Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой.

Надо немедленно менять этого хозяйчика на толкового, болеющего за дело человека, иначе он окончательно загубит народное добро.

Катя на минуту представила, что будет с этой семьей, если их выгонят с насиженного места и лишат подворья — и ей стало жалко.

— Кирилл Евсеевич, может не надо сразу так жестоко? Может быть его предупредить, наказать, наконец, но не обрекать на голод и нищету его жену и детей.

— Нет, Катюша, нельзя оставлять народное добро на попечении этого бессовестного человека. А что будет с ним и его семьей -— это его проблемы.

Хотя Кирилл был для Кати абсолютным авторитетом, она испытывала какую-то неловкость оттого, что они воспользовались хлебосольством этой семьи, а узелок с медом и творогом жег ей руку.

Они сидели в углу в полутемном и полупустом вагоне. За окном давно уже стемнело. Кирилл что-то долго и горячо говорил, а она не слышала и не слушала его. Она с недоумением и тревогой прислушивалась к тому таинственному и величавому чувству, которое родилось и зрело в ее груди.

Она стояла у своих входных дверей и, не отрываясь, смотрела на его лицо. Нет, она не смотрела — она созерцала, как созерцают свое божество. Кирилл тихо приблизился к ней и осторожно коснулся губами ее щеки. Катя не противилась. Тогда он грубо и властно схватил ее за плечи и закрыл губами ее рот.

— Пусти меня к себе, — прошептал он.

Она отрицательно покачала головой.

— И так случилось многое. Это надо еще пережить, — возразила она и решительно скрылась за дверью.

Кирилл постоял немного у закрытой двери и отправился было домой, когда дорогу ему заступил Николай Мокрухин.

Заикаясь от волнения и бешенства, Николай бросал в лицо Кириллу угрозы, обвиняя того в непорядочности.

— Оставь в покое эту бедную невинную девочку. Тебе ведь сломать жизнь человеку и пройтись по ней катком ничего не стоит. Ради своих, мало кому понятных целей, ты пойдешь по головам и по костям и не оглянешься.

Кирилл холодно выслушал и ответил веско и твердо, медленно выговаривая слова:

— Наши отношения с Екатериной Дмитриевной касаются только нас двоих, и постороннее вмешательство здесь неуместно. Думаю, что Екатерина Дмитриевна была бы крайне недовольна, если бы узнала, что ты позволяешь себе так бесцеремонно вмешиваться в ее личную жизнь.

— Но ты сделал ей предложение?

— Не торопи событий. Все будет в свое время. Не у тебя же я должен просить руки Екатерины Дмитриевны.

Рано утром, выходя из дому на работу, Катя встретила Николая. Он ждал ее и сразу же с жаром начал убеждать ее в том, что Кирилл злой, безжалостный человек, способный на бесчестный поступок, что ее ждет горе, если она будет продолжать встречаться с ним. Он хочет оградить ее от несчастья, которое принесет ей этот человек.

Катя не на шутку рассердилась.

— Николай Федорович! Кто дал Вам право шпионить за мной и вмешиваться в мою личную жизнь? Я совершеннолетняя и могу сама выбирать, с кем мне встречаться. Я совершенно не согласна с Вашей оценкой качеств Шумилова. Он честный, порядочный человек, и на него можно положиться. Меня утомила ваша опека, и я прошу в ближайшее время не показываться мне на глаза.

Каково же было ее удивление и неудовольствие, когда на следующее утро встретила у своих дверей все того же Николая. Она готова была разразиться залпом проклятий, но Николай опередил ее. Тихо и виновато он прервал ее:

— Простите, Екатерина Дмитриевна, что я нарушил Ваш запрет, но я завтра уезжаю в Швецию. Я проститься пришел. Уезжаю с болью в сердце. Беспокоюсь я о Вас. Прошу еще раз, помните, что я Вам сказал, и будьте осмотрительны.

Глава 3. ПУЧИНА

Возвращаясь с работы, Катя весело и радостно приветствовала ожидавшего ее Шумилова.

— Кирилл Евсеевич, можете поздравить меня. Я, наконец, избавилась от несносной опеки Николая. Он уезжает.

— Похоже, он имеет на вас виды, — сказал Кирилл.

