Армен

Заинтригованный, Армен направился к стене, но под нею никого не было. Остановился в недоумении и уже хотел уходить, когда снова услышал тот же голос, на сей раз сопровождаемый вздохом:

— Такая вот выдалась ночь…

Армен обошел стену, образовавшую в этом месте небольшой угол, и по другую ее сторону, далеко в траве, различил белеющий в полумраке продолговатый предмет, который неожиданно зашевелился.

— Иди сюда, мил-человек, не бойся, — сказал все тот же голос. — Тем более что по новому закону бояться строго воспрещено…

За этой фразой последовала пауза, а затем тишину взорвал дурашливый смех…

Преодолевая сопротивление доходившего до колен чертополоха, Армен направился к человеку. Обратная сторона стены казалась гораздо целей, не было того впечатления запущенности, что спереди. Но выяснилось, что здесь значительно холоднее, ветер был куда ощутимее. Когда Армен дошел примерно до середины стены, трава неожиданно кончилась, образовав кружок голой земли, где, привалившись головой к стене, в лунном свете лежал маленький, одетый в белое человек. Армен сразу узнал его: это был тот самый смельчак, который решительно сражался с блюстителем порядка.

— Предполагаю, что и тебя неплохо обработали, — не глядя на Армена, сказал он небрежно. — Не сердись, они просто выполняют свои обязанности…

Армен нерешительно остановился.

— Садись, садись, — легонько похлопав ладонью по земле, человек указал на место рядом с собой. — Будь доволен, что еще дышишь и в состоянии произвести потомство. А я от рожденья бесплодный, хотя все у меня на месте, — добавил он безнадежно.

Армен не раздумывая сел с ним рядом, прислонясь к стене. Земля была непривычно холодной и влажной, а стена на удивление сухой и гладкой. Смиренно-уравновешенный голос человека никак не вязался с недавней воинственной непокорностью, свидетелем которой был Армен.

— Я тебе бесконечно обязан, — снова заговорил человек. — Таких, как ты, не всегда и не везде встретишь.

— Почему? — еще больше удивился Армен.

Человек не ответил.

Армен стал внимательно изучать его лицо, покрытое бесчисленными царапинами. Почувствовав на себе пристальный взгляд, человек медленно повернулся к Армену и впервые посмотрел на него прямо. И по узким, точно иглой прочерченным глазам, плешивой голове и небольшой козлиной бородке Армен узнал в нем того, кому однажды помог подняться на ноги на какой-то безвестной станции. Армен был поражен.

— Да, — улыбнулся человек и, отвернувшись, снова уставился в темноту. — Ты прав, только я тогда не был пьян. Это был голодный обморок. Правда, после твоего ухода я снова лишился чувств и упал, но если бы ты тогда не поднял меня, я мог испустить дух в ту же минуту. Твой поступок придал мне силы, потому-то я тебе благодарен, — он умолк и закинул руки за голову.

«Вот так встреча!» — подумал Армен.

— Я остался здесь, чтобы выразить тебе свою признательность, но попал в руки блюстителей порядка, — так же спокойно продолжал человек. — Ночным рейсом я хотел уехать из этого злополучного города, но в толпе у автобуса вдруг уловил знакомый взгляд; потом стал искать тебя и нашел сидящим под стеной автовокзала. Мне казалось, что ты помнишь меня, и я решил остаться. Хотел выбраться из толчеи и подойти к тебе, когда два дюжих блюстителя порядка схватили меня с двух сторон и скрутили руки… Как какого-то преступника, как какого-то преступника… — повторял человек бесстрастно. — Меня, учителя истории…

Армен не произнес ни звука.

— Меня обвиняли в убийстве ребенка, меня, учителя истории… Говорили: «Это ты лишил жизни безвинного мальчика, сельчане тебя узнали».

— Как? Что?.. — Армена точно громом поразило.

— В этих краях, на юге, чуть выше реки, в лесной полосе, вклинившейся в степь, есть небольшое оторванное от мира село Хигдиг, — начал рассказывать человек. — Вчера, бродяжничая по своему обыкновению, я случайно забрел в это село. О том, что там случилось, услышал от сидевшего под стеной слепого старика; он-то и сказал мне, что дней двадцать назад в местности, именуемой Верхняя Поляна (это за пределами села, в глубине леса), у старого развалившегося здания нашли труп двенадцатилетнего сына старосты села. Недолго думая люди сделали вывод, что убийца — не из местных, пришлый человек, который долгое время жил в этих развалинах. Того пришлого никто в глаза не видел, но все село уверено, что он там жил и бесследно исчез после убийства мальчика. Откровенно говоря, я сперва не поверил — подумал, что старик просто путает времена и рассказывает какую-то старинную легенду, но когда то же самое в том же селе услышал уже из уст подростка, во мне заговорил учитель истории, и я решил проверить. Отыскал эти развалины. Они представляли собой рухнувшее от ветхости длинное строение — без окон, без дверей, без крыши. Когда-то, по-видимому, это был хлев, в котором зимовал скот. Ясно, что никто в этой развалюхе жить не мог, да еще долгое время, да еще тайно от всех, никем ни разу не замеченный. Это еще больше распалило мое любопытство, я понял, что не уйду, пока не дознаюсь, что здесь произошло. Была у меня слабая надежда, что это окажется всего лишь обычными слухами о злых чужаках. Словом, я решил вернуться в село, порасспрашивать людей и может быть предложить свои услуги. Той же тропинкой спустился вниз, и игравшие на улице дети помогли мне найти старосту. Им оказался весь заросший бородой и усами человек среднего возраста, однако выглядел он как древний старец. Окруженный людьми, он стоял в центре села под большим деревом и зычным голосом отдавал какие-то распоряжения. Я представился, сказал, что я учитель истории, всю жизнь имел дело с детьми и вообще немало повидал на свете и хочу помочь ему разобраться в обстоятельствах гибели его сына, потому что не могу оставаться равнодушным к чужому горю, особенно если речь идет о гибели невинного ребенка. Я сказал ему, что сильно сомневаюсь в существовании жившего в развалинах чужеземца. Староста села слушал с недовольной миной, а потом назвал меня сумасшедшим. Я возмутился, когда один из сельчан крикнул, что узнал меня: я, дескать, и есть обитатель развалин и это я убил мальчика. Староста немедленно приказал схватить и прикончить меня на месте. В мгновение ока на меня напали. Получив несколько жестоких ударов, я все-таки сумел вырваться и убежать — благодаря своему маленькому росту. Попав в Китак, хотел было пойти куда следует и рассказать об этом, но испугался, что все может обернуться против меня самого, и передумал. Когда меня схватили на автовокзале, я убедился, что боялся не зря. Мне устроили очную ставку с жителями того села, и они в один голос заявили, что я — тот самый чужеземец, который убил ребенка. Напрасно пытался я открыть стражам закона истину, это их злило еще больше, и они кричали, что прикончат меня как собаку, если я не признаюсь. Говорили, что я вернулся в село и отыскал старосту нарочно, чтобы отвести от себя подозрения, или же меня, как и многих преступников, тянуло к месту преступления, следовательно, я и есть убийца и теперь отвечу за это головой. Они требовали, чтобы я подписал признание, но я ни за что не соглашался. В конце концов меня бросили на пол и стали молотить руками и ногами. На мое счастье, вскоре в кабинет вошел их начальник Ски и сделал знак прекратить избиение…

— Кто? — перебил его Армен.

— Ски, — сказал человек, — начальник ихний.

— Значит, его зовут Ски? — удивился Армен. — А я думал, что это окончание его фамилии.

— Нет, — улыбнулся человек, — это его полная фамилия — Ски.

— Гм…

— Он дал мне носовой платок — вытереть кровь, и в это время я вдруг вспомнил живущую в соседнем селе старуху, которая уже много лет продает пирожки у входа в Хигдиг и прекрасно знает всех, кто туда идет и кто оттуда возвращается. Направляясь в село, я остановился и немного побеседовал с нею, о чем она потом упомянула мимоходом. Не знаю почему, я был убежден, что она меня вспомнит. Я сказал Ски, что у меня есть свидетель, и назвал эту старуху; если она подтвердит показания сельчан, я подпишу признание. Ски немного подумал и велел привезти старуху. Когда ее, заспанную, доставили среди ночи и устроили нам очную ставку, она, не колеблясь, опознала меня и заявила, что вчера увидела меня впервые. Ски рассвирепел и обещал спустить с нее семь шкур, потому что она поменяла свои показания, которые дала по дороге сюда, — о том, что видела меня в Хигдиге не только вчера, но и двадцать дней назад. Старуха не дрогнула, ответив, что ничего подобного не говорила, это говорили те, что привезли ее сюда. Вне себя от ярости Ски подскочил к старухе и замахнулся, но рука вдруг замерла в воздухе, а потом вяло опустилась, он побледнел, подбежали сотрудники и бережно усадили его на стул. Ски проглотил какую-то таблетку, отдышался и слабым голосом приказал убрать старуху с глаз долой, после чего встал и, ни на кого не глядя, вышел. Я потребовал, чтобы старуху немедленно отвезли домой. Это окончательно вывело блюстителей порядка из себя, и они снова начали меня избивать…