Кот, который всегда со мной

Это один из моих излюбленных издательских сюжетов. Жизнь людей изменилась — и к лучшему. И ничего этого не произошло бы, если бы не Нортон.

Следующий раз Дженис, Нортон и я приехали в Гандживеккьо через пару лет после того, как вышла из печати первая книга. Мы остановились в таверне и провели несколько восхитительных дней, гуляя по округе и, конечно, обжираясь. Ванда и Джованна взяли нас с собой, когда поехали за покупками на открытый продуктовый рынок в Палермо, отчего мы получили колоссальное удовольствие. Нортон тоже остался доволен: его не только хорошо кормили — в его распоряжении были сто пятьдесят акров, чтобы погулять, и множество олив, чтобы полазать и подрать когтями. Он познакомился и общался с массой животных. Паоло держал собаку (сумасшедшую, но все-таки собаку). У Ванды в доме жили собака Пуффо и несколько кошек, у Джованны — своя собственная собака, которой тоже разрешалось жить в доме. Кроме того, на улице бегала свора дворовых собак. Их любимым занятием стало нестись нам навстречу, лая изо всех сил. Но они останавливались как вкопанные, когда замечали сидящего у меня на плече и взирающего на них сверху невозмутимого кота. Еще был дикий кабан, не выходивший из своего загона, но Нортон только бросал на него любопытные взгляды и держался подальше.

Когда настало время ехать в аэропорт и лететь домой, Нортона нигде не могли найти. Это было на него не похоже. Дверь нашего номера оставалась открытой, и я решил, что он пошел прогуляться. Я осмотрел территорию, звал его, но он не откликался. Это уже вовсе на него не походило. Воображение рисовало дикие картины. Его пожирает вепрь Ванды. Похищают сицилийские бандиты. Даже привиделось, что Паоло разрешает ему покататься на машине, Нортон едет к дому и вдруг — бах, взрыв — и машина разлетается на мелкие куски. Но тут уж я понял, что слишком насмотрелся «Крестного отца-2». Затем, стоя в нашем номере в таверне и размышляя, что мне навечно придется остаться на Сицилии и до конца жизни искать пропавшего кота, услышал знакомый звук — мурлыканье. Я обыскал везде — мурлыканье становилось громче, но Нортона не было. Приложил ухо к кровати, мурлыканье усилилось. Оказалось, кот забрался в чехол матраса. Это был один из немногих случаев в его жизни, когда он попытался спрятаться от меня. Должен сказать, что после двух дней смакования софичини с лимонным кремом я не могу его осуждать. Но я подхватил его (он, как и его хозяева, прибавил в весе несколько фунтов), сказал, что мне не доставило удовольствия то волнение, которое я из-за него испытал, и попытался донести до его сознания труизм, что все хорошее когда-нибудь кончается.

Не знаю, убедил ли я его, но он позволил положить себя в дорожную сумку, и мы наконец сумели отбыть домой.

Если честно, мне кажется, что я его не убедил. Мысль, что все хорошее кончается, не укладывалась в его сознании. Я его не виню — сам стараюсь, чтобы хорошие времена продолжались как можно дольше.

И они наступали, когда мы приезжали во Францию, особенно в Гу, что старались делать раз в год. Как правило, делали все возможное, чтобы снять один и тот же дом, потому что он очень нам нравился. Приезжали на Рождество и оставались на Новый год, когда все наши друзья из Гу совершали прогулки в холмы, останавливались в древних заброшенных деревнях, жарили на костре домашние колбаски, пели песни, пили вино и демонстрировали всем, что французский праздник лучше, чем какой-либо другой.