— Если это так, то шансов у него немного, — усмехнулась Катя.

— А я ведь вас не зря жду. Я хочу вас пригласить в оперетту. Вы любите оперетту?

— Я никогда не была, ни в опере, ни в оперетте. У нас в Таганроге хороший драматический театр, но музыкального театра нет. Приезжала с гастролями труппа Сансаганского и Зинковецкой, но они играли украинские музыкальные пьесы, такие как «Наталка Полтавка», кроме того, местный итальянец Мола организовал любительский симфонический оркестр и летними вечерами давал бесплатные концерты в городском саду. На эти концерты сходилась местная интеллигенция, как на праздник. Вот таков мой скромный музыкальный опыт.

— Тогда тем более Вам надо воспользоваться моим предложением. Спектакль этот особенный. С гастролями из Москвы приезжает замечательная опереточная актриса Зинаида Леопольдовна Светланова. Мало того, что она изумительно хороша собой, она обладает голосом, достойным лучших оперных театров, а танцует, как профессиональная балерина. И сверх того — она талантливая драматическая актриса. Светланова произвела революцию в оперетте, сумев поднять второсортное, пошленькое до вершин классического искусства. Короче, я с трудом достал два билета на «Сильву» и прошу Вас составить мне компанию.

Пропускать занятия было нельзя, близилась экзаменационная сессия, но предложение оказалось столь заманчиво, что Катя с радостью согласилась.

Возвращаясь домой в сопровождении Кирилла, Катя, занятая впечатлениями о ярком спектакле, не сразу заметила странное поведение своего спутника. Хмурый, сосредоточенный, он хриплым прерывающимся голосом отвечал невпопад, опустив голову и не глядя на девушку.

— Что с Вами Кирилл Евсеевич? — спросила Катя с тревогой.

— Мне что-то не по себе, Катюша. Можно я зайду к Вам?

— Конечно, заходите, пожалуйста, — заторопилась Катя, тщетно впопыхах пытаясь попасть ключом в замочную скважину. Кирилл бесцеремонно оттолкнув ее, выхватил из рук ее ключ, открыл замок и буквально втащил растерянную Катю в прихожую.

Что было потом, Катя плохо помнила и осознавала. Она не поняла, как она оказалась в постели, как была сорвана ее одежда, как огненные поцелуи покрывали ее лицо, потом шею и грудь, потом все ниже и ниже...

У нее не было ни сил, ни желания вырваться из этого бешеного водоворота — она целиком отдалась его стихии. Как во сне, она не могла пошевелиться, поднять руку... И когда Кирилл яростно вторгся в ее лоно, где-то в глубине сознания мелькнула мысль: «Так вот как это бывает!» — мелькнула и скрылась, оставляя место беспамятству.

Позже, лежа рядом с уснувшим Кириллом, придя в себя и немного успокоившись, она поняла, как изменилось ее отношение к этому человеку. Она вдруг поняла свое право на него и свою власть над ним.

Проснувшийся Кирилл, взглянув на часы, заторопился домой.

— Прости Катюша, мне надо непременно быть дома. Я потом объясню тебе свои обстоятельства.

Катя попыталась встать, чтобы проводить его, но Кирилл почти насильно удержал ее в постели.

— Нет, дорогая, тебе сегодня надо остаться в постели. Я там немного поранил тебя. Очень больно было?

— Я была так взволнована и испугана, что ничего не заметила.

Уходя, он поцеловал теплую розовую ладошку Кати.

— Это чтобы никто никогда не целовал тебя кроме меня. Примета такая есть, — заметил он смеясь.

Глава 4. НАВАЖДЕНИЕ

Александр Леонидович поручил Кате пригласить к нему на совещание руководителей отделов. В то время, как она выполняла это поручение, в приемную вошел Шумилов. Катя радостно вскочила ему на встречу.

— Здравствуй, Кира! — воскликнула она, и вдруг язык буквально примерз у нее к небу.

Ледяной взгляд, ледяной тон, подчеркнуто официальное обращение было как пощечина.

— Екатерина Дмитриевна! Выясните, когда Александр Леонидович сможет уделить мне время по неотложному вопросу и передайте его ответ моему секретарю.

Сказав это, он удалился — холодный, бесстрастный, недосягаемый.