Из чего созданы сны

— А я никогда не летала, — вздохнула фройляйн и без всякого перехода добавила: — Там, в парке за вашим отелем, там я тоже была. И там мне было жутко страшно.

— Почему?

— Понятия не имею, господин Роланд! Не знаю! Знаю только, что потом ехала в Бремен ночным поездом с одной приятной молодой особой. Инга Флаксенберг, помнится, ее имя. Но все зовут ее просто Зайка — так она сказала. Ну, как вы все зовете меня «фройляйн Луиза». Служила в одном казино, эта Зайка. Казино закрыли, потому что под столом с рулеткой были магниты. Все это я отчетливо помню. Еще помню, что эта Зайка и ее жених подвезли меня до Нойроде. А дальше — все. Дальше вообще ничего не помню. Вплоть до того, как уже здесь, в клинике, разговаривала с господином доктором Эркнером.

Едва она произнесла его имя, как открылась дверь, и доктор явился собственной персоной, большой, веселый, в белоснежном халате.

— Как вы, рады визиту, фройляйн Луиза?

— Ах, господин доктор, очень!.. И господин Роланд не сердится на меня!

— Ну, видите, я же предсказывал вам!

— Да-да, так, господин доктор!

— Вот, пожалуйста! — засмеялся доктор. И мне: — А теперь вам пора идти. Фройляйн Луизе надо отдохнуть.

— Да, — согласилась фройляйн, — отдохнуть надо. Здесь так удивительно спокойно. Я без конца могу спать.

— Я еще приду, — сказал я, поднимаясь, — когда захотите. Дайте знать или я сам могу позвонить. И не волнуйтесь за нашу историю. Скоро я ее запишу.

— Ну да, — ответила фройляйн Луиза, — спокойно приходите, как захотите. Вам нечего спрашивать разрешения. Так ведь, господин доктор?

— Так, так, — подтвердил тот, — можете приходить, когда захотите, господин Роланд.

— Только не рано утром в ближайшие несколько дней, — с серьезным видом предупредила фройляйн Луиза. — Потому что у меня еще сеансы шока, а после них я всегда долго и крепко сплю.

23

Во вторник, 19 ноября, без десяти шесть вечера, мы с Ириной снова ступили на ту улицу в северо-западной части города, где у доктора была практика. Мы добрались сюда тем же путем, выйдя из дома через сад. По улице бесконечным потоком катили машины, тротуары тоже были забиты пешеходами, так что мы продвигались медленно. Уже стемнело, моросил мелкий холодный дождь.

— Ну вот, — сказал я, — через пару часов ты уже будешь дома, и все будет хорошо.

— Да.

Нас то и дело толкали. Вообще-то, на этой улице не было магазинов, но, должно быть, здесь целая масса всяких учреждений и, наверное, какие-нибудь фабрики, иначе откуда столько людей и машин?

— Не надо бояться, — продолжал я. — Это лучший врач во Франкфурте по этим делам.

— Я нисколечко не боюсь, — ответила Ирина. — А ты что будешь делать в эти несколько часов?

— Ну, выпью где-нибудь что-нибудь, потом, может, схожу в кино.

— На какой фильм?

— Пока не знаю.

— Я тоже хотела бы как-нибудь сходить с тобой в кино, Вальтер.

— Хорошо, — сказал я, — как-нибудь сходим.

— Когда?

— Когда все будет позади, и ты снова будешь хорошо себя чувствовать.

— И если у тебя будет время.

— Да.

— Потому что сейчас у тебя безумно много работы. — Она сжала мою руку. — И я тебе особенно благодарна, что ты все равно идешь со мной.

— Ну что ты, это же само собой разумеется!

— Я знала, что ты мне поможешь, — сказала Ирина. — Сразу же, как увидела тебя. Сразу знала.

— Да? Помню, тогда ты была здорово колючей.

На это она ничего не ответила, а через некоторое время спросила:

— Ты уже водил к этому врачу других девушек, да?

— Да.

— И ни разу не было осложнений?

— Ни разу. Тебе, действительно, не стоит волноваться.

— А я и не волнуюсь. Я спокойна. Я совершенно спокойна. Честное слово. Я еще никогда не была так спокойна. Я уже радуюсь тому, что через несколько часов ты заберешь меня отсюда. И потом, я же ничего не почувствую, мне ведь дадут наркоз, да?

— Нет! — сказал я.

