Избранное

Взрыв как пожар — никогда не поймешь, близко взорвалось или далеко. Но взрыв был на самом деле сильным. Мы с миссис Боумен сидели на кухне, и трахнуло так, что посуда зазвенела, а с абажура посыпалась пыль. Салли Боумен работала на военном заводе, и, хотя миссис Боумен не сказала ни слова, по лицу ее было видно: подумала она, что взрыв произошел именно там. Люди на улице принялись обсуждать случившееся, и очень скоро нам все стало известно.

Взрыв был на военном заводе. Говорили, что кое-кого из рабочих разорвало на куски.

Тут миссис Боумен не выдержала.

— Ее убило,— сказала она,— я знаю, ее убило.

Ну что тут было делать? Я заковылял на костылях к соседям и попросил их разузнать о Салли и сообщить мне. А я уж сам подготовлю миссис Боумен.

Я вернулся; миссис Боумен совсем сникла. Когда случился взрыв, она готовила обед и теперь сидела, уронив голову на стол, прямо на картофельные очистки. Волосы у нее растрепались, и вообще вид был ужасный. Но она не плакала; лучше бы уж она заплакала.

— Ее убило,— сказала она,— я знаю, ее убило.

— Нет, она жива,— сказал я.

— Я знаю, ее убило.

— Глупости,— сказал я,— она жива.

— О господи,— сказала она,— зачем только я заставила ее пойти на этот завод?

— Да я уверен, она спаслась.

— У меня никого нет, кроме нее. И вот теперь ее убило.

— Будете твердить это без конца — и вправду в это поверите,— сказал я.

Но это не помогло. Она причитала и причитала. Я спросил, не позвать ли кого из соседей, но она сказала, не надо.

— Я никого больше не хочу видеть. Я жила только ради Салли, а теперь вот ее убило. Она была хорошая девушка, она любила свою мать.

— Конечно,— сказал я.— Конечно, она любила свою мать. И всегда будет любить.

— Не будет. Ее убило.

Я ничего не мог с ней поделать. Хуже всего было то, что я и сам вроде поверил, будто Салли и впрямь убило взрывом. Ей только исполнилось семнадцать, хорошая была девушка. Миссис Боумен теперь все равно что вдова. Тяжело, ничего не скажешь.

И тут миссис Боумен принялась молиться.

— Боже милостивый,— твердила она,— верни мне мое дитя. Ты ведь знаешь, она для меня все. Пожалуйста, всемогущий боже, верни мне мое дитя. Пожалуйста, боже, смилуйся один только раз. Великий боже, я знаю, я поступила дурно. Не надо было заставлять Салли идти на этот завод. Это все из-за денег. Что я могла поделать, ты же знаешь. Боже милостивый, если ты вернешь мне мое дитя, я больше никогда в жизни не поступлю дурно. Да отсохнет мой язык, если лгу. Боже, помоги мне!

Она все причитала и причитала. Слушать ее было просто невмоготу. И сам я неверующий, а миссис Боумен уж настоящая безбожница. Никогда бы не подумал, что в ней есть хоть капля веры. А вот надо же, оказалось, что есть. Я просто не знал, что и делать.

И тут вдруг Салли привезли домой на машине — да еще на какой, на роскошном лимузине. Какой-то тип возвращался с игры в гольф и вызвался помочь пострадавшим. Он высадил Салли из машины, помог ей подняться по лестнице, она еле на ногах держалась. Шляпка у нее съехала на бок, и она все время плакала. Конечно, тут же сбежались соседи, но я сказал им, чтоб они пришли попозже.

Ну так вот, миссис Боумен убедила себя, что от Салли и мокрого места не осталось. И когда Салли вошла, она прямо чуть не спятила и стала причитать, что та воскресла из мертвых. Тут я даже на нее прикрикнул, чтоб привести в чувство, а затем принялся готовить для них чай, словно ничего не случилось. Салли осталась невредима, но кого-то еще убило взрывом, и ее, конечно, это потрясло. Тут я похлопал Салли по спине, пусть мать видит, она вовсе не привидение, а миссис Боумен вдруг расплакалась. И ей сразу полегчало. Пока закипал чайник, мать и дочь вдоволь наплакались.

— Глазам не верю,— говорит миссис Боумен,— я думала, тебя убило.

— Ты же видишь, я жива,— говорит Салли.

— Я думала, тебя убило.

— Я сама так думала. Вот Пег Уотсон убило.

