Володька-Освод

Струи теплой воды мирно обтекали лодку палачей. Лягушки глухо квакали на Волчьем острове, чуть виднелись звезды, и Никитин Иван ожесточился сердцем к разрушителям жизни, попавшим в его законную власть.

— Вы задержаны, — сказал он. — А также и катер, и рыба, и орудия незаконного лова. Сейчас поедем прямо в прокуратуру. Пора очистить Акдарью от воров.

Володька открыл остро заблестевшие в темноте глаза. Легкий утренний ветерок разогнал остатки туч. Начало светать.

— Пора очистить, пора очистить… — неотвязно бились в его голове последние Ивановы слова. — Пора…

Инспектор был один!

Сердце Сагина испуганно и больно толкнулось в груди; предчувствие неизбежного разлилось бледностью по щекам, но Володька жестко стиснул закаменевшие челюсти. Жизнь Ивана дороже сазаньей, что ли?

— Заводите мотор, — приказал лейтенант примолкшим браконьерам.

Володька прищурил глаза. Радужные круги от нестерпимого инспекторова фонаря совсем прошли. Теперь он видел не хуже, чем днем. Легкий холодок незаметно нарастал внутри Володькиного желудка.

Сашка заканючил от мешков с рыбой:

— Да ладно, да чего там! Что ты на нас взъелся? Возьми, сколько положено, да отстань! Сам живешь, и другим дай жить.

Инспектор обрезал его, как ножом:

— Не дам!

Володька только усмехнулся. Ну шурьяк, ну мыло, нашел кого уламывать. Нет, с молодым Иваном пустая болтовня ни к чему. У него не выпросишь. С ним надо капитально решать.

Сагин не спеша наклонился к алюминиевому борту. Там, под выгибом металлического профиля, было пристегнуто двумя пружинистыми лапами короткое алюминиевое весло. За последний год и попользоваться им ни разу не пришлось — слава богу, мотор работал, как часы, а вот сегодня пришло, видно, его время.

Одним движением Володька вывернул весло из лап и, распрямившись, с ходу рубанул им вперед, целясь инспектору в голову. Катер от резкого движения качнулся под ногами, и лопасть весла, скользнув по щеке, разорвала Иваново ухо.

В следующую минуту в пляшущем глиссере завязалась смертельная схватка. Володька, ухватив пятерней молодого Ивана за грудки, рубил его ребром весла, стараясь угодить по голове. Не давали толком попасть разделявшая его с инспектором банка да вскинутые вверх руки лейтенанта, отбивавшие весло.

Сашка, ошалевший от неожиданного поворота дела, сунулся в середину. Пытаясь помочь Сагину, он схватил инспектора за руку, но споткнулся о рыбий мешок и неожиданно втиснулся между Иваном и Володькой.

Дико хекнув, Володька рубанул в мелькнувшее перед ним лицо. Сашка взвыл страшным голосом. Этот удар достался ему. Инспектор наконец вырвался из Володькиного захвата и, поймав Сашку за полосатую тельняшку, закрылся им от смертельной лопасти. Затрещала материя. Сашка изо всех сил рвался из инспекторовых рук, а Володька, бешено стиснув зубы и остекленев взглядом, рубил и рубил ребром весла мечущееся перед ним человеческое мясо. После каждого удара дурным голосом ревел очумевший от боли шурьяк:

— Ой, не надо! Ой, не бей! Ой, Володечка, не убивай! Ой, больно!

Наконец Сашка взвыл уж совсем смертным воплем и рванулся так, что тельняшка не выдержала и с хрустом разорвалась до пояса. Сашка полетел на дно катера, инспектор за борт. Володька кинулся к воде и успел еще раз достать молодого Ивана веслом, прежде чем тот нырнул.

В корме глиссера, обхватив руками голову и захлебываясь слезами, причитал Сашка:

— Ой, убил! Ой, мамочка родная, ой, насмерть убил!

Он провел ладонями по растерзанной физиономии и, поднеся к глазам окровавленные руки, заорал на половину реки:

— Кровь же, кровь! Гляди, свояк, гляди, кровь!

Сашка совал под нос Володьке мокрые красные ладони:

— За что же ты меня так, братка?! Ведь убил!

— Заткнись, дурак! — бешено оттолкнул его Володька. Он напряженно вглядывался в забортную воду.

— Уйдет, уйдет, — пугливо отдавалось в сагинском мозгу.

