Голубой бриллиант (Сборник)

женщина, - философски произнес Лукич. - Она может покорить

и отпетого деспота и богатыря.

505

- Когда мы любим, все они нам кажутся небесными

ангелами, а угаснет любовь, и ангел превращается в бабу-ягу.

- Не всегда и не все, - возразил Лукич. - Альбина не

превратилась, и я по-прежнему питаю к ней чувства уважения

и благодарности.

- Но ты же знаешь, что бурная любовь неустойчива. Она

легко переходит в ненависть, - сказал я.

- У меня не бурная, у меня основательно осознанная,

ненависть ей не грозит, - ответил Лукич.

- Ну, дай-то Бог. - подытожил я. - Надеюсь, ты меня

пригласил не затем, чтоб я засвидетельствовать, какие дивные

серенады ты поешь своей возлюбленной.

- Да, конечно, - сказал Лукич и поднялся. - Дело вот

какое: завтра в театре будет нечто вроде моего бенефиса.

Будут чествовать и прочая ерунда. Меня это совсем не радует.

Время-то какое: гибнет народ, Россия гибнет. Тут не до

юбилейных торжеств. За автоматы надо браться и Русь от

израильтян спасать. Решили в дирекции все-таки отметить.

Сыграю в двух действиях - в "Булычеве" и в "На дне". И на

этом поставим точку. . Так вот, я пригласил по телефону на этот

вечер очень узкий круг своих друзей: начну с тебя, Ююкиных,

Воронина, известного тебе генерала-авиатора, а так же

депутата, тоже тебе знакомого и солиста из оперы, ты его

знаешь. Кстати, он будет вдвоем, то ли с женой, то ли с

любовницей: она пианистка. И конечно, будет Лариса. Она

приедет прямо с занятий в университете. Договорились, что за

полчаса до начала ты встретишь всех их у входа и вручишь

билеты. Вот за этим я и потревожил вас, ваше степенство.

Надеюсь, милостивый государь, ты не откажешь мне в такой

услуге. Завтра у нас, значит, пятница, а в субботу соберемся у

меня вот здесь и в домашней обстановке по-семейному

отметим мой юбилей. Сбор ровно в полдень, то есть в

двенадцать ноль-ноль. Вопросы есть? Нет. Вот тебе билеты и

действуй.

- Слушаюсь, господин Народный артист! Все исполню,

как приказано!

- То-то. - С деланной важностью пророкотал Лукич и

вручил мне билеты.

Лариса пришла к театру даже раньше меня. Лицо ее

было, как и прежде, строго и торжественно, но в глазах играли

радостные огоньки. Одета она была в длинную черную юбку,

разрисованную белым пунктиром и черную с серебристым

блеском-переливом блузку с длинными рукавами и свободным

506

воротником, обнажавшим красивую шею. Через руку

переброшено черное из тонкого трикотажа легкое пальто.

Вообще, в этом сдержанном, не кричащем, но со вкусом

подобранном наряде, при черных, как крыло ворон, густых

волосах она выглядела очаровательно.

У нас были хорошие места - пятый ряд портера. Лариса

сидела между мной и Виталием Ворониным. Виталий был

явно доволен таким соседством, с ним Ларисе не было скучно,

он безумолчно говорил, будучи в хорошем, даже приподнятом

настроении. Лариса ему определенно нравилась. Я слышал,

как она поинтересовалась у Виталия, почему он без жены.

- Она у меня ревнивая, - полушутя ответил он. - Она

помешала бы мне ухаживать за вами.

- Но ты рискуешь напороться на ревность Лукича, -

вмешался я.

- Лукич там, за кулисами. Он не видит, - живо отозвался

Воронин и, наклонясь к Ларисе, что-то прошептал ей, отчего

она похоже смутилась.

