Государь всея Сети

н совершенно безобидно, но глухо, по-чёрному. После запоя снова постился три дня и причащался.

Со временем беспорядочные поставки даров Гурьяну были систематизированы по территориальному признаку. Был составлен график – какая улица, какой дом и в какой период приносит подношения Козловичеву. Следила за этим ключница Катерина, нестарая ещё женщина, жившая с Козловичевым в его мастерской, в маленькой светёлке. Мастерскую Козловичеву выделил горсовет ещё в семидесятые годы.

Выслушав эту информацию, мы стали собираться и раздумывать, что бы нам поднести народному художнику. Ну, кефир там или пельмени – это понятно, но сувенир? Эксклюзивный памятный подарок?

– Да подарим ему нашу звонницу! – вдруг предложил Васюта. – Все равно эти козлы не дадут нам её здесь установить.

Предложение показалось разумным, поэтому в незначенный час мы подъехали к дому, где располагалась мастерская, и Васюта, подобно Христу, поволок деревянный крест наверх по лестнице.

Дом был невысокий, четырехэтажный с четырьмя подъездами. Мансарда с террасой простирались над последним этажом по всей площади дома. По существу, терраса была плоской частью крыши, огороженной невысокой каменной балюстрадой, а мансарда пряталась под частично застекленной двускатной крышей. Эта стеклянная крыша была с подогревом, чтобы на ней не скапливался снег и не мешал свету. Поэтому по карнизам с обоих боков крыши висели живописные бороды сосулек, а сама она сияла на солнце, чисто вымытая.

Нам открыла ключница Катерина, дородная женщина лет сорока в сарафане и кокошнике. Она вопросительно посмотрела на нас.

– Назначено, – торопливо сказала Даша.

Катерина молча кивнула и первым делом забрала у нас сумки с продуктами, а после пропустила в просторную прихожую. Это был целый зал со скошенным в обе стороны потолком. По одну стену строем стояли холодильники, их было пять, на каждом имелась этикетка: «Мясо», «Рыба», «Овощи», «Молочное», «Питьё». На противоположной стене во множестве висели картины Гурьяна, выставленные для отдачи народу. Среди них обращали на себя внимание портреты партизан. Все партизаны были изображены под водой, в гидрокостюмах, окружённые рыбами, кораллами и моллюсками. Это были удивительной красоты и одухотворённости лица; что-то средневековое, ренессансное было в них, строго смотрящих на нас сквозь зеленоватую толщу воды. Глядя на них, можно было понять, что Гурьян действительно художник большой силы. Однако, судя по тому, что портретов на стене было больше всего, народ их брал неохотно; даже те партизаны, чьи лики обессмертил Гурьян, не спешили повесить портрет у себя дома взамен на кило колбасы.

Это было странно.

Портреты были все среднего размера, примерно 60х80 см. Громадное эпическое полотно мы увидели всего одно, видимо, в Козлове просто не было стенки подходящей площади, чтобы его повесить. Картина называлась «Партизаны демонтируют Международную космическую станцию». В космосе, на фоне огромной голубоватой Земли, человек тридцать партизан в тех же гидрокостюмах,