Как много в этом звуке

— Все замки на месте?

— Замки не тронуты. Не было надобности. А потом, они все на сигнализации, их нельзя было трогать. Грамотно ребята сработали.

— За что же они охранника-то?

— Видимо, возник, помешал, к сигнализации рванулся… Об этом они расскажут, когда мы с тобой их задержим.

— Ха! — ответил Ваня и вскинул правую руку вверх и чуть назад — точь-в-точь как это делали греческие боги, когда собирались на Олимпе посудачить о своих делах полюбовных да над людьми посмеяться. — Машина поджидала?

— Не исключено. Скорее всего, была машина. Куда им среди ночи с мешками? Но никто машины не видел, вообще никто ничего не видел, не слышал, никто никого не подозревает.

— А почему ты все время о мешках говоришь? Все-таки их кто-то видел?

— Нет… В туалете лежала стопка мешков для мусора… Они оказались разбросанными… Видимо, из этой стопки они и взяли мешки…

— Не подготовились, значит, — заметил Ваня.

— Значит, не подготовились, — согласился Зайцев, но желваки дрогнули у него возле ушей, зацепило его невинное замечание бомжары.

— А почему? А потому, что на этот вечер у них, видимо, были другие намерения? Кто же идет на ограбление без мешков? Без мешков в таком деле никак нельзя… И фомкой опять же воспользовались пожарной, будто для них приготовленной…

— Видимо, — опять согласился Зайцев, и опять дрогнуло что-то возле ушей следователя.

— В магазине все прибрали, подмели, кровь смыли?

— Нет, Ваня… Никто ни к чему не притронулся. Все осталось, как было. Только труп увезли. Я приехал первым и все опечатал. Директор уж больно ломился в магазин, но я и его не пустил.

— И правильно, — одобрил бомжара. — Мало ли какие мысли могут у него в голове возникнуть… Директора, они такие… Им только волю дай… В два счета облапошат… — Ваня продолжал бормотать, но никакого смысла в его бормотании Зайцев не уловил и задумался о своем — кого бы еще допросить, где бы еще отпечатки пальцев поискать, какие скупки на контроль поставить и прочие дела, важные, необходимые, но, как он убедился за последние сутки, совершенно бесполезные. — Да, капитан, — спохватился Ваня, — а у охранника только на голове повреждение?

— Череп проломлен, все остальное у него в порядке.

— Это хорошо, — кивнул Ваня.

— Что ж тут хорошего?

— Хоронить проще, когда покойник без больших повреждений. Родным легче прощаться… Он давно охранником в этом магазине?

— Не знаю, — ответил Зайцев, помолчав, — не хотелось ему признаваться в своих упущениях. — Но, похоже, вел себя достойно… Следы драки, перевернутые стулья, битые стекла… Да и кровь обнаружена… Не только его кровь…

— Надо же, — произнес Ваня несколько странные слова, поскольку непонятно было, восхищается ли он мужеством охранника или отмечает нерасторопность грабителей. — Ишь ты, — добавил он, вскидывая правую руку вверх и чуть назад. И замолчал на всю оставшуюся дорогу.

Прибыв на место преступления, Зайцев легко выпрыгнул из машины, покряхтывая и постанывая, выбрался на асфальт и бомжара. Некоторое время, задрав голову, он неотрывно смотрел в ясное синее небо, потом, привычно ссутулившись и загребая носками туфель внутрь, направился вслед за капитаном через центральный вход, через торговый зал в подсобные помещения. Внутри обесчещенный магазин представлял собой точно такую картину, какую описал Зайцев, — распахнутые двери, разбитые витрины, затянутое какой-то холстиной выходящее во двор окно, из которого грабители и вывернули решетку.

— Вопросы есть? — спросил капитан.

— Ни единого, — ответил Ваня. — Да, просьба только… Покажи мне ту фомку, которой злодеи порешили бедного охранника.

— А фомку я изъял в качестве вещественного доказательства. Сейчас она в моем кабинете. Позже заедем ко мне, там и посмотришь на нее.

— А сечение у нее круглое? Квадратное?

— Это имеет значение? — усмехнулся капитан.

— Очень большое, — без улыбки ответил Ваня.

— Считай, что квадратное.

— Капитан… — Бомжара помолчал. — Это действительно имеет значение.

— При описании раны на голове охранника?

