Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой.

Сознавая, что дальнейшие препирательства бесполезны, Сергей покинул кабинет следователя, захватив икону с собой. «Ладно, — подумал он, — продолжим операцию в Петрограде».

ЧАСТЬ 2. ХРИСТОС И ДЕВСТВЕННИЦА

Глава 1. КАТЯ

Сергей Муралов недаром беспокоился из-за отсутствия писем от сестры. За это время произошли события, изменившие Катину жизнь, к сожалению, не в лучшую сторону, — и ей не хотелось беспокоить брата плохими новостями.

Начать с того, что сгорела Центральная телефонная станция, на которой Катя работала телефонисткой. Пожар возник на втором этаже, где расположена вся основная аппаратура, а затем огонь перекинулся на остальные этажи. Несмотря на отчаянные усилия пожарных, здание отстоять не удалось. Оборудование было полностью уничтожено, Петроград остался без телефонной связи. Авторитетная комиссия, изучив потери, пришла к выводу, что на восстановление станции потребуется не менее года. Поэтому было принято решение уволить телефонисток за ненадобностью. Катя осталась без работы, без денег и, что главное, без продовольственного пайка. Ее положение было бы отчаянным, если бы не решительное вмешательство Николая Мокрухина. Поделившись с девушкой деньгами и продуктами, Николай, забросив свои дела, в том числе и подготовку к выставке в Швеции, рьяно включился в поиски подходящей работы для Кати.

Предложений было много, но все неприемлемые. Требовались официантки в кабачки и забегаловки, продавщицы в мелкие лавчонки, которые как грибы вырастали на улицах и площадях Петрограда. Но эти вакансии по понятным причинам не рассматривались. Попытка устроиться в школе тоже не удалась: учебный год уже начался, и штаты преподавателей старших классов были укомплектованы; можно было где-то найти место учительницы младших классов, но уж очень маленькой была оплата, да и паек урезанный. К тому же вакантные места можно было найти не в центре города, а где-то на окраине.

В поисках работы, усталые, голодные и несчастные брели Николай Мокрухин и Катя по проспекту 25-го октября, когда их догнал однокурсник Николая по Академии художеств Кирилл Шумилов. Он буквально набросился на Николая:

— Слушай, куда ты пропал? Мы тут все с ног сбились, тебя ищем. Дома тебя никогда не бывает, и мать не может сказать, когда ты вернешься. По твоей вине задерживается отправка экспонатов на международную выставку иллюстраций детской книги.

У таможни какие-то вопросы не то к твоим экспонатам, не то к их упаковке. Таких усилий стоило добиться участия нашей страны в этой выставке, и теперь все может сорваться по твоей вине. Я уже решил отправить экспонаты без твоего багажа. Сегодня, к сожалению, уже поздно, а завтра с утра, чем раньше, тем лучше, изволь быть в таможне и снять их вопросы, иначе твое участие в этой выставке и во всех последующих под большим вопросом. А теперь представь меня своей спутнице. Или мне придется это сделать самому?

Катя с любопытством рассматривала высокого безупречно одетого молодого человека, изъяснявшегося столь эмоционально. Почему-то она остановила свое внимание на его сияющих модных ботинках, которые каким-то чудом сохранили девственную чистоту, несмотря на слякоть осенних улиц. Ей понравилась шапка густых темных вьющихся волос, тщательно причесанных и уложенных. В теплом бархатном баритоне юноши звучали нотки настойчивости и властности.

Николаю не хотелось знакомить Катю с Кириллом. Он не любил и не понимал этого человека. Но делать было нечего.

— Екатерина Дмитриевна, это Кирилл Евсеевич Шумилов, наш с Сергеем однокашник, ныне работник РАБИС`а. А это Екатерина Дмитриевна Муралова.

— Муралова? — воскликнул Кирилл. — Уж не супруга ли это Сергея?

— Нет, это его младшая сестра.

— Вы не должны слишком строго судить Николая, за то, что он пренебрег своими обязанностими, — попросила Катя, обращаясь к Кириллу. — Он по доброте душевной пытается помочь моей беде.