Я ожидал, что перед началом спектакля кто-то выйдет на

авансцену, скажет вступительное слово о юбиляре, сделает

какое-то объявление. Но я ошибся. Занавес открылся

внезапно, и перед нами предстали обитатели ночлежки из "На

дне". И босяк Сатин вдохновенно и убедительно говорил о

свободном человеке. Лукич был прекрасен в этой роли, я бы

сказал - бесподобен. Я видел Сатина в исполнении таких

корифеев МХАТа, как Качалов и Ершов. Но честно скажу -

Богородский им не уступал даже сейчас, уже на исходе своего

творчества. Обычно спокойный, несуетливый, сдержанный в

жестах, он держался на сцене энергично, молодцевато,

полный эмоций и здорового задора. Глядя на него я поражался

и радовался: какая мощь внутреннего огня, откуда взялось

столько духовных сил? Или он хранил и берег их на этот,

особый, случай, чтоб достойно, под занавес, спеть свою

лебединую песню? Я догадывался: он поет ее для Ларисы,

ради нее. Понимала это и она. Я тайком наблюдал за ней.

Сжавшись в пружину, она сосредоточенно и самозабвенно

смотрела на сцену, вытянув вперед голову и даже не

обращала внимания на Виталия, который бесцеремонно

прижимался к ней и пытался что-то шептать ей на ухо. Она

казалась завороженной и отключенной, вобравшей в себя два

чувства: волнения и радости.

В антракте мы прогуливались в фойе, делясь

впечатлениями. Виталий не жалел громких слов по адресу

507

Богородского, притом самым его излюбленным было слово

"мощный". Лариса сдерживала свои эмоции, она лишь молча,

кивком головы, выражала свое согласие с Ворониным. Ко мне

подошел генерал, и к радости Виталия, отвлек меня от

Ларисы. Генерал напомнил, что в понедельник мы должны

встречаться с ветеранами воздушной армии, то есть

Богородский, Воронин и я. Пока мы разговаривали с генералом

мое место возле Ларисы занял депутат Госдумы, из фракции

КПРФ, молодой, разбитной юрист, довольно импозантной

наружности, самоуверенный, но ненавязчиво учтивый. Лариса

привлекала мужиков. Даже почтенный генерал

полюбопытствовал у меня, кто эта "обаятельная особа, на

которую поэт и депутат положили глаз". "Но и ты не стал

исключением, - по-дружески подмигнул я и удовлетворил его

любопытство: - Хорошая знакомая Лукича. Поклонница его

таланта". "Да, талант у Егора от Бога", - согласился генерал.

Устав от бурной атаки Воронина, она, очевидно,

преднамеренно в пику поэту уделяла внимание депутату, и

этим досаждала любвеобильному стихотворцу. После

перерыва во втором отделении дали сцену из "Булычева". И

здесь Богородский показал себя во всем блеске своего

могучего артистического дарования. В эту роль он вкладывал

себя всего до остатка. По своему характеру Булычев был ему

ближе Сатина, привлекательней своей прямотой,

искренностью, открытостью, афоризмами речи: "Одни воюют,

другие воруют. . Воровство дело законное". "Колокольным

звоном болезни не лечат". "Разбогатели от нищего Христа".

"Хороших людей мало. Хорошие редки, как фальшивые

деньги". Эти и им подобные фразы Лукич произносил с особой

интонацией, чтоб они накрепко входили в душу, врезались в

память и долго звучали в сознании. Зал восторженно

аплодировал. Последняя сцена проходила уже без Лукича, и

он появился вместе с другими актерами перед закрытием

занавеса но уже без грима в черном парадном костюме, на

лацкане которого сверкали золотом две медали сталинского

лауреата, орден Ленина и орден Трудового Красного знамени.

Официальный представитель власти жестом руки попросил

внимания зрителей, подошел к микрофону и зачитал указ

президента о награждении Народного артиста России Егора

Лукича Богородского орденом "За заслуги перед Отечеством

второй степени". В зале раздались вялые хлопки, под которые

правительственный чиновник попытался вручить артисту

награду. Но Лукич решительным жестом отстранил от себя

508

чиновника и подошел к микрофону, пророкотал, делая паузы

между словами:

- Господа... товарищи... друзья! - В напряженном,

взволнованном голосе его прозвучали металлические ноты. - Я