Упреждение

Мы уселись в уютные кресла, причем Закоев и Маша сели на переднее сиденье, но лицом к нам, а не вперед.

– Маршрут – третий «Купол»! – куда-то вверх произнес Закоев, и в тот же миг откинутая дверца плавно опустилась, раздался мелодичный «тцынь» полной герметизации капсулы, и «Бентли» стал беззвучно воспарять вертикально вверх.

Я вспомнил рыжего Гольдмана с его идеей левитатора на лазерной подушке…

– Может, ты все же позвонишь Алене Зотовой? – спросил Закоев у Маши.

После того как я только что подарил ему как минимум двадцать миллионов долларов, он, я думаю, понимал, что только часы – пусть даже модные I-watch-Antic – еще не компенсируют его хамство относительно моей смерти три года назад и могилы на Луне.

– Я уже трижды звонила, у нее выключен телефон, – сказала Маша.

– Но она знает, что Антон здесь? – спросил Акимов.

– Она знает, что я за вами полетела, – ответила Маша и повернулась ко мне: – Между прочим, на ее деньги. Мой папа мне таких денег не дал.

– Вот засранец! – сказал Акимов.

Дима Климов, отец Маши, владелец сети экстремальных курортов от Арктики до Антарктики, двадцать лет назад был простым барменом в кафе «Софит» на «Мосфильме» и нашим хорошим приятелем. Серега Акимов постоянно заряжался у него спиртным даже в долг, который я непременно возвращал. Но большие деньги портят людей и будут портить даже в Будущем.

– Сколько стоило твое путешествие? – спросил я у Маши, понимая, что должен вернуть ей эти деньги.

– Неважно… – Она отвернулась к прозрачной стенке левитатора, который уже перешел в горизонтальный полет в воздушном коридоре на высоте порядка тысячи метров над землей.

К моему удивлению, мы и соседние левитаторы летели не спеша, то есть не больше ста двадцати километров в час. Внизу медленно проплывали золоченые купола храмов Сергиева Посада, и какая-то заводская труба белым паром парила вертикально вверх.

– Я могу посчитать, – вместо Маши ответил Закоев. – Одна путевка туда и три оттуда – сорок тысяч зелеными.

– Отдашь ей из моего гонорара, – сказал я ему.

Он сделал удивленные глаза:

– Какого гонорара?

– А ты забыл? За сценарий «Их было восемь». Мы же договорились – половину ты передаешь мне в две тысячи четырнадцатый год, а половина ждет моего сына здесь, в две тысячи тридцать четвертом.

– Так вы же всё получили! Ты – там, а твой сын здесь.

– Мой сын – здесь? – ахнул я. – Где?

– Откуда я знаю? Он был у меня две недели назад, очень такой загорелый! Получил бабки и сказал, что работает ботаником в заповеднике на Галапагосских островах. – И Закоев повернулся к Маше: – Сбрось мне телефон Зотовой, я попробую…

Маша нажала пару кнопок в своем стареньком айфоне-29, Закоев достал из кармана свой сверхтонкий Sony Ericsson Black Diamond XII, а мне вдруг стало не по себе, я подумал: «А что, если?.. Да, а что, если мой Игорь и Алена?.. Это же вполне реально: Игорю здесь уже за тридцать, а Алене – двадцать шесть… Господи, это же куда реальнее, чем я и Алена…»

– Ее телефон выключен, но мой Sony Ericsson поймал его на карте, – похвастал Закоев. – Она в парке «Сокольники» на Второй Лучевой аллее. – И повернулся ко мне: – Залететь за ней?

Я облегченно выдохнул – вот уж куда Алена не пойдет с Игорем, так это в парк «Сокольники», где мы с ней впервые встретились!

– Что с тобой? – удивился Тимур. – Ты весь белый…

– Ничего… – Я утер испарину на лице и проводил глазами обогнавший нас левитатор с эмблемой «Mazerati» на боку.

– Вот твари! – выругался ему вслед Закоев. – Понакупали себе гоночные левитаторы и гоняют как хотят! Ничего, сейчас лазерный контроль его посадит!

А я подумал: «Нет, тут что-то не так! Уж очень он старательно уводит разговор от моего сына то на Алену, то на этот «Mazerati». А что, если Игорь у него не был и никаких денег не получал? Ведь если бы получал, Тимур бы сразу, как я появился, сказал об этом и показал его расписку. И второе – с чего это мой сын стал вдруг ботаником, когда с двух лет собирался стать авиаконструктором? А что, если врет мне Закоев, не видел он тут моего Игоря, а деньги хочет зажилить? Конечно, нехорошо так думать о друге, но…»

В этот момент улетевший вперед «Mazerati» вдруг резко сбавил скорость и нырнул вниз, к земле.

