Malaria: История военного переводчика, или Сон разума рождает чудовищ

Когда Лейтенант закончил заниматься переводом, у него появилась возможность получше ознакомиться со своим жилищем. Он получил одну из трех комнат в квартире, занятой «холостяками» — так на местном жаргоне называли офицеров, проживавших в Анголе без жен. Надо сказать, что в глазах тех, чьи супруги находились в Африке, «холостяки» были не вполне нормальными, так как теряли пресловутые двадцать процентов валютного оклада. В довольно просторном помещении с давно не крашенными стенами имелись: немытое со дня крушения колониализма окно, выходившее на балкон, кровать с неизменным накомарником, потрепанное кресло, стол и стул. Пол был покрыт паркетом из настоящего красного дерева. Посередине комнаты паркет вздыбился — там находилось большое темное пятно неизвестного происхождения. Кухня и ванная комната, как и можно было ожидать, оказались чудовищно загаженными. Лейтенант с отвращением осмотрел горы немытой посуды, по которым деловито ползали полчища откормленных тараканов. На давно не мытой поверхности холодильника красовалась надпись, сделанная красным фломастером: «Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона!». Заглянуть в холодильник лейтенант побоялся. Ванна оказалась наполненной коричневой жижей непонятного происхождения. Вновь прибывший подумал было, что ее просто забыли спустить года этак два назад. Впоследствии оказалось, что это был недельный запас «технической» воды для стирки и смыва унитаза. От самого унитаза разило так, что Лейтенант невольно задал себе философски-практический вопрос: «А смогу ли я преодолеть брезгливость, когда неизбежно настанет пора блевать в него?» Рядом с унитазом неискушенный уроженец СССР с удивлением обнаружил еще один санитарно-гигиенический прибор неведомого назначения. Как скоро выяснилось, прибор сей носил французское название «биде» и использовался отнюдь не для чистки зубов.

Его соседи-коллеги появились, когда он уже успел поужинать булочками, тушенкой и сваренным на электроплитке супом «харчо» из пакетика. Сашка оказался ровесником Лейтенанта. Он щеголял в пятнистой форме расцветки и фасона, еще не виданных Лейтенантом. Как выяснилось позднее, эта форма была американского производства и обычно выдавалась лишь погранвойскам и «коммандос». У Сашки было свежее и красивое лицо, красные, как у девушки, губы и очень раскованные манеры.

— Привет свежему пушечному мясу! Так ты вместо Гриши? Разведчик? — выстрелил он чередой вопросов, на ходу стягивая с себя обмундирование и облачаясь в потертые джинсы и майку со сделанной фломастером надписью «Кино». Почерк выдавал авторство надписи на холодильнике.

Второй сосед — Тюлень — оказался выпускником МГИМО. Блата его родителей не хватило на определение сына на дипломатическую работу даже в Болгарии. На вид ему было лет двадцать пять. Лейтенант лишь позже понял природу его прозвища: Тюлень двигался и говорил в какой-то замедленно-расслабленной, меланхоличной манере, действительно обнаруживавшей определенное сходство с указанным животным. Вдобавок Тюлень носил усы, которые время от времени неряшливо облизывал длинным языком. Он распространял резкий запах пота.

— Что ж, с прибытием! Пить будешь? — сразу после приветствия спросил морежитель, показывая на принесенную трехлитровую бутыль португальского вина.

Лейтенант, уже измученный излишествами последних дней, едва слышно вздохнул, но согласился. Ведь по заведенным в Советской Армии традициям, отказываясь пить, ты автоматически попадал в разряд либо «больных», либо «сук» (то бишь информаторов КГБ). Ни то, ни другое никогда не способствовало развитию хороших взаимоотношений и служебному продвижению.

— Ты уже знаешь, в какой квартирке мы живем? — поинтересовался Тюлень, покусывая ус. Он неспешно выбрал из кучи грязных тарелок ту, что имела поменьше остатков пищи, и помыл ее в тазике с моющим средством.

— Холостяцкой? — наивно спросил Лейтенант.

— Не только! — довольным тоном ответил несостоявшийся дипломат. — Когда-то она была у разведчиков, то есть в ведении твоего гниды-Ильича. И в ней жила семья: дешифровальщик и его жена. А в соседней квартирке жил товарищ дешифровальщика — тоже из разведки. И — угадай! — тоже с женой. Они сидели на радиообмене между УНИТА и южноафриканской армией. Так вот, на почве жаркого климата и женского безделья возник адюльтер. То есть пока один боец невидимого фронта ездил в командировки, второй умудрялся удовлетворять не только свою жену, но и супругу товарища. В один прекрасный момент все тайное, как водится, стало явным. Оружия у нас видишь сколько?

