Как много в этом звуке

— Не моя же! — дернула плечом Зинаида и уселась поудобнее на кухонной табуретке с подкашивающейся ножкой.

— И что?

— Интересовались.

— Чем?

— Нашей с тобой жизнью.

— И что ты сказала?

— Я спросила, долго ли они еще собираются жить на этом свете.

— А они?

— Говорят, пока не торопимся. Послушай, Женя… Два старика живут в трехкомнатной квартире. А ты, их ближайший родственник с семьей из пяти человек, в однокомнатной. Не кажется ли тебе, Женя, что они могли бы предложить нам поменяться квартирами?

— Так не делается.

— Почему? Женя, почему?

— Потому.

— Когда им что-то нужно, ты ведь несешься.

— Не так-то я уж и несусь.

— А Катя замуж собралась.

— Надо же!

— Но жить им негде. И так будет всегда. А мужики наши подрастают. А мы с тобой стареем. А спать нам с тобой негде.

— Спим же…

— Так муж с женой не спят. Муж с женой спят совсем иначе. Я уже забыла, какой ты. А ты забыл, какая я. — Зинаида все так же неотрывно смотрела в экран телевизора, и разноцветные блики все так же проносились по ее лицу, создавая картину радостную, почти карнавальную.

— Ты права, Зина.

— А ты не прав. Так нельзя.

— А как можно?

— Как угодно. — Последние слова Зинаида произнесла совершенно без всякого выражения. — Как угодно, — повторила она. — Здесь не может быть никаких сомнений, колебаний, раздумий и прочего дерьма. На кону жизнь твоих детей. Женя. Они уже сейчас убогие какие-то. К ним никто не может прийти. Поэтому и они ни к кому не ходят. Они никогда не поднимутся. У них характер людей, выросших в однокомнатной квартире с совмещенным санузлом.

— Сейчас многие ломают перегородки между туалетом и ванной, на Западе вообще этих перегородок не делают, — усмехнулся Тихонов. — Появляется больше места.

— Подумай, Женя, о том, что я сказала. Это не настроение сегодняшнего дня… Это настроение последних десяти лет.

— Мы с Колей на рыбалку собрались.

— Значит, будем с рыбой.

— В эти выходные и поедем.

— Возьми пацанов с собой.

— Возьму.

— Мы с Катей хоть дух переведем.

— Переведите. — Тихонов встал, подошел к газовой плите, открыл крышку кастрюли — на него дохнуло запахом тушеной картошки. — О! — обрадовался он. — Что же ты молчишь?!

Следователь Зайцев еще раз обошел всю квартиру, заглянул в ванную, в туалет, внимательно осмотрел все три комнаты и с тяжким вздохом опустился на старенький продавленный диван. Перед ним почти у его ног лежали два трупа — старика и старухи. Старику выстрелили в затылок, и выходное отверстие полностью обезобразило лицо. Старуха получила свою пулю в спину. Было это немного странно, но не настолько, чтобы сразу можно было понять — что же здесь, в конце концов, произошло.

Зайцев еще раз окинул взглядом комнату. Тела были распростерты на полу, скатерть со стола тоже была сдернута на пол, вокруг лежали тарелки, блюдца, недопитая бутылка водки, из которой, кажется, даже сейчас продолжала вытекать прозрачная жидкость, из стенки были выдернуты все ящики, их содержимое было разбросано по полу — видимо, убийца что-то искал, что-то его интересовало в этих ящиках. А что можно искать в квартире двух стариков? Зайцев похлопал по дивану ладошкой, ощупал выпирающие пружины и беспомощно вздохнул.

— Ни фига не понимаю, — сказал он. — Как говорил какой-то классик, ум меркнет.

— Разберемся, — ответил эксперт с фотоаппаратом.

Он уже отщелкал, наверно, целую пленку, заходя с разных сторон к распростертым телам хозяев.

— Что отпечатки? — спросил Зайцев.

— Есть отпечатки, капитан. Есть.

— Хорошие?

— Разные.

— Это как понимать?

— Смазанных много. Как говорят ученые люди — не поддающиеся идентификации.

— А так бывает? — вежливо поинтересовался Зайцев — пустоватый разговор был ему неинтересен.

— Все бывает, капитан, все бывает. — Эксперт тоже разговаривал как-то механически, слова произносил первые, какие только подворачивались. — Отпечатки есть, но бесформенные. Убийца был в перчатках.

— Значит, не бытовуха, — пробормотал Зайцев.

— Какая бытовуха, если в затылок стреляют! — хмыкнул эксперт. — При бытовухах ножом полосуют, топором, вилкой… А тут все грамотно, продуманно, можно сказать.

— А почему в затылок? — уныло спросил Зайцев.

— Есть только один человек, который ответит тебе на этот вопрос. — Эксперт оторвался наконец от видоискателя фотоаппарата. — Помнишь, ты как-то общался с одним бомжарой? Удивительной проницательности человек… Помнишь? Бывший звездочет или что-то в этом роде.

— Да какой бомжара, господи! — простонал Зайцев. — Только бомжары здесь и не хватало. Тогда все происходило у него на глазах, много ума не надо.

— Не знаю, не знаю, — с сомнением проговорил эксперт, сворачивая свою аппаратуру. — Но вспомнился мне тот мужичок, вспомнился. А, капитан? — Эксперт, полноватый парень в очках, весело выглянул уже из коридора. — Ты помнишь двор, в котором бомжара обитает?

— Помню, — хмуро ответил Зайцев. — Соседи ничего не видели, не слышали, отпечатки смазаны, а те, что остались, наверняка принадлежат хозяевам.

— Конечно! — откликнулся эксперт.

— Когда все это произошло, тоже можно только догадываться, только предполагать, — продолжал причитать Зайцев. — Что искали, что нашли, зачем было убивать… А ты говоришь — бомжара… Какой бомжара! — ворчал Зайцев, наблюдая, как санитары выносят трупы несчастных стариков.

На этот раз бомжа Ваню Зайцев нашел в подвале дома, возле которого когда-то произошло убийство предпринимателя. Ваня лежал на задрипанной кушетке, подобранной, скорее всего, на соседней свалке. Закинув руки за голову, он бездумно смотрел в бетонный потолок. Сквозь зарешеченное окно в подвал проникал слабый свет, но Зайцев, уже успев привыкнуть к полумраку, сразу увидел Ваню и, подойдя, присел на перевернутый деревянный ящик.

— Здравствуй, Ваня, — сказал он громко и внятно. Бомж чуть вздрогнул от неожиданности, повернул голову, долго всматривался в капитана и наконец узнал.

— А! — сказал он даже с некоторым облегчением. — Явился — не запылился… Давно я тебя не видел, заглянул бы как-нибудь.

— Вот и заглянул.

— Это хорошо… Как там, в большом мире?

— Все по-прежнему.

— Убивают?

— Еще больше, чем раньше.

— А что на кону? Деньги? Женщины? Карьера?

— Всего понемножку.

— Значит, ничего не меняется, — вздохнул Ваня и снова обратил свой взор на потолок. — Закурить дашь?

— Дам.

— Может, и портвейну принес?

— Не сообразил.

— Это плохо, — без сожаления сказал Ваня. — Значит чуть позже принесешь… Принесешь?

— Принесу.

— Это хорошо. Так чего там у тебя случилось?

— С чего ты взял?

— Если б не случилось, не пришел бы. Верно говорю?

— Верно, — помолчав, ответил Зайцев. — Как цефеиды? Снятся?

— Не надо, — строго сказал бомж. — Это не тема.

— Извини.

— Да ладно… Ты когда шел сюда, котенка не встретил? Черно-белый такой, пестренький… Не попался под ноги?

— Вроде нет…

— Котенок пропал… как в детских стишках… У старика и старухи был котеночек черноухий, черноухий и белобокий, чернобрюхий… И еще там какой-то. Забыл. Жалко, мы с ним хорошо поладили…

— Кстати… — Зайцев помолчал, колеблясь, правильно ли он поступает, но решил все-таки произнести слова, которые вертелись у него на языке: — Обоих убили. И старика, и старуху.

— Насмерть? — поинтересовался бомж.

— Да.

— Это плохо.

— Ему в затылок выстрелили, а ей в спину. Хорошо так выстрелил кто-то, в сердце попал. Они не мучились, даже, наверное, не поняли, что произошло. Были — и нету.

— На улице, в лесу? На даче?

— В собственной квартире.

— Хорошая квартира? — безразличным тоном спросил бомжара.

— Ничего квартирка… Занюханная немного, но место хорошее, тихое, от центра недалеко. И наследников нету.