Радуга тяготения

Вот минуют огромный почернелый каркас Корпуса ОKP [301], в основном разметанный по земле. Прогрессиями — некоторые рваны и ломаны, другие преимущественно скрыты дюнами — являются бетонные массы испытательных стендов, кальварии, и Нэрриш с почтением одну за другой их именует, VI, V, III, IV, II, IX, VIII, I, наконец — стенды собственно Ракеты, где она стояла и откуда в итоге взлетала, VII и X. Деревья, что некогда закрывали их от моря, теперь — лишь угольные стебельки.

Вот огибают северный выступ полуострова, стена испытательных стендов и земляные сооружения отступают — теперь они идут мимо Пенемюнде-Вест, прежней территории люфтваффе. В отдалении справа по борту в голубоватой дымке мерцают утесы Грайфсвальдер-Ои. В море смотрят наклонные пусковые установки из бетона, где раньше испытывались V-1, или «жужелицы». Мимо проплывают разлегшиеся по всему полуострову взлетные дорожки — в сыпи воронок, завалены щебнем и битыми «мессерами»; над дугой черепа, снова на юг к Пене, а там — над покатыми холмами, во многих милях от левой скулы — краснокирпичная башня собора в Вольгасте, а ближе — полдюжины труб электростанции, бездымные над Пенемюнде, выжившие в смертельных сжимающих нагрузках марта… По камышам дрейфуют белые лебеди, а над высокими соснами летят фазаны. Где-то, оживая, рычит мотор грузовика.

Фрау Гнабх резко сворачивает в узкий залив к причалу. Все объял летний покой: подвижной состав на своих гусеницах инертен, один солдат привалился к нефтебочке с оранжевым верхом, пытается сыграть что-то на аккордеоне. Может, дурака валяет. Отто выпускает руку своей хористки. Его матушка глушит двигатель, и Отто широко шагает на причал и трусцой бежит швартовать. Затем — краткая пауза: дизельные пары, болотные птицы, тихая нега…

С треском вырулив из-за грузового склада, юзом тормозит чей-то штабной автомобиль, из задней дверцы выскакивает майор еще толще Дуэйна Клёви, только лицо добрее и смутно восточное. По всей голове овечьей шерстью курчавятся седые волосы.

— А! фон Гёлль! — объятия раскрыты, прищуренные глаза блестят — чем? неужто настоящими слезами? — Фон Гёлль, мой дорогой друг!

— Майор Ждаев, — Шпрингер кивает, шаркая ногами по сходням, ибо сюда подтянулся и целый, судя по всему, грузовик контингента в хаки, чудно, что у них наперевес эти автоматы и карабины, дел-то — разгрузить…

Ну да. Не успевает никто и шевельнуться, как они выскакивают и окружают Ждаева и Скакуна, стволы на изготовку.

— Не тревожьтесь, — Ждаев машет рукой и весь сияет, расслабленно пятясь до машины, обхватив Скакуна рукою за талию, — мы ненадолго задержим вашего друга. Можете продолжать работу, а потом отчаливать. Мы сами позаботимся, чтобы он добрался до Свинемюнде.

— Какого черта, — рыча, из рубки показывается фрау Гнабх.

Появляется Хафтунг, весь подергивается, сует руки во всякие карманы и опять высовывает:

— Это кого они арестовали? А как же мой договор? С нами что-то будет? — Штабной автомобиль уезжает. Рядовой состав цепочкой грузится на борт.

— Блядь, — размышляет Нэрриш.

— Думаете, нас замели?

— Думаю, это Чичерин реагирует с интересом. Как вы и говорили.

— Ай, так теперь…

— Нет-нет, — ладонь на рукаве, — он прав. Вы безобидны.

— Спасибо.

— Я его предупреждал, а он смеялся. «Еще один скачок, Нэрриш. Мне же все время надо скакать, нет?»

— Так что вы теперь хотите — отбивать его?

На борту какой-то переполох. Русские откинули брезент и обнаружили шимпанзе — те все облеваны, а кроме того, вскрыли водку. Хафтунг моргает и содрогается. Вольфганг валяется на спине, сосет булькающую бутылку, зажав ее ногами. Некоторые шимпы смирны, иные рвутся в драку.

— Неким образом… — Какже Ленитропу хочется, чтобы мужик перестал так изъясняться, — уж этоя ему задолжал.

— Ну а я — нет, — Ленитроп уворачивается от внезапного султана желтой шимпанзейской рвоты. — Он, небось, умеет о себе позаботиться.