В десяти метрах от катера вынырнула из воды черная тень. Тяжелыми, размашистыми саженками инспектор медленно плыл вниз по течению. Видно было, как трудно ему держаться на воде.

— Врешь, не уйдешь! — плеснулась внутри Володьки сумасшедшая радость. Он кинулся к штурвалу и включил двигатель. Рев мотора громом прокатился по сонной воде. Потревоженные внезапным шумом, притихли лягушки. Володька развернул катер чуть ли не на месте. Глиссер, словно норовистый конь, встал на дыбы и прыгнул вперед. Охающий Сашка едва не выпал за борт.

Володька нацелил широкий, плоский нос катера в прыгающий на волне живой мячик. Инспектор, заслышав нарастающий рев мотора, попытался было повернуть в сторону, но в этот момент тяжелая, длинная туша глиссера накрыла его.

Ах-х-х-х!!!

Штурвал катера дернулся в Володькиных руках. Глиссер на секунду приостановился. Рев мотора из басовито-звонкого перешел в натужный и мучительный. Слышно было, как туго, с усилием проворачивающийся винт рубит под водой неподатливую, тягучую массу.

Несколько мгновений продолжался утробный, низкий вой двигателя. Но вот вода позади катера забурлила, и на поверхность стали вылетать выброшенные могучим усилием вращающихся ножевых лопастей лохмотья измочаленных тряпок и кровавые хлопья пены. Вода за кормой густо порозовела. Освобожденный из страшного плена винт разом набрал полные обороты. Движок завизжал, и катер рванулся вперед.

Сашка, зачарованно глядевший на клочья человеческого мяса, всплывающие в метре от носа катера, ахнул и на четвереньках пополз вдоль борта.

Володька заложил широкий круг по реке и, сбавив обороты, подошел к месту злополучного зацепа сети. Он выключил двигатель, поймал багром треклятую сеть и несколькими ударами ножа перерезал ее по обе стороны зацепа. Двигаясь по шнуру, Сагин быстро выбрал береговую половину сети из воды, оторвал привязанный Сашкой конец от камышей и пошел по реке вслед за медленно плывущей по течению лодчонкой шурьяка. Вторая половина обрезанной им снасти была привязана к лодчонке.

Сагин покосился на шурьяка. Тот сидел у мешков с рыбой и, обратив отрешенное лицо в сторону, угрюмо молчал. Молчал и Володька. Он не стал тревожить Сашку. Первая в жизни «мокруха» всем трудно дается. У Володьки самого сейчас все внутри мелко дрожало. Пусть Сашка маленько оклемается, а тогда и поговорить можно.

Пока Сагин выбирал береговую половину сети, шурьякова лодчонка далеко ушла вниз по течению. Догонять пришлось минут пяток. Наконец догнали.

Володька привязал к глиссеру Сашкино корыто и начал выбирать сеть. Та шла из воды тяжело. Володька ругнулся:

— Да что там, рыбы полно, что ли? Вот не ко времени.

В глубине его мозга мелькнула было страшная догадка, руки на долю секунды ослабли, но Сагин переборол себя. Это было бы уж совсем… Отогнав ненужную мысль, он с удвоенной энергией взялся за сеть. Сашка сидел рядом, остолбеневший.

— Спишь, что ли, — грубо окрикнул его Володька. — Помог бы хоть!

Сашка оборотил в его сторону измученное, оторопелое лицо. Володька глянул на шурьяка и с досадой отвернулся.

Сеть пошла легче. Легче, еще легче.

Сагина невольно отшатнуло от борта. Он не захотел даже и мысленно узнать то, что, застряв изломанными и вывернутыми руками в его удачливой капроновой ловушке, тихо покачивалось в трех метрах от борта. Отвернув голову и болезненно сморщившись, Володька на ощупь перерезал сеть. Последняя за сегодняшнюю ночь его добыча медленно отплыла от катера.

Скорчившийся у Володькиных ног Сашка хрипло завыл, не в силах отвести зачумленного взгляда от медленно погружающегося в воду разлохмаченного мяса.

Назад шли молча. Солнце уже поднялось над дальним горизонтом. Утренний воздух обвевал обветренные, опухшие лица.

Володька изредка косился на шурьяка. Тот сидел, обхватив руками изорванную в клочья тельняшку и смотрел прямо перед собой.

— Ты не трусь, Саня, — хрипло уронил Володька. — Просто случай такой вышел. Мы ведь не хотели, а по-другому нельзя было. Не мы его, так он нас. Опять же, место пустынное. Чужих глаз не случилось. День, два, сомики его и подберут.