— Какой ужас,— говорит миссис Боумен.

— И Мардж Эндрьюс тоже убило.

— Бедная миссис Эндрьюс.

— Мама, это было ужасно. Словно что-то вдруг разорвалось. Что-то огромное. И меня будто тоже разорвало на части каким-то ветром. А потом так странно запахло.

— Главное, ты жива. Тебя бог миловал.

— Ветер сбил меня с ног. И мне показалось, что меня убило.

— Тебя бог миловал.

— Да, я знаю. А Пег Уотсон и Мардж Эндрьюс?

— Бедная миссис Эндрьюс,— говорит миссис Боумен.

И тут как накинется на меня за то, что я положил ей в чашку слишком много сахару.

— Когда меня с ног сбило, я думала, больше уж мне чаю не пить,— сказала Салли.

— Налить еще чашку? — спросил я.

— Мистер Доран,— сказала миссис Боумен,— сколько вы положили заварки?

— Я заварил покрепче,— сказал я.— Думал, вам захочется покрепче.

— Мы что, миллионеры? — возмутилась миссис Боумен.

Салли сказала, что больше она на этот завод не вернется.

— Почему? — спросила миссис Боумен. Видно было, что ей уже гораздо лучше, говорила она совсем другим тоном.

— Не вернусь, и все тут. Тебя никогда не сшибало с ног таким ветром.

— И мне не сладко приходилось в жизни. Совсем не сладко.

— Знаю, мама. Но тебя никогда не сшибало таким ветром.

— От несчастных случаев никуда не деться.

— Я знаю, что не деться. А Пег и Мардж, что ты о них скажешь?

— Какая жалость! Бедная миссис Эндрьюс! Мардж ведь больше зарабатывала, чем ты?

— Во всяком случае, я туда не вернусь. Вот и все.

— Ах, вот как, мисс! — сказала миссис Боумен.— Вот как ты со мной заговорила! Не вернешься! А откуда нам брать деньги, если ты не вернешься на завод? Ха! Пусть лучше мать твоя всю жизнь полы моет, да?

— Послушай, мам,— сказала Салли.— Послушай…

Тут я встал и вышел. Думаю: пойду поговорю с соседями, но и там было слышно, как Салли и мать все пререкаются.

И, конечно, Салли скоро снова пошла на завод. И ей дали надбавку.

Дочь полковника

Я спустился из номера, и хозяин маленькой туристской гостиницы поднялся из-за столика, где обедал со своей семьей, представил меня пожилой даме, с которой собирался меня посадить. «Мисс Смит»,— в свою очередь представилась дама. И вдруг, к моему удивлению, добавила, что прекрасно помнит меня.

— Вы из Уайкато,— сказала она и назвала тот городок, в котором я когда-то жил.

— Да,— подтвердил я.— Только простите, я вас не помню.

— Но вы наверняка помните мой сад!

Я ахнул. И вправду, однажды в палящий знойный день лет сорок тому назад я помог мисс Кейт Смит погасить пожар в ее саду. Она жгла обрезанные ветки, а воздух был сух, и занялся пожар. К счастью, было безветренно и совсем немного жухлой травы под деревьями. Я шел мимо, заглядывая сквозь прутья ограды в сад, и вдруг услышал зов о помощи. Когда мы вылили ведро воды на последний тлеющий клочок травы, мисс Смит заметила, что огонь — прекрасный слуга, но никуда не годный хозяин. Еще она спросила, как меня зовут, и уже больше не называла «мальчик»; а несколько дней спустя я получил по почте яркий шелковый платок и записку с благодарностью за мою любезную помощь.

И теперь я изумленно смотрел на эту седовласую, с гордой осанкой, чопорную старуху и не верил, неужто это и есть та самая женщина (мне тогда было десять, а сколько ей, понятия не имею), которая ходила в садовых перчатках и соломенной шляпе с широкими жесткими полями и сеткой и которая так решительно размахивала мешком, чтобы сбить пламя.

— Разумеется, вы помните,— сказала мисс Смит.

— Помню,— согласился я.— Только не помню, чтобы хоть раз видел вас с тех пор.

— Разумеется, не видели, да и кто меня там видел? В этом городишке. Я там теперь не живу,— продолжала она.— Надоело в конце концов. Живу в большом городе — снимаю квартиру, а сюда каждый год приезжаю недель на шесть не в сезон. Люблю тишину.

— А в том старом городке разве не было тихо? — спросил я.