Кабаре

Я забралась на свою койку и похвалила себя за то, что успела воспользоваться душем, пока была наверху. У нас в третьем классе душевую не мыли с самого начала круиза, если вообще когда-нибудь мыли. А кроме того, в нее всегда стояла такая очередь, что и не попадешь.

Я задула свечу, чтобы зря не расходовать, легла и стала думать о чревовещателе. Он никак не шел у меня из головы. Все еще слышался голос, шептавший мне на ухо. Я даже чувствовала легкое дыхание, из которого рождались слова:

— Фреда… Я твоя судьба.

Интересно, это правда?

Я уже дремала, когда мне показалось, будто снаружи раздался сильный всплеск, а потом такой звук, какой издает вода, проглатывая что-нибудь тяжелое. Потом я уснула глубоким безмятежным сном.

Глава 18

В пять утра по третьему классу разнесся звук гонга.

— Подъем! Подъем! — настаивал металлический голос.

Счастливые и возбужденные, мы поднимались на палубу и готовились к высадке. Лайнер входил в бухту возле Порт-Саида, где мы должны были единственный раз в жизни увидеть Сфинкса и пирамиды. Отлично помню то волнение, которое охватило меня, когда я стояла на палубе, вдыхала свежий морской воздух, смотрела на приближавшийся берег, на лодки и портовую суету, на купола и минареты в глубине, на огромные рекламные щиты, теснящиеся многоквартирные дома и на роскошные пальмы, приветствовавшие гостей этого восхитительного приморского города. В тот момент я была так счастлива, что забыла обо всех неудобствах и ни на что не променяла бы эту картину.

Причаливали, как обычно, не торопясь, и вот, класс за классом, словно в школе, нам разрешили сойти на понтон из плававших на воде канистр, который вел к причалу. Понтон мне понравился. Он все время дергался под ногами, как поплавок: вниз-вверх. Я вспомнила о Клодии. Ей бы тоже понравилось.

Пройдя таможню, мы очутились в Египте, в жаре, напоминавшей пекарню. Во мне словно ожили все чувства. Глаза засияли от яркого света. Все оттенки казались такими сочными: ослепительно синие, красные, желтые и кипельно-белые. Воздух наполнился восхитительными звуками: призывы к молитвам, доносившиеся с минаретов, радовали сердце; крики уличных торговцев были удивительно непривычными; даже звук автомобильных моторов и клаксонов казался новым и загадочным. В нос ударили запахи: выхлопные газы, сточные канавы, тмин, перезрелые бананы, жареная козлятина, размякший на жаре бетон, мусор, навоз.

Я сразу же влюбилась в этот город.

Стюарды проводили нас на пыльную парковку перед сарайчиком таможни. Пассажиры первого, а затем и второго класса заняли места в шикарных автобусах с кондиционерами и биотуалетами. Им предлагали прохладительные напитки и разные угощения.

Нам, третьему классу, пришлось воспользоваться местным транспортом. Что ж, тем лучше, подумала я. Так проще познать настоящий Египет, чем из этакого скафандра.

Пока мы ждали рейсового автобуса, шикарный транспорт отправился в путь. Некоторые пассажиры махали нам руками. Никто им не ответил. Солнце с каждой минутой палило все сильнее. Нас окружила ватага ребятишек. Они предлагали холодную воду из стеклянного кувшина, в котором плавала половинка лимона. Цитрус явно был не первой свежести, но ароматный. Другие дети торговали открытками с верблюдами в панамах, войлочными фесками, пачками печенья, яблочными ирисками, жвачкой и ломтиками манго. Нахальная ребятня расценивала отказ как согласие. Когда их манера предлагать товар стала скорее пугающей, чем забавной, подошел полицейский и прогнал их, угрожая дубинкой.

К этому времени наиболее нетерпеливые из экскурсантов стали все чаще поглядывать на часы и интересоваться, когда же подойдет наш автобус. А мне все нравилось, ведь это тоже часть приключения.