– То-то… – удовлетворенно сказал Закоев и снова спросил у меня: – Так что ты решил? «Сокольники» или «Купол»?

– «Сокольники», – сказал я.

3

Не знаю, читали ли вы «Лобное место», и потому цитирую:

«Как вы будете себя чувствовать, если вам вдруг скажут, что через двадцать лет вас не будет в живых? – так начинается там глава, в которой описано, как Серега Акимов вернулся из 2034 года в 2014-й и сообщил мне, что меня нет в Будущем. – Грустный и обиженный, я ходил по парку «Сокольники» и смотрел вокруг совершенно не так, как раньше, когда приходил сюда из дома размяться и подышать чистым воздухом… Неужели меня не станет, а здесь всё будет так же, как сейчас? Земля не вздрогнет от моей кончины, мир не рухнет, солнце не сойдет со своей орбиты и 45-й трамвай, который идет мимо нашего парка, не только не сойдет с рельсов, но даже не остановится! Как говорил великий Геннадий Шпаликов: «Страна не зарыдает обо мне, но обо мне товарищи заплачут».

Но заплачут ли?

Пока что я в одиночестве брел по «Тропе здоровья» и жалел самого себя так, как будто я уже умер. Толстая шестилетняя девочка в нелепом желтом комбинезоне и с веревочками в рыжих косичках неуклюже, как кукла, расставив руки, катила мне навстречу на роликовых коньках.

– Алена, стой! Алена! – кричала издали ее бабушка, но толстая девочка не могла ни повернуть, ни остановиться, и – я видел – собиралась рухнуть носом в клумбу с ромашками.

Я расставил руки и поймал ее в самый последний момент.

– Ой! Спасибо, дядя! – сказала она и подняла на меня свои испуганные васильковые глазки с крупными, как крыжовник, слезами. «Бабушкино воспитание, – отметил я мельком, – сегодняшние дети уже не говорят нам «дядя», а тычут амикошонски, как взрослые в пивном баре…»

Тут набежала ее бабка, остроносая и худая, как метла, я с рук на руки передал ей эту толстушку и пошел дальше, унося в душе детские васильковые, со слезами глаза и испуганный голосок: «Ой! Спасибо, дядя!»

Теперь, в 2034-м, я увидел ее издали на пересечении заснеженной Второй Лучевой аллеи и пустой «Тропы здоровья», то есть именно там, где тогда, в 2014-м, я поймал ее, шестилетнюю, на ее дурацких роликовых коньках. Сейчас в больших валенках и закутавшись в какой-то старинный – бабушкин, наверное, – овчинный тулуп, она одиноко сидела на скамье и читала «Лобное место» – самое первое издание 2014 года в белой обложке и с «Волгой», падающей с неба на Красную площадь.

Я хотел подойти к ней неслышно, но снег скрипел под ногами, и я ничего не мог с этим сделать – она услышала мои шаги метров за двадцать от себя, оторвала глаза от книги и повернула ко мне голову в пуховом платке.

«Господи! – мысленно ахнул я. – У нее такие же крупные, как крыжовник, слезы на глазах, она плачет, читая мою книгу!»

4

Конечно, как всякий советский – в юности – человек, я когда-то, еще в 2001 году, на первый же приличный заработок (гонорар за сценарий) слетал на Кипр, на второй, в 2003-м – в Италию, а на третий – даже на Таиланд. То есть я видел роскошные пляжи и прочие райские уголки нашей планеты. Но то, что я увидел в «Куполе», не поддается никакому описанию. Какой-то безмятежный покой был в изумрудной океанской глади, простирающейся до горизонта. Солнце, незримо парившее в небе, вылило на эту гладь такое количество золотых бликов, что его хватило бы на купола всех земных церквей и соборов. И таким же золотом сиял песок прибрежного пляжа, окаймленного стеной огромных платанов и секвой, а в тени их гигантских листьев порхали разноцветные бабочки и птицы – красноперые кардиналы, миниатюрные колибри и пестрые попугаи всех мыслимых и немыслимых размеров. В небе над этим раем каким-то северным, что ли, сиянием горела призрачная надпись: