клуб аистенок(СИ)

Бедное дитя, думала Барбара. Мое бедное дитя.

- Но ... - спросила она, хотя знала же, не должна была задавать этот вопрос.

- Не беспокойся, мать, - в голосе Гайди звучало отвращение, - я не сделала этого. Повесила трубку, а потом сняла ее напрочь. Но ... сейчас мне очень-очень плохо, и ты должна мне помочь, потому что они переехали в это место рядом, а мне тогда нужно отсюда убираться. Немедленно. Побыстрее. Не думаю, что выживу, если вдруг натолкнусь на него, или на них обоих.

- Дай посмотрю, что я могу сделать? - сказала ей Барбара.

Компании, которая взяла бы на себя перевозку немедленно, не было, и потому Барбара позвонила в Wertz Rent-a-Truck в Сан-Франциско, и они со Стэном полетели к дочери. Канун Рождества они провели, пакуя вещи Гайди: кухонные принадлежности, мебель, одежду, потом переносили все это на два этажа вниз и грузили в грузовик. Стэн вел грузовик, а Барбара и Гайдн ехали за ним в машине Гайдн. Барбара вела, а Гайдн плакала весь путь домой. Добравшись до Лос-Анжелеса, они прямиком направились в складские помещения, куда Барбара позвонила заранее, с помощью служащего ночной смены разгрузили грузовик, и, наконец, поехали домой.

Утро Рождества Гайдн провела сидя на кушетке в гостиной, невидящим взглядом уставившись на бушующий огонь камина. У нее было потерянное выражение лица и опустошенные глаза, ее любовная лодка разбилась, и Барбара знала, Г айди верит сейчас - ей никогда этого не пережить.

- Время лечит, родная, - Барбара садилась рядом с ней на софу, - у тебя много времени впереди.

- Да, - отзывалась Г айди.

Барбаре хотелось создать какое-то праздничное настроение. Хотя прошло довольно много времени с тех пор, она вспомнила старый рецепт и напекла целую гору вкуснейших блинов. Потом включила запись хора Mormon, исполнявших рождественские песни. Позвонил Джефф, катавшийся на лыжах в Snow Mass. Она приглушила звук и порадовалась за него, потому что он далеко от безрадостного утра в доме Сингеров, и, когда он спросил, как случилось, что гусыня дома, когда собиралась праздновать со своим жлобом, Барбара сменила тему.

Около 11 часов раздался звонок в дверь. Открыв, Барбара очень удивилась, увидев Марси и Эда Фрэнка, их зятя Фредди, очень похожего на Эда, и их дочь Пэми, очень-очень беременную. Пэми была подругой детства Гайди.

- О...о... по выражению твоего лица я вижу, нам следовало вначале позвонить, - извиняюшимся голосом начала Марси Фрэнк, вероятно, потому, что Барбара все еще была в банном халате и выглядела всклоченной после 36-часовой неразберихи. - Но мы были рядом через улицу у родственницы и подумали, вам, наверное, одиноко без детей, и нам хотелось показать огромнейший животик Пэми.

- У...у..., - Барбара не знала, что делать. Ей бы хотелось попросить их уйти, и она уже подбирала слова, но Гайдн, проявив любопытство, подошла к двери посмотреть и, увидев живот Пэми, застонала, всхлипнула и побежала наверх.

- Лучше нам уйти, - смутился Эд Фрэнк.

Барбара вздохнула.

- Давайте, заходите. Стэн, милый, приготовь гостям коктейль, пока я позабочусь о Гайдн.

Она почувствовала облегчение, когда, зайдя в комнату дочери, где та лежала, свернувшись, скрючившись в клубок на неразобранной кровати, зазвонил телефон. Прежде чем Барбара дошла до него, Гайди распрямилась и взяла трубку.

- Алло, - сказала она полузадушено, - тебе тоже веселого Рождества, бабуля, только это Гайди, а не Барбара.

Барбара присела на ее кровать.

- Я дома, потому что мой жених женился на другой, и я больше не хотела там оставаться, и ... мне было тошно, и мама и папа приехали за мной с огромным грузовиком и целый день перевозили меня сюда. Я собираюсь пожить здесь, пока не решу, что мне дальше делать со своей жизнью.

Выпалив все это, она широко открыла рот в плаче, плакать не смогла. Сотрясаемая внутренними рыданиями, Гайдн слушала заживляющие советы Грейси на другом конце провода. Барбара придвинулась ближе к дочери и взяла ее руку. Г айди кивала телефону на советы Грейси, как-то чуть-чуть воспряла, собралась с силами:

- Знаю, - произнесла она, - ты права. Я согласна. Нет, я знаю. Ты права, и я буду ... обещаю. Хочешь поговорить с мамой?

- Здравствуй, мама, - взяла трубку Барбара.

- Перевези ее в ее квартиру до 1 января, найди квартиру и перевези, - сказала Грейси вместо приветствия.

- Тебе тоже счастливого Рождества, - откликнулась Барбара.

- Ты со своим образованием психиатра должна понимать лучше, чем кто-нибудь другой, что после тяжело завоеванной ею независимости, жить с вами снова - самое худшее. Девочка должна почувствовать себя на коне снова. Снова встать на свои собственные две ноги, - Грейси вещала, поучала, - я именно это имею в виду.

- Мама, с ней все в порядке. Несколько недель в своей старой комнатке могут быть живительнее для нее, я и Стэн будем опекать ее, как это может ей повредить?

- Это хорошо для тебя, Барбара. Делай то, что хорошо для нее, - отрезала Грейси.

- Счастливых праздников - сказала Барбара и повесила трубку.

- Сказать Фрэнкам уйти? - спросила она дочь.