— Мне не дадут наркоза?

— Нет! — вскрикнул я и остановился.

Не знаю, знакомо ли вам это чувство: вы убеждены, что-то произойдет, должно произойти, неизбежно. Вы говорите себе, что ничего не можете с этим поделать (что есть ложь), что жизнь сама все уладит (что есть глупость), что у вас еще есть время, что решающий момент еще не настал. И так далее. И вдруг, в какое то до смешного короткое мгновение, без всякого предупреждения, когда вы об этом даже не думаете, в вашей совести или в вашем мозгу, или в вашем сердце (или в чем там еще) что-то щелкает — и это происходит! Без вашего участия. Просто происходит то, что было изначально предопределено.

— Но это же немыслимо! — занервничала Ирина. — Как это, без наркоза?!

— Кончай со своим наркозом! — сказал я, и передо мной все вдруг предстало в ясном и беспощадном свете. — Я говорю не о наркозе.

— Но ты же только что сказал «нет»!

— Да.

— Ничего не понимаю! А что же тогда нет?

— Нет — значит, что мы не идем к врачу.

— Но мы же назначены! Через пару минут я должна быть там, Вальтер!

— Мы туда не идем, — сказал я спокойно, полный умиротворения и счастья, если счастье — это то, что я тогда чувствовал, в сумраке, под тусклыми фонарями, под дождем. — Мы туда не идем. Ты этого не сделаешь, Ирина.

— Но… но это же безумие! — испугалась она.

— Это не безумие. Это единственно правильное решение. Мне понадобилось много времени, чтобы понять это. Ты должна родить своего ребенка, Ирина. Все остальное — преступление.

Кто-то с силой налетел на меня и выругался. Я затащил Ирину под арку. Здесь мы были защищены и от людского потока, и от дождя.

— Вальтер, — с трудом переводя дыхание, выдавила Ирина, потому что я крепко прижал ее к себе. — Ты, должно быть, лишился рассудка! Все обговорено и решено! Доктор ждет!

— Я позвоню ему и сообщу об отмене.

— Но так же нельзя! Это невозможно! Я не могу произвести на свет ребенка Билки! Вальтер, мне только восемнадцать! Я в чужой стране! И я еще не знаю, что со мной будет! Я вообще еще ничего не знаю! А тут еще и с ребенком…

— Ирина, — перебил я ее, — хочешь выйти за меня замуж?

— Что?

— Хочешь стать моей женой?

Она уставилась на меня с открытым ртом и не могла выдавить ни слова.

— В чем дело? Я тебе несимпатичен? Слишком циничен? Слишком много курю? Пью слишком много? Я исправлюсь. Поверь мне, в сущности, я хороший. Ну так, хочешь стать моей женой?

— Ребенок… — У нее перехватило дыхание. — Ребенок… Это невозможно…

— Почему?

— Он от Билки, Вальтер! От Билки!

— Знаю. Но я собираюсь жениться на тебе, а не на Билке. И ребенок в такой же мере и от тебя. Даже больше от тебя. Ты же его родишь. А потом он будет нашим ребенком.

— Это сейчас ты так говоришь, потому что ты… потому что ты… потому что ты такой милый… такой… чудный…

— Да что ты говоришь.

— …а потом, потом, когда он, может быть, станет таким, как он…

— Ну, это еще не известно, — возразил я. — Величайшие преступники производили на свет святых, благодетелей человечества, гениев. Конечно, нам может и не повезти. Но с того момента, как ребенок появится на свет, отцом ему буду я — не Билка! И все, что я смогу сделать, чтобы он вырос достойным человеком… — я оборвал себя. — Ерунда! Как будто я уж такой замечательный! Просто рискнем. И знаешь, почему? Знаешь, почему я непременно хочу, чтобы у нас был этот ребенок?

— У нас… — шепнула она, — ты сказал «у нас»…

— Разумеется, у нас. У тебя и у меня. Ты же тогда будешь моей женой. У меня был один такой момент, когда мы были в Гамбурге… Тогда мне очень хотелось, чтобы ты любила меня, а не этого Билку. Тогда — не смейся! — тогда я подумал, как здорово было бы иметь от тебя ребенка. Не смей смеяться, черт подери!

— Я и не смеюсь, — прошептала Ирина.

— А этого ребенка, ты же очень хотела этого ребенка, пока не узнала, что там с этим Билкой, так ведь?

Она только кивнула.