Действительно, у каждого из переводчиков имелись автомат Калашникова, пистолет Макарова, а также гранаты, штыки и мачете. В данный момент Тюлень острым как бритва китайским штык-ножом разделывал огромный ананас. Лейтенант, которому за его неполные восемнадцать пришлось лишь однажды попробовать сей фрукт в Советском Союзе, с удовольствием вдыхал чудесный аромат.

— По слухам, — продолжал Тюлень, — произошла самая что ни на есть классическая история: неожиданный прилет, распахнутые двери, потные простыни, раздвинутые ноги, голая, извините, жопа обидчика, жалкие извинения, крушение мира, гнев, слезы и жажда сатисфакции. В общем, хлопнул Казанову из трофейного «кольта»! За ним последовала и несчастливая обладательница тех самых соблазнительных ног!

— Ладно, хоть не из автомата косил, — цинично добавил Сашка, — а то бы жили сейчас как в Брестской крепости. После последнего штурма!

— Жена пострадавшего как раз вернулась из миссии врачей, — продолжал Тюлень, — она некстати попыталась возражать против столь радикального решения и тоже получила свое! Бах-бах: дуплетом в грудь!

— А потом, — встрял Сашка, виртуозно взрезавший «утюг» с ветчиной, — наш Отелло встал над мертвыми телами, осознал всю тяжесть содеянного и… Вашу мать! Ветчина завонялась!

Действительно, по кухне расползалось облако миазмов, чья вонь забивала даже запах пота Тюленя и аромат растерзанного ананаса.

— Так это… — оторопел Лейтенант, — так это пятно у меня в комнате… Это кровь?!

— Именно! — с садистским удовлетворением резюмировал Тюлень. — Хорошо хоть как-то отмыли! И скажите мне, друзья, как жить в такой квартирке и не пить?

Через некоторое время пришли гости. Ими оказались лектор по международной ситуации подполковник Березняков, преподававший в военном училище Спенсера, и его молодая супруга по имени Эвелина. Своим ростом, телосложением, несколько выдающимися вперед кривоватыми зубами и странно выпученными за толстыми стеклами очков глазами лектор напоминал «поросенка, который умел играть в шахматы» из одноименного советского мультфильма.

— Мужики, — развязно сказал «поросенок» низким голосом, совершенно не вязавшимся с его обликом побитого жизнью интеллигента, и с видом хитрого конспиратора достал из военного рюкзака еще одну бутыль со слезами португальского Мичурина, — давайте насвинячимся!

Эвелина покраснела и застенчиво посмотрела на Лейтенанта. Тот невольно засмеялся, удивившись неожиданно запанибратскому стилю очкарика Березнякова.

— Товарищ подполковник, — сказал Тюлень, принимая стойку «смирно» в своих ободранных спортивных брюках и резиновых тапочках-вьетнамках, — разрешите представить нового члена ячейки — младшего лейтенанта…

— Так вы вместо Гриши? — перебил его лектор, обращаясь к нашему герою. — Очередной агнец на заклание Ильичу?

— Господин подполковник, разрешите приступить к оргии? — не унимался Тюлень.

Березняков внимательно осмотрел стол с двумя трехлитровыми бутылями и ананасом, умильно отметив стоявшую там же бутылку «Столичной». Сняв очки, он потешно приложил их к глазу на манер монокля и строго скомандовал:

— Приступайте, поручик!

Спустя каких-то двадцать минут пьянка была уже в полном разгаре. Настроение Лейтенанта вдруг достигло давно забытых высот. Он наконец добрался до места службы, получил первое крещение работой и нашел новых друзей. Вино оказалось совсем не кислым, а Сашка, Тюлень и Березняков с Эвелиной — очень приятными собеседниками. Довольно скоро выяснилось, что военный лектор действительно любил поговорить. Также оказалось, что он был не просто однофамильцем оченьбольшого генерала из Главного политуправления Советской Армии. Что и позволяло ему последние десять лет кочевать по дружественным государствам с советским военным присутствием и получать неплохие деньги за разъяснение сначала геополитической мудрости нашего вторжения в Афганистан, а затем столь же глубинного смысла вывода советских войск в обратном направлении. У Березнякова оказалось довольно необычное для советского человека хобби: он интересовался историей раннего христианства в контексте его влияния на судьбы Древнего Рима.