— А что за беда, позвольте спросить, — обратился к ней Кирилл, явно любуясь собеседницей.

Катя вкратце рассказала о том, как потеряла работу и как безуспешны были их поиски.

— Интересно, очень интересно! Расскажите-ка немного о себе. Впрочем, нет, что это мы с Вами мерзнем и мокнем под дождем, давайте-ка зайдем вот в эту закусочную, где подают отличные расстегаи, там и поговорим обстоятельно. Мне почему-то кажется, что я смогу Вам помочь, и не только Вам, а кое-кому еще.

Перспектива угоститься горячими расстегаями показалась голодной Кате такой заманчивой, что она тут же согласилась.

Пока Катя и Николай уплетали горячие расстегаи с мясом и рыбой, запивая их душистым крепким бульоном, Кирилл, не отрываясь, глядел на девушку.

— Итак, скажите-ка мне, как у Вас дело обстоит с образованием? — наконец прервал молчание Кирилл.

— Я окончила Таганрогскую гимназию, — ответила она.

— С золотой медалью ,— буркнул Николай. — Кроме того три курса юридического факультета.

— Отлично. А как со знанием иностранных языков?

— Французский в совершенстве, с немецким похуже, но читать и объясниться могу. Английский в пределах разговорника.

— Великолепно. Ваша работа на телефонной станции говорит о том, что Вы внимательны, собраны, усидчивы. А как Вы владеете машинописью? — продолжил опрос Кирилл.

Здесь Катя смутилась: — Одним пальцем я смогу напечатать какую-нибудь бумажку, но не более.

— Замечательно! — заключил Кирилл. — Извините, последний вопрос. Вы замужем? У Вас есть дети?

— Я девица, — ответила она, вконец смутившись.

— Простите меня, я напрасно задал этот вопрос — ведь в телефонистки не принимали замужних женщин. Вот теперь я почти уверен, что смогу предложить Вам достойную работу. Дело в том, что в Петроградском отделении Всероссийского Союза работников искусств у начальника отдела Александра Леонидовича Баракова только что уволилась секретарь-референт. Я уверен, что лучшей кандидатуры ему не найти. И Вы получите интересную работу, высокий оклад и хороший паек. Я позволю дать Вам только один совет: когда Вас спросят о машинописи (а Вас обязательно об этом спросят), Вы честно и прямо, глядя в глаза начальству, говорите — владею. Потому что одну-две бумажки в день Вы сможете настучать одним пальцем без ошибок (а ведь ошибок не будет — у Вас золотая медаль). А потом можно взять несколько уроков или окончить краткосрочные курсы, — это же не французский язык или орфография, где годы учебы нужны. Ну, как Вам мое предложение?

У Кати готовы были сорваться слова восторга и благодарности, но ее опередил Николай.

— Нам это предложение не подходит, — заявил он хмуро.

— Нам? Ты уже вправе решать за Екатерину Дмитриевну? И почему же не подходит?

— Потому что я знаю, что такое секретарь у большого начальника.

— Ах, вот ты о чем! Я сам не посмел бы предложить сестре моего товарища и коллеги что-либо непристойное. Александр Леонидович мягкий, интеллигентный, пожилой человек, отличный семьянин. Работать с таким человеком — одно удовольствие. Короче, Екатерина Дмитриевна, я жду Вас завтра в одиннадцать часов пополудни вот по этому адресу. Если Вы не опоздаете, я встречу Вас у входа.

— Хорошо, мы не опоздаем.

— Ну уж, нет, ты завтра утром должен быть у таможенников и улаживать там свои дела. Я еще раз объясняю тебе, что задержка пахнет международным скандалом, не говоря уже о конце твоей творческой карьеры. А здесь мы с Екатериной Дмитриевной сами управимся.

— Я никогда себе не прощу, — возразила Катя, обращаясь к Николаю, — если из-за меня возникнут такие тяжелые последствия. Ступайте, занимайтесь своими делами, а здесь я справлюсь. В крайнем случае, если что-нибудь не подойдет, отказаться я всегда успею. Николаю пришлось согласиться.

Возвращаясь домой, сияющая, радостная Катя тормошила угрюмо молчавшего Николая: