Malaria: История военного переводчика, или Сон разума рождает чудовищ

— Представляете, — двести лет их резали, душили, бросали на съедение зверям! Считали если не идиотами, то уж точно социально опасными сектантами! А потом хлоп — и в дамки! Вдруг стали официальной религией империи и начали резать и душить всех остальных! Как?! В чем секрет? Представляете, если бы сейчас что-нибудь подобное придумать? Для нашего-то социализма с человеческой харей?

— Ну да, — иронично отметил Сашка, — недаром классики называли Христа первым социалистом!

— Ага! — с неожиданным энтузиазмом поддержал Тюлень. — Если правильно подойти, то все американские баптисты покаются, поклонятся портрету Горбачева и отдадут все заработанное советскому Политбюро! Высший класс идеологической борьбы! Молодец, товарищ подполковник!

Жена Березнякова Эвелина белой кожей и наивным скромным видом поначалу напоминала тургеневскую барышню. Однако где-то между первой и второй «гаррафами» [7]ее лицо раскраснелось, а манеры приобрели очевидный истерический оттенок. Каждые полчаса она неожиданно обижалась на своего мужа и выбегала из квартиры. Сначала Лейтенант удивлялся и вопросительно смотрел на окружающих. Но, судя по отсутствию суеты среди участников попоища, это уже стало своеобразным ритуалом. Последний, в частности, предполагал, чтобы кто-нибудь из присутствовавших вышел вслед за убежавшей в слезах принцессой, уговорил ее простить супруга и победно привел обратно. Вскоре Лейтенант заметил, что упрашивать чаще всего ходил симпатичный переводчик Сашка и что уговоры занимали все больше и больше времени. Стало понятно, что подполковнику политических войск приходилось мириться не только с трудной жизнью пожилого мажора, подготовкой мировой идеологической диверсии и истериками мучавшейся от скуки жены. Впрочем, судя по невозмутимому виду, это его никак не напрягало.

В какой-то момент собравшиеся вспомнили про чуждую советскому образу жизни роскошь — видеомагнитофон. Посовещавшись, решили смотреть копию одного из фильмов об Индиане Джонсе. Для этого зачем-то понадобилось пробить дырку в стене — то ли для электрического провода, то ли для антенного кабеля. Разумеется, дрели или шлямбура ни у кого не оказалось. Зато уже хорошо набравшийся Тюлень деловито предложил использовать табельное оружие. Подполковник начал категорически возражать, утверждая, что «нас всех выпрут отсюда к еб…ной матери?». Наконец спор перешел в принципиальную стадию, и Березняков решил покинуть сцену предстоящего скандала. Эвелина, раскрасневшаяся от вина и утешительных бесед с переводчиком Сашкой, отказалась уходить, приняв позу капризной принцессы. Интеллигентный супруг неожиданно прорычал:

— Иди домой, курица! Я с тобой потом поговорю!

После исхода офицерской четы Сашка и Тюлень приступили к технической подготовке предстоявшей операции. Из пустой пластиковой бутыли от тоника был сооружен импровизированный глушитель. Бутыль приставили к стенке и обложили с двух сторон подушками. Лейтенант был единственным, кто задал вопрос.

— А если пуля пробьет не только эту стенку, но и следующую?

Последовало пьяное, но детальное обсуждение свойств полого африканского кирпича и конструктивных особенностей здания. Поскольку выяснилось, что соседняя квартира пока пустовала, действовать решили без промедления. Давясь пьяным смехом, Тюлень дослал патрон в патронник «Макарова» и нажал на спуск. Глушитель сработал на славу: раздался оглушительный звук выстрела, комната наполнилась дымом и пылью, в стене появилась аккуратная дырка, а на улице послышался звон разбитого фонаря и возбужденные крики местного населения. За ними последовала длинная автоматная очередь. Присев от неожиданности, трое переводчиков мгновенно протрезвели. Послышался отчаянный стук в дверь. За ней оказался облаченный в одни трусы и солдатские ботинки Ильич с выпученными в панике глазами и «Калашниковым» наперевес.

— Лейтенант, приготовиться к отражению атаки!

