Август

— Ну что ж вы бежите, — укорила женщина, догнав Андрея Николаевича и придержав даже его за рукав. — Вы с теплохода ведь, правда?

— Так точно! — невпопад вырвалось почему-то у бывшего летчика.

— Отставить! — шутливо скомандовала незнакомка, доверчиво взяла Петрова под руку, и повела к храму по выложенной диким камнем дорожке. — Я потерялась и испугалась, — тут же объяснила она себя. — А вас на «Петербурге» видела, вы заметный. Да и обрадовались красоте здешней так искренне, что я решилась к вам подойти — не люблю ходить одна, — на этих словах легкая тень словно вуалью легла на безмятежное до того лицо.

— Меня Андрей Николаевич зовут, — опомнился Петров, уже пройдя рядом с женщиной метров десять.

— Очень приятно, — чуть сильнее сжала его локоть незнакомка. — А я Людмила Николаевна! Но вы можете звать меня Люсей, если хотите.

— Хочу! — расслабился и повеселел внезапно Андрей. — Я почему-то люблю это имя. Но сейчас редко кто из Людмил позволяет звать себя Люсей.

— Спасибо! — улыбнулась Люся, посмотрев искоса, сбоку и снизу на своего высокого спутника, на гладкий волевой подбородок и четкий профиль лица. Обычно мужчины, когда им за сорок, начинают оплывать глазами, подбородком, обрюзгшими щеками. А ее новый знакомый не был мягким, как пластилин, в нем чувствовались нерастраченная сила и непокорившаяся жизненным обстоятельствам личность. Женщина даже легонько подпрыгнула — подтанцевала на длинных, сильных ногах при этом внезапном открытии — так обрадовалась внутренне славной находке. Тут же выровняла шаг и тут же снова объяснила Петрову свое поведение:

— Вы мне понравились вдруг, Андрей Николаевич! Я на самом деле очень осторожно к мужчинам отношусь. Не боюсь вашего брата, но осторожничаю. А с вами, поверилось мне, можно подружиться, по-хорошему, как в книжках. Можно? — Люся просто и доверчиво посмотрела Петрову в глаза.

Людмила Николаевна не была наивной дурочкой и поставить себя умела, но объяснять людям себя всегда любила сразу, чтобы не было недомолвок в любых отношениях — деловых или личных. Или даже при редком случайном знакомстве, вот как сейчас. Объяснишь человеку все, растолкуешь, и тогда не будет ни обид, ни двусмысленных ситуаций, — верила она.

— Я рад знакомству, Люся! — легко отозвался Петров, почувствовав, что уже устал быть один. И заноза в сердце от дикого инцидента ночного впервые по-настоящему отпустила, перестала покалывать, отравляя удовольствие от первого дня (вчерашний вечер не в счет), только сегодня начавшегося по-настоящему круиза. Конечно, вокруг было много людей. И доцент с аспирантами, и офицеры из Приднестровья, попросившие после совместной поездки и знакомства подробного в автобусе не слишком распространяться о них посторонним. Доверились ведь люди, не стали прикидываться петербуржцами. Да и Петров им все рассказал о себе вкратце — чего таить? Но с Люсей что-то совсем иное предчувствовалось в совместном путешествии. Ой, даже и мысли дурной и чисто мужского интереса не возникло у Андрея к этой удивительной женщине! Как сестру вдруг встретил по дороге к храму. Сказочка, сказочка.

Глава пятая

Андрей хотел было пропустить Люсю вперед у входа в собор, да и посмотреть на нее захотелось, хоть понять, во что одета, окинуть ее всю коротким взглядом. Просто, чтобы не потерять потом в толпе туристов, не отпускать ее одну по течению. Но Люся подтолкнула его аккуратно в широкую спину, дескать, в церкви нет у меня преимуществ перед мужчинами. Петров все же обернулся тогда с улыбкой, не исподтишка, а прямо, не скрываясь, оглядел женщину с головы до ног, приговаривая:

— Особые приметы: джемпер белый с синим на молнии, юбка серая льняная, волосы русые, хороша необычайно. Это я словесный портрет составляю. Если вдруг потеряетесь, буду вас искать!

— Куда же я денусь с теплохода? — отшутилась Люся в тон. И добавила уже серьезно, — ну же, идите, а то народ набежит, даже к мощам преподобного приложиться не протолкнетесь!

В прохладной тишине собора они разошлись в разные стороны. Андрей у свечницы «выменял» образ святого Александра Свирского, записочку подал о родителях заупокойную. А Люся подошла к монаху, присматривавшему ревниво за туристами, и о чем-то стала спрашивать его тихонько.

