Девушка конец света

Живя в таком огромном городе, даже пользуясь услугами такси дважды в день, мы до самой смерти можем так и не проехать в одном и том же такси. Но мы можем случайно встретить человека, с которым у нас как будто назначено, и сразу влюбиться. Эта встреча может оказаться такой же завораживающей, как постоянно меняющееся небо, в которое я окунулась с головой. Наша жизнь похожа на этот город. Кто угодно может оказаться на месте человека, упершегося в стену безнадежности, из которой он не может выбраться, потому что совершенно не смотрит по сторонам и упрямо верит в какое-нибудь свое глупое убеждение. Люди постоянно меняются, носят множество масок, которые в итоге все сводятся к одному-единственному истинному лицу. Так же меняется и город. Когда вы глубокой ночью возвращаетесь с работы и вглядываетесь уставшими глазами в сверкающий городской пейзаж, вы не находите ничего общего с тем городом, который видели днем, когда он был тусклым и пыльным, заметенный песчаной бурей из далекой Монголии. И каждое из тысячи четырехсот сорока мгновений в этом городе прекрасно. Каждые шестьдесят секунд, каждая секунда из тысячи минут. Город был похож на нас, молодых, по несколько раз за день меняющих свои мнения и настроения. Я прожила уже двадцать часов и шестнадцать минут своего нового дня, которого раньше не было и который никогда больше не повторится. Двадцать часов и шестнадцать минут своего тридцатилетия.

— Хм, сегодня мой тридцатый день рождения и эти двое уезжают в кругосветное путешествие вместо меня. Этот молодой человек абсолютный счастливчик, который может сидеть спокойно, а девушек к нему как магнитом тянет. А его прелестная жена известна тем, что одно ее появление рядом с дорогой вызывает кучу аварий. Они поженились всего три дня назад. Вот, познакомьтесь. Этот же молодой человек очень быстро нашел себе новую девушку в огромном городе, где практически невозможно сесть в одно и то же такси дважды. Ли Чон Хён, скобки открываются, 29 лет, скобки закрываются.

Я немного разволновалась, когда мы встретили Чон Хёна на стоянке около Национального театра. «Неужели так бывает?» — постоянно крутилось у меня в голове. Против ожиданий, за год и два месяца, что я его не видела, Чон Хён похудел и выглядел теперь очень хорошо. Наверное, было бы по-человечески объяснимо, если бы я, как его бывшая девушка, желала, чтобы у него никогда не появилась новая возлюбленная или чтобы он неудачно женился, а может, и вовсе ушел в монастырь. Но, глядя на его пышущее здоровьем лицо, я была рада за него и благодарна за его невозмутимость. Как же трудно иногда быть человеком!

— Много слышал о тебе в ресторане. Сестра рассказала. Она показывала нам сверху красиво освещенную дорогу, по которой ты приедешь. Сестра очаровательна! — сказал мой элегантный братик, который был явно младше меня, что не мешало ему сразу говорить «ты», из-за чего Чон Хён несколько растерянно взглянул на меня.

— Вряд ли вы… ты услышал обо мне что-то хорошее. Кстати, да. Я тоже, пока ехал, все время смотрел на башню на Намсане.

Чон Хён широко улыбался. Конечно, он говорил мне «ты», но поскольку видел моего брата впервые, то не знал, как уместнее с ним разговаривать, но в итоге решил не церемониться и с ним. Появилось давно забытое чувство неловкости и сомнений от этих повисших в воздухе рваных фраз. Правда ли, что тридцать лет — это возраст, когда можно остановиться и посмотреть на себя, возраст, когда уже можно быть честным с самим собой? Мы сели в такси Чон Хёна — я на переднее сиденье, молодожены на заднее. Как и было написано в том журнале, внутри машина была оборудована маленькой камерой, похожей на эндоскоп. Мой брат как будто бы удивился, увидев ее.

— И сейчас работает? — спросил он.

— Конечно. Но если не нравится, скажите. Я могу ее выключить.

— Да пусть работает. Мы красивые, камер не стесняемся.