— Говорит-то он высокопарно. Но в душеон не параноик, а при такой работе это катастрофа.

Тут один шимпанзюк кусает советского младшего сержанта за ногу. Тот вопит, срывает с плеча «сгокарев» и палит от бедра, но к тому времени шимпанзюк уже прыгнул на фал. Еще дюжина тварей, многие — не выпуская из лап водочных бутылок, еп masse [302]кидаются к трапу.

— Не выпускайте их, — верещит Хафтунг.

Из люка сонно высовывается голова тромбониста — осведомиться, что тут происходит, и, пока он не схватывает ситуацию, по лицу его проходится три комплекта розовых подошв. Девчонок, пылающих всеми блестками в предзакатном солнце, трепещущих каждым перышком, сгоняют к баку и корме распустившие слюни красноармейцы. Фрау Гнабх дергает паровой свисток, чем пугает оставшихся шимпанзе, которые догоняют исход с борта.

— Поймайте их, — умоляет Хафтунг, — кто-нибудь. — Ленитроп оказывается между Отто и Нэрришем, по сходням на берег его толкает личный состав в погоне за шимпанзе или девчонками либо просто увлеченный разгрузочными работами. Средь всплесков, мата и девичьего визга, доносящихся с другого борта, продолжают являться хористки и музыканты — и туда-сюда бродить. Очень трудно разобраться, что за хуйня тут вообще происходит.

— Слушай. — Над бортом склоняется фрау Гнабх.

Ленитроп подмечает хитрый прищур.

— У вас есть план.

— Вам нужен отвлекающий маневр.

— Чего? Чего?

— Шимпанзе, хористки, лабухи. Все это обманки. А вывтроем тем временем улизнете и умыкнете Der Springer.

— Можем спрятаться, — Нэрриш озирается окрест глазами гангстера. — Никто и не заметит. Ja, ja!Судно отойдет так, будто мы на борту!

— Без меня, — грит Ленитроп.

— Ха! Ха! — грит фрау Гнабх.

— Ха! Ха! — грит Нэрриш.

— Я лягу в дрейф к норд-весту, — продолжает эта безумица, — в протоке между островком и этой треугольной штукой, которую построили на прибрежной полосе.

— Испытательный Стенд X.

— Броское имечко. Думаю, к тому времени прилив уже довольно подымется. Зажгу огонь. Отто! Отдавай концы.

— Zu Befehl, Mutti! [303]

Ленитроп и Нэрриш броском укрываются за грузовым сараем, отыскивают крытый вагон и прячутся внутри. Никто не замечает. Мимо в разные стороны пробегают шимпанзе. Солдаты, что за ними гоняются, кажется, уже совсем разозлились. Где-то выдувает гаммы кларнетист. Двигатель суденышка откашливается и взревывает, вдаль бурлят винты. Немного погодя в вагон забираются Отто и его девчонка, переводят дух.

— Ну что, Нэрриш, — почему бы не спросить Ленитропу, — куда, по-вашему, его увезли, а?

— Насколько я успел заметить, Блок Четыре и весь комплекс к югу пустуют. Я бы решил — монтажный корпус у Испытательного Стенда VII. Под большим эллипсом. Там подземные тоннели и казематы — для штаб-квартиры идеально. Вроде комплекс в основном неплохо выстоял, хотя у Рокоссовского был приказ все сровнять с землей.

— Ствол есть? — Нэрриш качает головой. — У меня тоже. И что же вы за спекулянт тогда? без ствола?

— Я раньше занимался инерциальным наведением. Полагаете, я стану реверсировать?

— Н-ну а чем же нам тогда орудовать? Мозгами?

Небо в щелях вагона темнеет, облака отливают оранжевым, мандариновым, тропическим. Отто и девушка шепчутся в углу.

— От этого надо избавиться, — Нэрриш со своим поганым языком. — Пять минут как от мамочки, а уже Казанова.

Отто горячо излагает свои взгляды на Заговор Матушек. У девушек нечасто встречаются сочувственные уши. Матушки раз в год сходятся вместе — тайно, на таких гигантских съездах — и обмениваются информацией. Рецептами, играми, ключевыми словами, отпирающими их детей.

— Что твоя говорила, когда хотела, чтобы тебе стало стыдно?

— «Я руки до кости изработала!» — грит девушка.

— Точно! А еще готовила, бывало, эти жуткие рагу — с-с картошкой, луком…