Поставив свечи, где хотелось сегодня особенно, не без трепета приложился Андрей к мощам; не отрывая лба от холодного, пахнувшего ароматно стекла, молил чудотворца о помощи и вразумлении, пока не провалился всей душою в иное измерение, пока седой монах не тронул его за плечо, понуждая поберечься и не потерять связи с земным миром. Петров выпрямился, как из воды выплыл, вдохнул глубоко насыщенный благовониями воздух. Перекрестился медленно, уставно и отошел на шаг. Монах строго посмотрел Андрею Николаевичу в лицо и потянул у него из руки приобретенный им только что образ. Приложил к мощам, прочитал молитву короткую и отдал иконку обратно Петрову, опять почему-то укоризненно покачав головою. Андрей медленно, приходя в себя, пошел к выходу, заметив краем глаза Люсю, припавшую к старинному чудотворному образу Богоматери.

«О чем молить Тебя, чего просить у Тебя? Ты ведь все видишь, знаешь Сама, посмотри мне в душу и дай ей то, что ей нужно. Ты, все претерпевшая, все премогшая, — все поймешь. Ты, повившая Младенца в яслях и принявшая Его Своими руками со Креста, Ты одна знаешь всю высоту радости, весь гнет горя. Ты, получившая в усыновление весь род человеческий, взгляни и на меня с материнской заботой. Из тенет греха приведи меня к Своему сыну. Я вижу слезу, оросившую Твой лик. Это надо мной Ты пролила ее и пусть смоет она следы моих прегрешений. Вот я пришла, я стою, я жду Твоего отклика, о Богоматерь, о, Всепетая, о, Владычице!

Ничего не прошу, только стою пред Тобой. Только сердце мое, бедное человеческое сердце, изнемогшее в тоске по правде, бросаю к Пречистым ногам Твоим, Владычица! Дай всем, кто зовет Тебя, достигнуть Тобою вечного дня и лицем к лицу поклониться Тебе».

Выйдя из храма с верою, что все в руце Божией, Андрей Николаевич обнаружил внезапно дорожку, ведущую в сторону от собора, прямо к берегу озера. Оказалось, там оборудована небольшая аккуратная купальня, огражденная со стороны монастыря стеной из дикого камня, чтобы не смущать и не смущаться. Петров вышел на чистые, промытые ночным дождем деревянные мостки, посмотрел на часовню на другом берегу, перекрестился, глянул на часы — не отстать бы от своего автобуса, — и решительно стал раздеваться. Прыгать с разбегу не стал в манящую, прохладную на вид, воду. Не место для гимнастических подвигов. Присел на край нагретых солнцем мостков, поболтал ногами в прозрачной воде — неожиданно теплой, и соскользнул аккуратно в озеро, погрузившись с головой. Напрягшиеся ноги встретили ласковый песок, пощупали его придирчиво — нет ли камней? — и тогда уже оттолкнулись пружинисто. Петров вынырнул, отфыркался, втянул в себя глубоко особенный, только над живой водой сущий воздух, перевернулся на спину и замер так, лишь чуть-чуть пошевеливая руками, чтобы лежать, не чувствуя веса, не чувствуя тяжести своей.

Тихий всплеск заставил оглянуться невольно назад, на купальню.

Плавно разводя воду длинными гладкими руками, как бы раздвигая ее, чтобы не мешала видеть открывающуюся красоту кругом, смешно сдувая с улыбающихся губ радужные капельки, к нему подплывала Люся. Андрей невольно обратил внимание на то, какие у женщины красивые округлые плечи — такие не часто встретишь сейчас, такие плечи только на картинах старых мастеров бывают.

Петров перевернулся в воде, сделал мощный гребок навстречу неожиданности, хотел выкрикнуть что-то и осекся тут же, увидев некое предостережение в зеленых, широко распахнутых глазах: не спугни тишину, и меня не спугни, — говорили они. Поплыли рядом неспешно, наслаждаясь вновь обретенной чистотой души и тела, молодой свежестью, которой оделило их Святое озеро. Или Рощинское? Да разве важно это?

Как будто гигантские щуки выпрыгнули из воды и снова ушли в глубину, гоняясь за мелкой рыбешкой — один за другим раздались два мощных всплеска. Это Муравьев с Анчаровым бесшумно пробежали по мосткам и тут же, без колебаний на краю, нырнули в озеро и долго плыли в его толщине, пока не показались неожиданно на поверхности рядом Андреем и Люсей.