Смутная улыбка

ядом со мной, дорога, освещенная фарами, ночь, моя голова на плече у Люка, Люк, такой уверенный за рулем, такой быстрый. Рассветы где-нибудь за городом, сумерки на море...

-- Знаете, я никогда не видела моря... Это был вопль негодования.

-- Я тебе его покажу, -- мягко сказал Люк. И, обернувшись ко мне, улыбнулся. Как будто пообещал. Франсуаза, не расслышав его слов, продолжала.

-- В следующий раз, когда мы поедем, Люк, надо будет взять ее с собой. Она будет повторять: "Вот это вода, ну и вода! "

-- Я, наверное, сначала искупаюсь, -- сказала я. -- А говорить буду потом.

-- А знаете, это действительно очень красиво, -- сказала Франсуаза. -Желтые пляжи с красными скалами и вся эта синяя вода, настигающая тебя сверху...

-- Обожаю твои описания, -- сказал Люк, смеясь. -- Желтое, синее, красное. Как школьница. Как юная школьница, конечно, -- добавил он извиняющимся тоном, оборачиваясь ко мне. -- Бывают ведь и старые школьницы, очень-очень сведущие во всем. Поверните налево, Доминика, если сможете.

Я смогла. Мы подъехали к поляне. Посредине был большой бассейн с прозрачной голубой водой, при взгляде на нее мне заранее стало холодно.

Надев купальники, мы быстро пошли к краю бассейна. Я встретила Люка, когда он выходил из кабинки: вид у него был недовольный. Я спросила егопочему, и он улыбнулся немного смущенно:

-- Не слишком я красив.

И, в общем, он был прав. Высокий, худой, сутуловатый, отнюдь не смуглый. Но вид у него был такой несчастный, он так старательно держал перед собой полотенце-ну прямо как мальчишка-подросток, -- что я умилилась.

-- Идемте, идемте, -- сказала я весело, -- не так вы безобразны, как вам кажется!

Он искоса взглянул на меня, чуть ли не шокированный, потом рассмеялся.

-- А ты становишься непочтительной! Потом он разбежался и бросился в воду. Он сразу же вынырнул с отчаянными криками, и Франсуаза села на край бассейна. Она выглядела лучше, чем в одежде, и напоминала одну из луврских статуй.

-- Зверски холодно, -- сказал Люк, высунув голову из воды. -- Надо быть сумасшедшим, чтобы купаться в мае.

-- В апреле о купании не может быть и речи. А в мае-делай что хочешь, -- наставительно произнесла мать Бертрана.

Но стоило ей попробовать воду ногой, как она сразу пошла одеваться. Я посмотрела на эту радостную, щебечущую группу вокруг бассейна, незагорелую, взбудораженную, и меня охватило какое-то тихое веселье, и в то же время не давала покоя вечная мысль:

"При чем здесь я? "

-- Будешь купаться? -- спросил Бертран. Он стоял передо мной на одной ноге, и я смотрела на него с одобрением. Я знала, что каждое утро он упражнялся с гантелями: однажды мы вместе проводили уик-энд и, приняв мою дремоту за глубокий сон, он на рассвете начал делать перед окном всякие упражнения; глядя на него, я втихомолку смеялась до слез, но он, видимо, считал, что выполняет их отменно. Сейчас Бертран выглядел очень чистеньким и здоровым.

-- Это для нас возможность отполировать кожу, -- сказал