Из чего созданы сны

Кулей доехал до Линден-бульвара, повернул налево, теперь на запад. Его «шеви» был оснащен рацией, по которой он постоянно докладывал свое местонахождение и спрашивал, что нового. Новостей не было — сообщали ему коллеги из квартиры напротив Тернера. Тот спокойно работал наверху в мастерской, из дома не выходил. Мы миновали Кингс Хайвэй, Рокавэй и Ютика-авеню и оказались на Трой-авеню. Она была очень длинной и располагалась между Линден-бульваром и Чеч-авеню. Кулей припарковался двумя кварталами дальше на Олбани-авеню. Пешком мы вернулись на Трой-авеню. Перед нами была лавочка Тернера, где двое его служащих обслуживали клиентов. Было утро субботы.

Мы прошли в старый дом напротив и по грязной лестнице поднялись на пятый этаж. Там Кулей постучал особым кодом в обшарпанную дверь. Нам открыли. Квартира за ней была опустошена. Со стен свисали клочья обоев. В большой комнате, окнами выходившей на улицу, работали двое молодых ребят. Кулей представил нас, и они поздоровались. На столе перед ними стояли полевые рации. Провода от них тянулись высоко под потолок, где образовывали целый пучок. Был еще один, обычный телефон и магнитофон, соединенный с подслушивающими телефонами. А кроме всего этого серый металлический ящик — коротковолновый передатчик, по которому поддерживалась связь с полицейскими машинами. Время от времени они докладывались. Их была целая прорва в этом квартале, несомненно, таких же обычных штатских авто, как и у Кулея. Тут же, на столе были термосы и сандвичи. У стены стояли две походные раскладушки. Ребята вели наблюдение в бинокли, один из которых был прибором ночного видения.

— Ну, что Тернер? — спросил Кулей.

— Ремонтирует телевизор, — ответил один из парней и подал Кулею свой бинокль.

Кулей передал его Берти, а Берти мне. Я посмотрел в мастерскую Тернера напротив. Окна этой пустой квартиры были прикрыты легкими занавесями, так что сюда никто не мог заглянуть, а отсюда все было видно прекрасно. Напротив, в своей мастерской, действительно, сидел Флойд Тернер и трудился над телевизором. Это был мужчина с могучей головой, большим носом, черной короткой шевелюрой и утонченными руками. Его руки меня заворожили. Прекрасные женские руки.

— Может, конечно, все-таки оказаться, что мы на ложном пути, — сказал Кулей, усаживаясь и протягивая ноги на стол.

— Конечно, — улыбнулся Берти своей бесшабашной мальчишеской улыбкой. — Все может быть. Здесь никогда не знаешь наверняка.

И вот уже долгих одиннадцать часов мы торчим здесь, как Богом проклятые, и ждем, когда Тернер выйдет из дома. А он все не выходит. Сидит себе в своей мастерской и работает над этим телевизором. Между делом он пару часиков вздремнул и снова принялся за работу. Когда стемнело, включил по всей квартире свет и продолжил что-то там мастерить. Тем временем сменились парни у аппаратуры. Кулей уходил и возвращался. И только мы с Берти торчали, как идиоты, на своих табуретах и ждали, что что-то произойдет. Но ничего не происходило. Абсолютно ничего. Тернер ни разу никуда не звонил, ему тоже. В восемь вечера третий молодой человек принес нам свежие сандвичи и горячий кофе. Мы перекусили в темноте, а потом Берти сказал, что хочет слегка вздремнуть. Тернера он уже сфотографировал через окно, сразу после нашего прибытия. Он улегся на одну из раскладушек и в следующую минуту уже спал. И только в пять минут одиннадцатого, наконец-то, хоть что-то произошло.

20

Зажужжал один из полевых телефонов, тут же автоматически включился магнитофон, парень у окна схватил трубку. Напротив, в квартире Тернера, в ярко освещенных комнатах никого не было видно. Звонок был коротким. Парень положил трубку и поспешно сказал:

— Тернер вызвал такси. На Трой-авеню. К дому.

— Пошли, — сказал Кулей мне и Берти. Мы схватили пальто, Берти прихватил камеры, а я — свой бинокль, и мы скатились по лестнице.

Через черный ход мы выскочили в загаженный двор и через него на ближайшую боковую улицу. Мы домчались до «шеви» Кулея и прыгнули в машину. Кулей включил рацию, выдернул из-под сиденья пистолет-автомат и швырнул его на заднее сиденье подле меня, потому как теперь я сидел там.

— Вы вооружены? — спросил он.

