Армия любовников

мателен. Каким он был с ней. Но такого Кулибина в доме уже давно не было. Он был раздражен, зол... Он мягчел, когда звонила Манька. И вот теперь, когда позвонила эта женщина. Если бы не работающий Сэмэн, она бы высказала свои наблюдения сразу же... Но при чужом человеке...

- Это Вера, - сказал Кулибин Ольге, положив трубку.

- Нетрудно было сообразить, - ответила Ольга.

- Не чужая ведь, - как-то растроганно, чуть не со слезой вздохнул Кулибин, и это уже был перебор. Двадцать два!

- Езжай к ней, раз не чужая, - тихо, но внятно до противности сказала Ольга. - Я тебе давно это рекомендую очень настоятельно.

Он как-то замер на этих словах, будто хотел их разглядеть со всех сторон, будто впервые увидел и задумался над нехитрым смыслом "езжай".

- Что ж, я как припадочный буду бегать туда-сюда? - растерянно сказал он. - Это не дело...

- А кому это интересно, кроме нас с тобой?..

Он смотрел на нее тускло, и она поняла и посочувствовала ему. Он не освободился от людского мнения, он нормально, как научила мама, стоит и ждет, что скажут люди. И так и будет стоять. Вкопанный конь.

Не то чтобы она боялась, что Кулибин уйдет. "И слава Богу, - кричала она себе, - и слава Богу. Жила без него - и прекрасно". В то же время, в то же время... Этот его тон в разговоре с крепкозадой и приземистой Верой Николаевной разворачивал события совсем другой стороной, являл мысли странные. Например, о конечности времени. Когда она лежала на хирургическом столе и ей готовили наркоз, она подумала: вдруг... Вдруг то, что она сейчас видит, последнее? Последнее окно. Последние люди. Последний мужчина, он же хирург. Последние прикосновения. Но ей тогда было безразлично, потому что ей дали хорошее успокоительное, и она это знала, но, зная, была убеждена, что возникшее чувство у нее совсем не химической причины. Оно из нее самой, оно сущностное. А потому и нестрашное. И даже с намеком радости, что ли. Последнее тут - это надежда на первое там?

Сейчас же было другое: ощущение суженного и одинокого времени. Никто не стоял рядом и не трогал за руку. Последним был Кулибин, но и он уходил. Мог уйти.

... - Я не припадочный, - твердо повторил Кулибин, расставляя в своем мире все по местам.

Нашел же слово-мерку, прошелся с ним туда-сюда и отделился от припадочных. В нем в этот момент даже что-то обрелось, он как бы стал шире собой, но одновременно и ниже, хотя все это было Ольгино, умственное, а головенка, скажем прямо, была слабенькая и пульсировала, пульсировала.

После ремонта квартирка вся заиграла. Ольга сказала:

- Давай сделаем перестановку?

Кулибин посмотрел на нее осуждающе.

- Пусть сюда переезжают дети.

Ну да... Об этом они уже говорили...

- Сама позвони им и скажи...

- Но почему? Почему? - закричала она, чувствуя, как время и пространство сжимались вокруг нее, и получалось: Кулибин - человек и отец хороший, а она сволочь.

Как раз ввалилась сама Манька, такая вся моднющая, неозабоченная, хорошо отвязанная беременная.