2017

А в рожу за такое предложение? – перебил Крылов, которому процедура вызова грабителей по телефону, вроде такси или разносчика пиццы, показалась настолько дикой, что он едва не рассмеялся.

– Далась вам всем моя рожа! Знаю, что не красавец! – Соглядатай дернул козырек заскорузлой кепки на самые глаза. – Что, думаешь, обману? Никак нет, я честный человек! Вот веришь – закрыли меня на четыре года, а я был честнее всех, кто меня прессовал, судил, на зоне держал. Может, не по делам, а по сути, по сердцевине человеческой, понимаешь, о чем говорю? Мало ли чем приходится заниматься, а человек я по природе добрый. Природа важнее всего! Вот хочешь, еще предложение сделаю? – Соглядатай выщипнул из пачки у Крылова пучок сигарет и одну небрежно закусил трещиноватыми, похожими на щепки крупными резцами, сдобрив ее высоким языком огня из зажигалки поддельного золота размером с маленькую фляжку. – Я понимаю – талант и творческие планы! Большой профессиональный шанс! – продолжил он с энтузиазмом, извлекая из пышущей сигареты гораздо больше дыма, чем было предусмотрено ее производителем. – Ведь можно камушки забрать и после обработки. Вот веришь – договорюсь! Все равно у них, в этих их израилях и амстердамах, никого лучше тебя нету. А ты, мастер, станешь автором уникальных камней. Уникальных! Им имена дадут! Люди за них тысячу лет будут друг другу глотки рвать! Их вставят в королевские короны и все такое прочее. Каково это – сделать самому, сфабриковать подлинники той истории, которая только будет, когда ты сам уже давно травкой порастешь? Подбросить им всем мешок игрушек! Сыграть в историю задом наперед! Ты ведь истфак закончил, так чего, давай соглашайся! И денег тебе за это заплатят побольше, чем твой прибабахнутый профессор!

Крылов, пораженный, смотрел на соглядатая, точно на самого себя в какое-то живое выпуклое зеркало. Точно шпион был отполированным зеркальным предметом вроде автомобиля или игрового автомата, в котором Крылов отражался целиком. Этот толстый болтун сумел угадать глубинные желания Крылова, который в своей профессии искал именно того, о чем мечтал подростком, посмотрев попсу про Индиану Джонса. Если нельзя находить артефакты, путешествуя налегке по экзотическому миру, их следует подделать и запустить в будущее. Самому выточить тело Кохинора, Рубина Эдуарда. Мир Тани тоже был для Крылова его личным загадочным будущим, куда он подбрасывал малахитовые и яшмовые безделки, уповая, что нет в обиходе ничего долговечнее, чем перепутанное содержимое женской шкатулки.

– Ну что, договоренность достигнута? – самодовольно осклабился соглядатай. Их сигареты, одновременно опущенные в мокрую пепельницу, столкнулись и, зашипев, размякли. Это заставило Крылова очнуться от посторонних мыслей.

– Ты чего, придурок, не понимаешь, что камни не мои? – спросил он со злым удивлением, досадуя, что позволил предложить себе подобную пакость.

– А чьи?! – взвился шпион. – Может, государства? Или Каменной Девки? Ты что, совсем дурак? Хороших книжек начитался? Да твой профессор, знаешь что, он всех кидает, дядьку моего двадцать лет душил! Они с дядькой сперва партнеры были, с равным капиталом, вместе попали, Анфилогов потом свои деньги вытащил, а дядьку оставил ни с чем! Хотя мог и дядьку свести со своими людьми из ментовки, от него бы не убыло. Но у профессора, видите ли, всякий человечек по отдельности, типа коллекция. Принцип у него такой!

Крылову показалось, что соглядатай, ставший вдруг лиловым, будто виноградина в давильне, буквально и немедленно лопнет от злости. Но шпион отдышался; сдернув кепку, он вытер рукавом вспотевший лоб, пересеченный ужасной, похожей на слепок прикуса розовой вмятиной, и снова нахлобучил головной убор, от которого на столе остался, будто от стакана, мокрый полукруг.

– Я у своих не крысятничаю, – внятно произнес Крылов, у которого от напряжения рвались в душе какие-то тонкие нитки.

– Ска-ажите на милость, какие мы бла-ародные, – шпион оскорблено надулся и снова стал наливаться дурной перебродившей кровью. – Ну и как вам будет благоугодно. Я, выходит, опять теряю с вами мое драгоценное время. А знаешь, ты, герой-любовник, что, пока я пас тебя с твоей девицей, у меня одно дело обломалось, выгодное? И зубы болели так, что череп трескался! Думаешь, профессору твоему дадут нажиться безмерно? А хрен вам с ядерной боеголовкой! Припомнишь мою доброту, да поздно будет! Эй, гарсон! – закричал соглядатай охраннику, и тот немедленно подскочил, свешивая в полупоклоне полосатый, как кошачий хвост, ацетатный галстук. – А скажи-ка, любезный, где тут у вас туалет?

– В кафе отсутствует, есть в пассаже, направо и вниз по эскалатору, – четко отрапортовал секьюрити, бросая опасливые взгляды на неведомо как забредшего в их рядовое заведение господина Крылова.

– Эй, куда? – Крылов попытался придержать шпиона за полу короткой куртки, в которой ощущались тяжело груженные карманы.

– Что, отлить нельзя? – буднично проворчал соглядатай. – Да вернусь я через пять минут, а надо, так пойдем со мной, – и он вразвалочку двинулся к раздвижным стеклянным дверям, разошедшимся перед его концентрированным весом с лихим разбойничьим свистом.

Некоторое время Крылов просидел, тупо глядя в тропическую, полную искусственного солнца глубину пассажа. Стыдно сказать, но его удерживала мысль о десятке или даже тридцатке, которую берут в таких местах за пользование туалетом. Вдруг он вскочил, хлопнув себя по лбу

В три прыжка скатившись по пологому эскалатору, накормив хихикающее, словно его щекотали спускаемые монеты, нутро автомата, Крылов ворвался в мужское отделение, бывшее здесь размером со станцию метро. Среди немногих мужчин, стоявших с напряженными затылками вдоль зеленых писсуаров или мыливших бледные руки перед ртутными зеркалами, никакого соглядатая не было. Из кабинок доносились звуки смываемых унитазов, словно там стартовали «шаттлы», но и среди выходящих господ, не без самодовольства застегивающих штаны, соглядатай отсутствовал. Минуты Крылову хватило, чтобы сообразить, что подлец сюда и не собирался. Так и не воспользовавшись благами элитной, словно пенным шампанским омываемой сантехники, он с дикими глазами снова ринулся наверх.