Брат захихикал и посмотрел на свою спутницу. Поскольку мы уже изрядно выпили, то открыли все окна в машине, чтобы они не запотели. Откуда-то доносилось равномерное постукивание. Мои волосы развевались на ветру. Машина Чон Хёна миновала район Ханнам-донг и выехала на дорогу Соволь-киль. Из радиоприемника лилась ария «Овцы могут спокойно пастись» из кантаты Баха. Я слушала музыку, смотрела из окна в темноту и снова называла его «милый Чон Хён». Опять «милый Чон Хён». Слезы потекли из глаз. Стоило мне разреветься, Чон Хён, умудряясь смотреть и на меня, и на дорогу одновременно, протянул руку и сжал мое запястье. Я скинула его ладонь, но он вновь дотронулся до меня. Я отвернулась и стала разглядывать мелькавшие за окном деревья. Брат, не подозревая о моих слезах, о чем-то весело болтал на японском со своей женой.

Мы проехали мимо недавно сгоревших южных ворот Намдэмун, обогнули площадь перед зданием парламента, доехали аж до перекрестка у ворот Кванхвамун и снова выехали на дорогу Чон-но, объехав таким образом подножье горы Намсан по кругу. И только после этого свернули к отелю «Башня», где остановились молодожены. Пока мы ехали, Чон Хён поделился своими воспоминаниями. Каждый раз, когда его отец приезжал в Сеул, например на свадьбу каких-нибудь родственников, он предлагал сыну подняться на Намсан, если останется время. Однажды они с Чон Хёном уже подъезжали к восьмиугольному павильону внизу башни, когда по радио в такси, в котором они ехали, вдруг зазвучала сирена и передали срочное сообщение о введении чрезвычайного положения на всей территории страны, поскольку на границе с Северной Кореей над Желтым морем был замечен летающий объект. О башне на Намсане можно было забыть, поэтому они сели в павильоне и стали ждать, когда отменят воздушную тревогу. Пока они ждали, отец сказал Чон Хёну: «Если вдруг случится война, мы можем потерять друг друга, поэтому нам нужно сейчас обменяться каким-нибудь секретом, чтобы мы смогли узнать друг друга, когда встретимся вновь. Давай, ты первый. Расскажи мне что-нибудь, чтобы я смог убедиться, что это именно ты, если мы встретимся через несколько десятков лет». Чон Хён задумался, что бы такого рассказать. Например, вторые пальцы на ногах и на руках у него были длиннее, чем все остальные, еще у него была родинка на внутренней стороне бедра, а волосы он мог укладывать на любую сторону… что еще?..

Тем временем мы подъехали к отелю. Брат протянул мне маленькую жестяную коробочку.

— Что это?

— Я нашел ее, когда делал в доме генеральную уборку перед свадьбой. Твоя бабушка складывала в эту коробочку свои сокровища, когда училась в начальной школе. Теперь, когда бабушки уже нет в живых, я хочу, чтобы сокровища хранились у тебя.

На коробочке был нарисован пастух и стадо овец, мирно пасущихся на лугу. Местами рисунок уже стерся. Судя по тому, что с одной стороны было выгравировано название церкви, эта коробочка была подарком для прихожан. Я открыла крышку, чтобы посмотреть, что за сокровища хранились внутри, но тут брат тронул меня за плечо и сказал, что следующим утром им надо рано уезжать, поэтому они уже пойдут спать.

— Завтра утром? Куда?

— На пароме из Инчхона в Китай, в город Тяньцзинь. У меня там друг живет. Сестра, я и по-китайски говорю. Чуть-чуть.

Я убрала жестяную коробочку в сумку и помахала рукой молодоженам, вышедшим из машины. Они весело засмеялись и помахали в ответ. Чон Хён попрощался с ними. Проводив взглядом удаляющуюся парочку, я спросила у него:

— Интересно, в Китае тоже есть несколько степеней вежливости в языке?

— Нет, но речь там делят на официальную и нет. Куда теперь? — спросил он, снимая машину с ручного тормоза.

— Домой.

— Адрес тот же?

— Ага.

Я вжалась в кресло и снова уставилась в окно. Однако Чон Хён, вместо того чтобы ехать, стал возиться с камерой. Я посмотрела, не хочет ли он повернуть ее в мою сторону.

— Что ты делаешь?

— Камеру выключаю.

— Зачем?

— Но это же смешно! Мы с тобой. А если ты снова заплачешь? Вдруг кто из знакомых увидит, что тогда?

— Оказывается, это смешно?! Мне все равно, делай что хочешь.