Суета, спровоцированная проводкой кабеля, продолжалась еще с полчаса. По счастью, в момент гибели фонаря часовой-анголец справлял малую нужду непосредственно под ним и не смог определить, откуда прозвучал первый выстрел. Высшее руководство миссии в лице нетрезвого старшего и его свиты, потоптавшись возле ворот комплекса с самым воинственным видом, наконец дало отбой:

— Ладно, товарищи офицеры, по койкам! Завтра доложим в Луанду о попытке нападения!

— Может, все же начнут засчитывать «боевые»? — с надеждой спросил советник начальника штаба фронта, похожий на злого жирного барсука с бакенбардами.

Настала пора ложиться спать. Перед тем как спрятаться под накомарник от вылезших из темных углов комнаты кровососов, Лейтенант сел в потрепанное кресло возле огромного окна, выходившего на балкон. Окно напоминало экран большого телевизора. В Уамбо уже погасли фонари. В полной темноте на горизонте можно было различить отсветы полыхающего где-то далеко зарева. Время от времени черное небо прорезали очереди трассирующих пуль. Трассеры напоминали сгорающие в атмосфере метеориты, только они не падали, а летели вверх. Можно было легко представить, как один из тысяч этих рукотворных болидов находит свой путь к этому самому окну и… Лейтенант вздрогнул. С самого детства, еще пухлым симпатичным малышом, он замечал, что некоторые из неожиданных картин, вдруг появлявшихся в его детском воображении, имели свойство материализоваться. Впрочем, это ему просто казалось — так давным-давно объяснил еще совсем молодой тогда отец, укладывая его спать. Отец лишь удивился, что известный феномен «дежа вю» у его сына проявлялся «наоборот» и что тот «вспоминал» не уже произошедшее «прошлое», а еще не состоявшееся «будущее». Лейтенант тихо посмеялся над самим собой и своей неистребимой привычкой думать о вещах, которые не имели ни малейшего отношения к окружающей действительности. Проверив предохранитель, он положил пистолет под подушку, автомат с откидным прикладом под кровать и, раздевшись, осторожно забрался под пахнущую репеллентом сетку. Он не хотел проспать свою первую политинформацию на новом месте.

Глава 7

Первый месяц в Анголе прошел на удивление быстро. Наверное, потому, что у нашего героя было не очень много свободного времени. Рабочий день советских советников начинался довольно рано, чтобы успеть поработать до начала полуденной жары, когда все живое старалось спрятаться в тень. Бригада радиоразведки располагалась в огромном укрепленном районе, со всех сторон защищенном минными полями. В этом огражденном колючей проволокой многоугольнике размещались управление Западного фронта, части охраны, ремонта, обеспечения, учебные подразделения, тюрьма и многое другое. Поблизости находился и укрепленный городок кубинской танковой бригады. Проселок, ведущий из города в этот обширный военный лагерь, носил символичное название «дорога жизни». Дело в том, что по ночам его частенько минировали партизаны. Несмотря на регулярные утренние обходы кубинских саперов с умными африканскими собаками (у европейских по такой жаре пропадал нюх), обученными обнаруживать взрывчатку, хотя бы раз в месяц там происходили подрывы. То срабатывал американский «клэймор» — «тарелка», выстреливающая потоком металлических шариков, срезающих все живое и неживое на своем пути. То тяжело бухала пластмассовая противотанковая мина итальянского производства, поднимая на воздух грузовик, джип или броневик. То сами саперы нарывались на неожиданный сюрприз — подпрыгивающую «шпринг-мину», которая рассеивала смертоносные осколки как раз на уровне живота (чтобы подольше мучались!). Так или иначе, но каждое утро во дворе советской миссии можно было наблюдать одну и ту же сцену. После утреннего собрания и развода советники не торопились покидать расположение, а, покуривая возле машин, бдительно следили друг за другом. Каждый ждал, чтобы по «дороге жизни» первым проехал кто-то другой. Они предпочитали не помнить о том, что некоторые мины специально устанавливались так, чтобы сработать на, скажем, двадцатой машине.