Хранитель слёз (СИ)

Этот и весь следующий день Никита делал пробные зарисовки, мысленно летая по сюжетному космосу своей будущей книги. Он понял, что неплохо бы добавить в историю некую перчинку, интригу, а то получалась слишком уж сухой. Ну живёт молодой человек со своей двоюродной сестрой, имеющей панический страх снега, ну и что? Тут -- он ясно понимал -- нужен какой-то интересный поворот, какое-то любопытное развитие сюжета.

"Парень живёт со своей сестрой под одной крышей, ухаживает за ней... -- представлял картину Никита. -- Целые дни они в доме одни. Пожалуй, однажды между ними, хочешь не хочешь, должна проступить... особая искорка!"

И Никита принялся писать о том, о чём раньше бы постыдился даже подумать. "Как мне это только в голову могло прийти? -- поражался он самому себе. -- Это ведь... вызывающе!" -- "Ну а с другой стороны, -- твердил ему второй голос, -- что тут ужасного? Почему бы не сделать и "такое" развитие сюжета?"

Никита писал про возникшее влечение главного героя к своей двоюродной сестре. Да, именно так. Про то, как он всё чаще находил способы быть с ней рядом. Настолько "рядом", чтобы можно было как бы случайно и неприметно соприкасаться с ней: обмениваться словами, узнавать у неё что-то личное, подавать ей чашку кофе, замирая от мимолётного ощущения прохлады её пальцев...

Однако герой не мог до конца признаться самому себе в тяге к своей родственнице. Потому и отгонял все эти мысли прочь. Я просто ухаживаю за ней, говорил он себе, это -- братские чувства.

Но как же ему нравилось, что она не такая, как все! Что живёт в каком-то своём, тихом, таинственном мире. Что, вероятно, даже и не видит в его частых взглядах и неуёмном желании находиться поблизости какой-то скрытой причины. Она ведь просто тихонько сидит, и всё. Кажется, даже если взять и прикоснуться к ней, она никак на это не отреагирует...

Все последующие дни Никита, приходя с работы, засиживался в своей комнате за столом и, поглядывая в окно на заснеженные деревья, продолжал писать. И писал он не как раньше -- распылённо, то и дело недовольно удаляя написанное, -- а усердно и даже с видным удовольствием. Такая деятельность приносила ему удовлетворение. Будто он наконец отыскал то, о чём можно писать долго и старательно. Занимаясь этим, Никита извлекал из себя что-то важное, изливал какие-то свои секреты. И ему самому становилось интересно, куда же весь этот процесс его в итоге приведёт.

С помощью своей прозы он также старался понять душу Лизы. Вникнуть в её "суть", узнать, на чём зиждется её психическая реальность и восприятие окружающего мира. На самом деле Никита, пожалуй, почти сразу же открыл для себя одну из важнейших жемчужин литературного ремесла, которая раньше его сознанию была попросту недоступна -- возможность разобраться в чём-либо. Найти ответы на беспокоящие вопросы, разрешить внутренние конфликты и самое главное -- услышать голос своей души.

Теперь, когда Никите сказали, что в нём живёт великий писатель, он решил писать с утроенным рвением. Чтобы создать по-настоящему увлекательную и интригующую историю. А для этого, посчитал он, можно не обращать внимания на этические нормы. Достоевский ведь о каких только вещах ни писал! Сквозь какие только морально-нравственные муки не проходили его герои!

"К тому же это -- всего лишь книга, не более", -- подбадривал себя Никита, тем самым добавляя в творческий камин свежие поленья. Он даже поставил рамочку с фотографией Достоевского себе на стол, как смотритель и регулятор его совести -- писать каждый день по три часа минимум. Никита был не против новых негласных правил. Ему это даже нравилось, подстёгивало продолжать трудиться каждый день. Ночами он, бывало, просыпался с готовыми фразами для своей истории, которые тут же записывал на диктофон в смартфоне. На следующий день он садился и внимательно анализировал накопившиеся записи.

Литературный локомотив нёсся на всех парах и, кажется, даже уже немного отрывался от рельсов, выдвигая заявку на демонстрацию первого летающего поезда. О, как чудесно и многообещающе это время -- начало создания новой книги! Сколько в нём величия и оптимизма!