Наконец, часа через два с половиной, за которые трое из нас получили солнечный удар и были отправлены обратно на корабль, на парковку въехал автобус, вздымая вокруг себя густые клубы рыжей пыли. Даже пыль здесь была симпатичнее, чем наша, римская. Поначалу водитель держал двери закрытыми и не впускал нас в салон, хотя некоторые мужчины грозно размахивали кулаками перед окном кабины. Потом, когда двери все-таки открылись, откуда ни возьмись появилась толпа местных жителей, которые влезли в автобус вместе со своими животными и детьми. Экскурсанты приняли вызов и втиснулись тоже, хотя мест почти не осталось, и многим нашим пришлось все пять часов ехать стоя.

Мне повезло. Я успела занять место у окошка, рядом с гигантской в обхвате женщиной, которая везла на голове такой же гигантский кочан капусты. Сзади сидели пятеро ее детей и сомлевшая от зноя овца. А за ними я, к своему изумлению, увидела чревовещателя. Как ему удалось сесть в автобус, чтобы я его не заметила? Он обмахивался веером из перьев фламинго, а над его головой — в багажном отсеке, битком набитом цыплятами, арбузами, сахарным тростником и чайниками, — виднелся большой черный чемодан.

Мне нравился вид из окна, и я не отводила глаз от калейдоскопа заманчивых картинок. Хотя и чувствовала себя не слишком уютно, потому что чревовещатель был рядом.

Автобус раскалился. Запахло разгоряченными телами. Вредоносные выхлопные газы просачивались в открытые окна и смешивались с испарениями, исходившими от некоторых пассажиров, которые развели огонь, чтобы сварить мясо или поджарить кусочки баранины. Блеяние овец и ягнят, гоготание гусей, напевная арабская речь моих попутчиков — все это завораживало и смахивало на сон. Окунувшись в жару и духоту, я вдруг услышала другие голоса, доносившиеся откуда-то издалека.

— Почему именно она?

— Ты знаешь, почему. Потому что мадам Йо-Йо никогда не ошибается.

— Ха! Опять эти гадалки! Откуда им знать? Кстати, а как же я?

— В наших отношениях ничего не изменится, поверь мне. Ты же знаешь, что мы всегда будем вместе.

Я заснула. Мы встали очень рано, к тому же я не высыпалась с тех пор, как уехала из дома. Через несколько часов я проснулась, и оказалось, что автобус сломался. До порта было далеко, до пирамид тоже. Мы словно попали на необитаемый остров. Шофер сидел на обочине и варил зеленый чай. Какой-то мужчина привязал свою буйволицу в тени и доил ее в ведро. Моя соседка протянула мне кусок сочного арбуза и улыбнулась беззубой улыбкой. Я приняла угощение с искренней признательностью. Соседка тоже смаковала арбуз, звучно выковыривая семечки. Вокруг, как перегревшиеся мухи, расселись остальные пассажиры. Между ними пристроились куры. Чревовещатель по-прежнему сидел на своем месте, через ряд от меня. На лбу и над верхней губой застыли капельки пота. В багажном отделении подозрительно молчал Малько.

Ни пирамид, ни Сфинкса мы так и не увидели. Наш автобус проторчал на обочине весь день, до позднего вечера. На закате мимо нас проехали шикарные пассажиры первого и второго класса. Они возвращались в порт. Через некоторое время какой-то автобус подобрал нас и отвез на корабль, чтобы мы не опоздали к отплытию. Всю обратную дорогу чревовещатель сидел рядом со мной. Мы молчали.

Когда мы подпрыгивали на понтоне, а «Святая Доменика» уже готовилась поднять якорь, я повернулась к толстяку-коротышке и сказала:

— Я никогда ни на что не соглашаюсь, не посоветовавшись с моим попугаем.

И ушла, не дождавшись ответа.

Глава 19

Кульминация круиза была позади, и корабль плыл обратно в Чивитавеккья. Хотелось домой, пассажиры первых двух классов и экипаж предвкушали возвращение. У третьего класса было совсем иное настроение. Разочарование и грусть висели над палубой, как туча. Нас лишили смысла всего путешествия. Наиболее мнительные из пассажиров тайком перешептывались по углам. Все были угнетены и подавлены.

Дальше — и того хуже. Рула Ардженти подхватила дизентерию, и в антисанитарных условиях нижней палубы болезнь распространилась со скоростью лесного пожара. В нескончаемой очереди, выстроившейся перед единственным туалетом, который очень быстро переполнился, обсуждали причину эпидемии.