Гайди обвила шею Барбары руками, склонив голову ей на грудь, и Барбара почувствовала, как ее волосы стали мокрыми от горьких слез дочери.

- Пойду, приглашу их пообедать с нами на следующей неделе, когда ты почувствуешь себя лучше.

- Нет, я в порядке ... Сейчас умоюсь и приду. Я, честно, очень рада за Пэми. Хочу посмотреть на нее, - она встала и, утирая глаза и нос, пошла в ванную.

- Родная, - произнесла Барбара, и Гайди остановилась и взглянула на нее. Лицо ее вспухло от слез. - Обещаю, вот увидишь, ты преодолеешь это.

- Спасибо, мам, - сказала Гайди и ушла в ванную.

К 30 декабря они нашли для Гайди квартиру в Западном Голливуде, которая понравилась Гайди и которую Барбара и Стэн были в состоянии оплачивать, пока Гайди не найдет работу. Последнее, что Барбара перенесла в эту квартиру, был облезлый медового цвета Вини-Пух. Она перевезла его и еще кое-что из вещей в своей машине.

Пока Гайди разговаривала с человеком, пришедшим установить телефон, Барбара прошла с медвежонком в спальню дочери.

- Позаботься о ней, - попросила она, обнимая игрушку, потом положила его Гайди на подушку и ушла на работу.

39

В канун Рождества Рути и Шелли пошли на большую и шумную вечеринку в доме телепродюсера в Санта-Моника.

- Слышала о ките со СПИДом в гавани Сан-Франциско? - шутил лысый у пианино.

- Давай уйдем, - стоя у бара, Шелли услышал хихиканье, и подхватив сумочку Руги, повторил, - уйдем прямо сейчас.

Сид заигрался на игровой площадке с детьми, дети постарше подзадоривали малышей карабкаться по лесенке вверх, малыши визжали, орали, восторгались и Рути тоже, махнув на все заботы рукой, расслабилась за долгое-долгое время. Гнев в глазах Шелли поверг ее в отчаяние.

- Ты в порядке? - спросила она.

- Да. Только хочу убраться отсюда.

- Мы же только что пришли, - она попыталась понять, что случилось.

- Тогда оставайся, я пошел.

- А как Сид?

- Он может оставаться или идти со мной, тебе решать.

- О, Шелл, почему нам всем не остаться?

- Потому, что я хочу уйти ...

- И что делать?

- Поехать домой.

- Почему ты хочешь домой? Это же Рождество - семейный праздник.

- Очнись, Рути. Мы - евреи, это не наш праздник, и мы - не семья.

Океан шумел, но не заглушил слов Шелли. Одна из женщин-писательниц, стоявших рядом, увидела, как исказилось лицо Рути от боли, и взяла ее руку. Рути высвободила руку.

- Вот, возьми билет на машину, - она вытащила его из сумочки. - Сид останется здесь, со мной.

Шелли забрал билет, подощел к Сиду поцеловать на прощание и ушел. Через огромные окна веранды Рути видела, как служащий парковки вывел ее Мерседес, Шелли сел и уехал.

Согласно докторам со здоровьем у него все было хорошо. Ежемесячно он проверялся на количество Т-клеток и на наличие симптомов СПИДа, и пока все обстояло благополучно. Но страх раздирал его. Иногда по ночам он просыпался и сочинял стихи; она находила их повсюду в его комнате. Часто по ночам он лежал в постели, пытаясь заснуть, перейти тот порог, где он был здоров и не боялся, но мозг держал его в тисках паники. Дыхание учащалось, его трясло и тошнило, и тогда он вставал и через холл плелся в комнату Рути, и она, во сне чувствуя, что что-то неладно, просыпалась, обнаруживая его рядом, сидящим у нее. Ему необходимо было быть рядом с ней. Проснувшись, она массировала ему плечи, узлы страха постепенно исчезали, а она снова и снова говорила ему: "Ты в порядке. У тебя все в норме. Содержание клеток-Т высокое, у тебя хороший аппетит, мы с Сидом любим тебя, у тебя все хорошо". И скоро физический контакт массажа умиротворял его, и он расслаблялся. Когда Рути чувствовала, что напряжение исчезло и опустились плечи, она поднималась, надевала халат и брала его за руку: "Давай, давай", и она вела его в детскую. Потом оба они стояли, глядя на лицо их мирно сопящего сына. "Вот поэтому ты не должен психовать. Вот поэтому ты должен сказать себе "все умрут'мы прошли через "Руди-де-Пуди", через любовь и смерть, через взлохмаченные волосы, суицидальные попытки, и мы одолеем и это тоже". Потом она отводила его в его комнату, укладывала в кровать, возврашалась к себе и сидела до тех пор, пока не слышала его храп, и только тогда ложилась спать сама. Она любила его, и ей, конечно, следовало бы уйти с этой глупой рождественской вечеринки вместе с ним. Собственно, она уйдет сейчас. Одна из женщин, с которыми она разговаривала, отправилась за закусками, другая бегала и ловила своего малыша-топотунчика. Рути решила поспрашивать, сможет ли кто-нибудь подкинуть ее домой, и в толпе в заднем дворе натолкнулась на Луи Квелла. Он стал несколько круглее, чем был в молодые годы, когда все они - Рути, Шелии, Луи и другие комедийные писатели атаковали Comedy Store. Но он все еще мило выглядел, а когда обнял Рути, здороваясь, это бьшо приятно, и пах он потрясающе. Одним из привлекательнейших качеств, которые Рути помнила за Луи, была его начитанность. Однажды они обсуждали телесериал с множеством сюжетных линий, и Луи обозначил его как "многослойность Дикенса". В другой раз он сравнил сюжет ситкома, который они смотрели вместе, с короткими рассказами Стефана Крейна.