Благодаря новости о своей прошлой жизни к Никите стала возвращаться его мечта. Мечта написать свою книгу. Да что там! Теперь он ещё получил в придачу собственную квартиру и возможность быть кому-то нужным. Прямо джекпот какой-то!

Однако нередко взгляд Никиты как бы без причины замирал на чём-то несуществующем, после чего парень впадал в забытье. Как, например, после этого разговора с Лизой, случившегося на днях.

-- Ты... веришь в инопланетян? -- вдруг спросила Лиза, когда они в очередной раз пили кофе у неё в комнате. В последнее время они стали беседовать гораздо чаще и на самые разные темы.

-- Верю, -- ответил Никита. -- Потому что я один из них. Никак не свыкнусь с этим миром...

И засмеялся.

-- Ну, а если говорить серьёзно, то больше верю, чем наоборот.

-- А что бы ты сказал инопланетянину, повидай ты его в реальности?

-- Я? -- усмехнулся Никита. -- Ну... наверное, сказал бы, улетай отсюда скорее, дружище. Это не самое лучшее место для экскурсии.

Лиза задумчиво посмотрела на него.

-- Почему ты так считаешь, спрашивает тебя инопланетянин. Что ты ему ответишь?..

Никита почесал лоб.

-- Даже не знаю... Скажу, что говорю, исходя из своего опыта, не более. Не выдумываю и не приукрашиваю.

-- Расскажи про свой опыт.

-- Про свой опыт? А что тут говорить...

-- Инопланетянин хочет знать, почему у тебя именно такой взгляд, что на тебя повлияло.

-- Много всего, -- ответил Никита, вздохнув. -- Жизнь повлияла.

И снова рассмеялся.

-- Вот хрень я сейчас сморозил... Жизнь повлияла! Реплика словно из какой-то дешёвой драмы с претензией на высокое. Громогласный штамп. Даже если и нигде не использовалось прежде. По духу, по послевкусию -- такая шаблонщина. Жизнь повлияла. Ужас. Аж передёрнуло самого, блин... М-да... Нужно отучаться воспроизводить такие дешёвые вещи...

Лиза молча глядела на Никиту, перебирая пальцами рукав своего свитера.

-- Знаешь, -- произнёс Никита, перестав смеяться, -- вроде бы особых причин печалиться и возводить весь мир под общий знаменатель безнадёжности и отчаяния -- у меня нет. Но вот не поворачивается язык сказать инопланетянину, что это радостное место. Враньё будет. А зачем обманывать инопланетного гостя? Он разве это заслужил?

-- А ты? -- сказала Лиза.

-- Что я?

-- Заслужил?

-- Быть обманутым самим собой?..

-- Угу.

-- Странный, конечно, вопросец... -- Никита качнул головой. -- Но, кажется, я понимаю, о чём ты. Нет, я тоже не заслужил. Никто не заслужил. Но эвакуатор, уносящий с планеты Земля, пока ещё не придумали. Так что... приходится жить так, как получается: полуправдой, полужизнью. Не признаваясь себе в полноте всего происходящего. Вернее, фильтруя часть реальности в угоду создания видимости хоть какой-то стабильности бытия. Ну всё... Сейчас меня понесёт в философию! Я вообще падкий на такие вещи, ты меня, лучше, сразу останавливай...

-- Мне по душе, как ты рассуждаешь... -- проговорила Лиза. -- Но почему?

-- Почему так рассуждаю?

-- Почему тебе приходится жить полужизнью?

-- Не знаю... Так само получается, и всё. Просто... порой что-то происходит, и ты меняешься. А обратно собой, прежним -- уже стать не можешь. Как будто все мосты сожжены. А затем по инерции закрываешься от остальных. Чтобы никто больше не влез за твой "забор" и не играл с огнём. Выстраиваешь между собой и другими ограждения, всё выше и выше, с каждым годом лишь усиливая их. А потом живёшь так один в своей крепости и однажды понимаешь, что выхода-то оттуда уже и нет. И просто смиряешься с этим. Пусть так. Жить -- видя лишь кусочек неба. Дышать -- лишь ограниченным запасом воздуха. Мечтать -- лишь о несбыточном и далёком. Потому что, если мечтать о чём-то реальном, нужно выходить за пределы крепости. А это, увы, -- невозможно...