— Нет, — ответил я. — С оружием нас бы не пропустили на таможне.

— Тогда держитесь в тени. Есть у меня еще пистолет, но он мне самому будет нужен. — Он сообщил о готовности на Центральную.

Мы слышали доклады других машин — их было не меньше дюжины. С этого момента радиосвязь уже не отключалась. Парни из пустующей квартиры сообщили, что к дому подъехало такси.

— Всем… всем… всем… К дому на Трой-авеню подъехало желтое такси. Подозреваемый садится. Желтое такси отъезжает. Поворачивает на запад на Линден-бульвар. Машина двенадцать, вы начинаете преследование. Ясно?

— О’кей, — ответил по рации Кулей.

В этот момент мимо нас проследовало желтое такси. Движение на трассе было не слишком оживленным. Мы сели ему на хвост — на значительном отдалении. Теперь Кулей через Центральную указывал путь следования, подробно комментируя действия желтого такси с Тернером. Вначале оно проехало весь Линден-бульвар до Фиатбуш-авеню и повернуло по ней направо, на север. Мы за ним. Фиатбуш-авеню изгибалась в северо-западном направлении и проходила через густой темный Проспект-парк. В этом месте — я помнил это по своему прежнему визиту — под ней пролегала ветка подземки БМТ-Сабвэй-Лайнс, справа тянулся Ботанический сад. Сейчас, слабо освещенный редкими фонарями, он был едва различим в темноте. Так же едва угадывались контуры Бруклинского музея и в конце парка — массивное здание Центральной библиотеки. Здесь было транспортное кольцо — Гранд Ами Плаза. Желтое такси сделало круг по площади и теперь повернуло по Проспект-парку на юго-запад.

Кулей сообщил об этих маневрах и добавил:

— Почему парень не развернулся внизу, в парке — понять не могу?!

— Возможно, вас заметили, — последовал ответ из Центральной. — Прекращайте преследование, номер двенадцать. Машина восемнадцать, ведите дальше.

Итак, мы скинули скорость и пропустили мимо целое стадо машин. А через какое-то время снова раздался голос Центральной: «Внимание! Желтое такси поворачивает на Проспект-авеню. Направление — северо-запад к Пятой авеню».

Слева от нас, за жилыми блоками лежало огромное Гринвудское кладбище. Пару раз между домами мелькали его деревья и каменная ограда. Мы проехали Пятую авеню, Четвертую, Третью…

Центральная сообщила, что такси номер такой-то теперь спускалось по Третьей авеню в юго-западном направлении. Мы прибавили скорость. Машины мчались здесь как бешеные. Бруклин-Квинс-Экспрессвэй — полное название этой скоростной автомагистрали. Нам еще долго предстояло ехать по ней.

— Желтое такси поворачивает на Вторую авеню, — послышалось из рации. — Очевидно, направляется в порт.

Под «портом» подразумевались Бруклинский пирс, склады и доки в Аппер-бэй^[122] Гудзона.

— Следуйте на юго-запад к докам терминала Буша. Не приближаться! Оцепить район! Машины один, два, три и семь подходят со стороны игровой площадки. Машины пять, девять, десять и одиннадцать проходят дальше до Департамента санитарии и «Бруклин Юниэн Газ Компани».^[123] — Центральная распределяла машины преследования. — Номер двенадцать осторожно сопровождает желтое такси. Желтое такси снижает скорость у пирса три.

— О’кей, Центральная, — отозвался Кулей.

Он рванул машину в нагромождение плохо освещенных и вовсе не освещенных улиц, ведущих к порту. Здесь уже пахло морем и нефтью. Неожиданно перед нами открылись громадные пирсы с судами, кранами, транспортируемыми грузами и пакгаузами. Перед пирсами повсюду были установлены заграждения. Да, Тернер явно не собирался ни к какому из судов. Мы увидели перед собой такси. Оно проезжало мимо пирса номер три, места складирования и причалов «Америкэн Хемисфэрэ»^[124] и «Америкэн Стар Лайн».^[125] Дорога сужалась. Здесь пролегали рельсы к терминалу Буша, стояли гигантские грузовики и, к счастью, еще куча других машин. Желтое такси остановилось у ресторанчика. Нет, даже «ресторанчик» — слишком громко сказано. Это была, скорее, матросская забегаловка, из которой упал луч света и донеслись звуки радиомузычки, когда человек по имени Тернер открыл туда дверь. На Тернере был темный плащ и шляпа. Кулей сообщил по рации, что Тернер вошел в кабак.