В Провансе мы влились в две разные компании. Одна состояла из жителей Гу, в основном французов и прибившегося к ним для ровного счета шведа. Другая — из пришлых, бывших отчизнолюбцев, в основном англичан и парочки американцев и канадцев. Одно празднование Рождества с этими пришлыми запомнилось особенно хорошо. Наши друзья Марджи и Джордж задумали поиграть в «сбор мусора». То есть задумала Марджи, а Джордж, более утонченный и по-академически суховатый человек, пошел у нее на поводу. Марджи, дама заводная, любившая обтягивающие кожаные брюки и облегающие свитера, проделала всю подготовительную работу. Кроме задора, у нее в активе были должности исполнительного и финансового директора двух больших компаний, поэтому игра не ограничилась обычным «сделайте два шага на восток от колодца, пока не наткнетесь на ствол дерева», а была задумана с размахом. После великолепного ленча (я еще не упомянул, что Марджи — хорошая кулинарка) нас рассадили в пять машин по четыре человека, а в нашем экипаже был еще кот. Семейные пары разбили, чтобы поднять соревновательный дух. Но об этом Марджи не стоило беспокоиться. К концу игры участники шли на все, разве что не выпускали воздух из колес машин соперников. В какой-то момент Дженис распласталась на дороге, чтобы наша машина, рискуя расплющить ее в блин (или в нашем случае лучше сказать в «егере»?), [11] не могла двинуться с места, и, таким образом, вырвала преимущество для своей команды. Марджи раздала командам по набору мастерски написанных стихотворений, некоторые на французском, некоторые на английском языке. Каждое представляло собой сложный ключ к одному предмету поиска. Но чтобы разгадать ключ, требовалось хорошо знать местность. Например, строки одного стихотворения указывали на лучшего пекаря в районе. Следовательно, чтобы понять подсказку, надо было знать, кто этот лучший пекарь. Догадавшись, требовалось купить у него батон в качестве образца его продукции, подтвердив, что данный этап охоты завершен. Моя команда разгадала головоломку и прибыла в булочную первой, но поскольку мы находились во Франции, то угодили в перерыв, когда хозяин мирно дремал после обеда. Лишь у меня хватило наглости пойти его разбудить и попросить продать все батоны, чтобы больше никто не выиграл. Однако пекарь, человек слишком порядочный, продал только один. А может, он просто не понял моего кошмарного французского.

Мы целый день рыскали по местности, которую я считаю самой красивой в мире. Один ключ привел нас в древнюю деревню Оппед-ла-Вье, где нам следовало найти спрятанные стеклянные шарики. Другой — к фонтану восемнадцатого века, откуда предписывалось привезти бутылочку с водой. Затем — пригоршню красной глины из изумительной деревни Руссильон. Признаюсь, в тот день Нортон ничем не мог нам помочь, хотя по его возбужденному мяуканью я решил, что и им овладел спортивный азарт. Когда все ключи были разгаданы, последняя строфа стихотворения привела нас в одно из моих любимейших мест в Любероне — дом сардинского пастуха Джанни (единственного в своем роде, кому удалось вести совместную жизнь с женой и любовницей, что было описано в моей второй книге). Джанни и ses petites amies [12] обитали на вершине холма с сотней коз, из которых несколько каждый вечер поступали в превосходный, пусть совершенно сельский, открытый пастухом ресторан. Поэтому по окончании долгого соревнования двум десяткам людей и одному коту выпало удовольствие подзаправиться жареной козлятиной с вкуснейшей картошкой, запивая просто неприличным количеством потрясающей eau de vie [13] собственного изготовления Джанни. Мы радовались нашей дружбе, оригинальной выдумке Марджи, и кот был с нами весь день, помогая в поисках батона превосходного хлеба.

В один год мне посчастливилось задержаться в Провансе после праздников. Мы с Нортоном провели там два с половиной месяца, укрывшись в нашем доме в Гу, где я работал над книгой. Десять недель вина, кота и песен — от одной мысли, что я мог там жить, у меня увлажняются глаза. Я писал целый день, пару раз прерываясь, чтобы сходить в бакалейный магазин загадочной мадам Морель — épicerie [14] — где было почти все, что только угодно душе. Нортон ежедневно сопровождал меня по мощеной дорожке к Джоэль Морель. А также был не прочь прошвырнуться со мной в лавку мясника. (Видели когда-нибудь, как облизывается кот? Я это наблюдал каждый день.) Затем мы шли в boulangerie, [15] где я покупал дневную порцию хлеба. Тот, кто читал предшествующие книги о Нортоне, помнит Норма Стайлза, моего хорошего приятеля и прославленного сценариста «Улицы Сезам». Чтобы освежить память, упомяну, что в восторженных тонах писал, как он, используя всевозможные средства, очаровывал миленьких крошек и приводил в дом, который мы вместе с ним снимали на Файер-Айленде. Но я обещал, что больше не подниму этой темы, поскольку он теперь женат. А я, как вы знаете, человек слова. Норм несколько раз приезжал в Гу и в каком-то смысле испортил мне жизнь. Он любил пародировать французов, изображая их повседневные дела и как они паникуют, обнаружив, что у них под мышкой нет багета. В Гу я покупал багеты ежедневно, и не было случая, чтобы весь обратный путь не смеялся, представляя, как Норм с ужасным французским выговором восклицает: «О-ля-ля! У меня нет хлеба. Если через пятнадцать минут я не достану хлеба и не суну под мышку, точно умру. Или еще того хуже — меня арестует хлебная полиция!»