когда началась война, то с чисто деловой точки зрения он даже выиграл, поскольку обручальные кольца шли просто нарасхват. С другой стороны, война круто изменила его взгляды на жизнь.

Большая часть семьи оставалась в Австрии. Почему-то принято считать, что раз ты ювелир, то денег у тебя немерено. И рано или поздно тебе непременно придет письмо от человека, который, возможно, тебе никогда не нравился; и ты почему-то должен раздобыть для него поручительство, и даже внести несколько тысяч долларов, и начинается бесконечная возня с документами и переписка. Допустим, этот человек имеет диплом инженера, целый год преподавал в каком-то университете, но затем вынужден был покинуть этот пост, поскольку студенты арийского происхождения не терпят, чтоб их поучала некая подозрительная личность нечистых кровей. Допустим, этот человек проработал какое-то время на производстве, но не на том уровне, который соответствовал бы его квалификации, допустим, у него имеется вполне реальное предложение занять место преподавателя в американском колледже. И вот ты пишешь в Государственный департамент США, и в департаменте тебе объясняют, что, к сожалению, они не могут выдать этому человеку разрешения на въезд, поскольку для того, чтобы занять указанное место, требуется не один, а два года преподавательской практики. И ты вновь ввергнут в бесконечную переписку, и в один прекрасный день пишешь этому человеку очередное письмо с объяснениями, но так и не получаешь от него ответа.