— Шуточки, да? Прибауточки? Часто телевизор смотришь, капитан, там без этого не могут. Вся страна уже ни о чем всерьез сказать не может — сплошь хохмочки да подковырочки, — и, не добавив больше ни слова, Ваня направился в торговый зал.

— Точно квадратное! — прокричал ему вслед капитан.

Не оборачиваясь, бомжара лишь поднял руку и повертел в воздухе растопыренной ладонью — дескать, услышал тебя. Отдернув в сторону холстину, он еще раз осмотрел развороченное окно, потрогал пальцами уцелевшую раму окна, провел рукой по изуродованной решетке, стоявшей тут же у стены, присмотрелся к мусорным ящикам за окном, вернул занавеску на место и поплелся в подсобку. Под ногами у него хрустели битые стекла.

— Свету бы добавить, — попросил он бредущего следом капитана. — Темновато.

Зайцев молча нырнул за какую-то дверь, и через минуту магазин озарился всеми лампочками, какие только были в наличии — в торговом зале, в коридорах подсобки, даже в туалете.

— Да будет свет! — хмыкнул бомжара и присел на корточки, рассматривая осколки стекла на полу. Были здесь плоские осколки от витрин, осколки с гранями — от стаканов, скругленные — от бутылок. Похоже, схватка была серьезная, в ход пошло все, что оказывалось под рукой. — Надо же, — время от времени озадаченно произносил бомжара. Больше Зайцев ничего от него не услышал и прошел в директорский кабинет — к телефону.

Через несколько минут в кабинет вошел и бомжара. Осмотрелся, прошел на цыпочках к холодильнику, заглянул внутрь, потом направился к креслу и затих там, стараясь не мешать — Зайцев разговаривал по телефону.

— Что скажешь? — спросил капитан, положив трубку.

— Хороший магазин. Ущерб невелик, восстановить будет нетрудно.

— Владелец, он же директор, говорит, что товару унесли много.

— Товар — дело наживное, — беспечно ответил бомжара. — Ты говорил, что он настойчиво в магазин стремился попасть… Знаешь почему? Хотел убедиться, что в холодильнике хоть что-нибудь осталось… — Бомжара вернулся к холодильнику и распахнул дверцу — вся она была уставлена бутылками с коньяком.

— Ни фига себе! — воскликнул Зайцев.

— Грабители-то простоватыми оказались! — усмехнулся бомжара, выбирая бутылку. — Самое ценное оставили нетронутым.

— Дверь в кабинете стальная, — пояснил капитан. — И в ту ночь была заперта. Они бы до утра ее вскрывали.

— Тогда директор опасался твоих оперов, — Ваня выбрал наконец бутылку с пятью звездочками и с горой Арарат на этикетке. Свинтив на ходу пробку, поставил бутылку на стол. Потом так же невозмутимо прошел к подоконнику и, взяв два фужера, поставил их рядом.

— Не понял? — сказал Зайцев.

— Сейчас поймешь, — и бомжара все с той же непоколебимой уверенностью наполнил фужеры коньяком.

— Ты что?! Здесь в каждом по сто пятьдесят грамм! — в ужасе воскликнул капитан.

— По сто семьдесят, — невозмутимо поправил его бомжара. И, аккуратно взяв фужер за ножку, чтобы звонче получился звук при чоканье, выпил, утер рот рукавом и вернулся к креслу. — Весы нужны, капитан.

— Какие?!

— Любые.

— Весы в магазине электроники, Ваня?!

— Капитан… Дай команду своим ребятам… Пусть поищут… Чего не бывает в нашей жизни, полной смертельной опасности и безрассудного риска.

— Боже! Как красиво ты стал выражаться!

— А я и стихи писал… В прошлой жизни.

— О чем, Ваня?!

— Как о чем… О любви. И опять начал писать… Настя говорит, что ей нравятся. Мои стихи, правда, без рифмы, но так тоже можно… Писал же Пушкин, и ничего, получалось…

— Тургенев, — тусклым голосом поправил Зайцев.

Нашли все-таки зайцевские ребята весы, в соседнем продуктовом магазине, правда, старые, с чашами, с гирьками, но бомжара не возражал. Он установил весы на прилавке, отрегулировал их так, чтобы утиные носики на обоих чашах замерли точно друг напротив друга.