Избранное

— Мое сердце чахнет,— сказал мистер Флайджер.— Моя душа в аду.

И почему никто над ним не смеется?

— Гляди в оба,— сказал мистер Бертлберри,— не то кончишь тем же самым.

— Ну и пусть,— сказал Беггс. И опять покраснел.

— Когда я был парнишкой,— продолжал мистер Бертлберри,— я получил хороший урок. Вот тогда-то я и побывал в аду — один только раз.

— Да,— сказал мистер Флайджер.— Моей душе вовек не знать покоя.

— За всю мою жизнь,— сказал мистер Бертлберри,— один-единственный раз. Сразило наповал, но зато отличный был урок. И я сказал себе: все, больше никогда — я свою чашу испил до дна.

— Да, но я не хочу на всю жизнь остаться холостяком,— отозвался Беггс.

Мистер Бертлберри расхохотался, и мистер Флайджер, который ни разу не смеялся с тех пор, как влюбился в молоденькую девушку, тоже расхохотался.

— Парень,— сказал мистер Флайджер,— да наш приятель не только женат, у него пятеро детей.

Бумаги.

Бумаги надо отнести наверх, и Беггс идет наверх. Бумаги уводят мысли от всего непонятного.

Жизнь — зыбучий песок.

Жизнь — бумаги. И ты не знаешь, о чем они. И продолжаешь носить их.

Носить нескончаемые бумаги.

Бумаги.

Бумаги.

Отличный денек

Кен постучал в дверь домика Фреда, когда едва рассвело.

— Ты уже встал? — спросил он.

— Встал,— отозвался Фред и тут же открыл дверь.— Я только что позавтракал. Давай-ка поторопимся.

Идти было недалеко. Домик Фреда стоял на самом берегу. Они закинули лодку на спину Кену, и он двинулся вдоль берега, а Фред шел сзади и тащил снасти. Кен был здоровый парень и лодку нес играючи, а вот Фред с трудом волочил снасти. Фред был низкорослый и щуплый, и каждые несколько шагов он проклинал свою ношу.

Отлив уже начался, и море разгладилось, ни морщинки не доползало до берега. Все вокруг было недвижимо, лишь чайки прогуливались по песку, оставляя на нем стреловидные метки. И так тихо, неестественно тихо. Казалось, мир за ночь умер, вот только чайки…

Кен снял с плеча лодку и положил ее на песок вниз дном, а Фред бросил рядом якорь и весла и швырнул в лодку мешок со снастями.

— Вот бы мне быть таким здоровяком, как ты,— сказал Фред.

Кен на это ничего не ответил. Он уселся на корму и стал скручивать папиросу, а Фред занялся делом: вставил весла в уключины и закрепил якорь.

— Пошли,— сказал он.— Отчаливаем.

Фред, закатав брюки, вошел в воду и потянул за собой лодку, Кен подтолкнул лодку с кормы, она медленно пошла, Фред впрыгнул в нее и сел на весла, вслед за ним прыгнул и Кен, и лодка заскользила в море.

— А денек, видно, будет отличный,— сказал Фред.

Похоже, так оно и было. Солнце не спеша вставало из-за острова, к которому они направлялись, и на небе ни облачка.

— Пойдем туда, куда прошлый раз,— предложил Фред.— Скажешь, если собьюсь с курса.

И хотя Фред приналег на весла, лодка шла тихим ходом. А все из-за его коротких ног — Фреду не удавалось как следует упереться в кормовое сиденье. А Кен, принявшись скручивать папиросы, перестал следить, куда гребет Фред, и тот, оглянувшись, вдруг увидел, что они идут совсем не к тому концу острова.

— Слушай,— сказал Фред.— Садись на весла, а я буду тебя направлять.

Они поменялись местами, и лодка понеслась стрелой. Каждый рывок лодки — удар по самолюбию Фреда. До чего же Кен силен! На нем лишь рубашка и шорты; этот крупный, с налитыми мускулами парень, наверное, больше шести футов роста.

— Черт, мне б такое тело! — сказал Фред.— Понятно, почему за тобой девчонки бегают. А посмотри на меня.

Да, смотреть, в общем-то, было не на что. Щуплый коротышка. И потертая одежонка висит мешком, точно с чужого плеча. И старая шляпа сползает на лоб, и сползла бы еще ниже, если б не уперлась в уши и не осела на них, точно на кронштейнах.

— Дашь покурить? — спросил Фред.

— Прости. Конечно.

И чтоб Кену не бросать весла, Фред потянулся и вытащил у него из нагрудного кармана портсигар.

— Проклятые деньги,— сказал Фред.— Пока не заплатят, вечно сидишь без курева.

— Это точно,— поддержал его Кен.

— До чего ж мерзко без работы,— продолжал Фред.— Слава богу, у меня есть эта лодка. Знаешь, в прошлом году я на рыбалке заработал больше тридцати фунтов.

— А в этом?

— В этом так себе. В этом году ты первый, кто идет со мной рыбачить и не требует своей доли. Черт, везет же тебе — рыбачишь ради удовольствия.

— Просто я получил неплохое место,— сказал Кен.— А то больше месяца прохлаждался.

— Знаю. Но у тебя есть сбережения, потом ты живешь с теткой — не надо платить за квартиру. А мне каково — живу в этой проклятой хибаре да еще выкладываю за нее пять шиллингов в неделю. И к тому же у тебя образование.

— В наши дни ему грош цена. Берешься за любую работу — выбора нет.

— Так-то оно так, но если парень кончил школу — это совсем другое дело. Не то чтоб он лучше других, вовсе нет. Я-то за рабочий класс, сам ведь я рабочий, только у образованного над парнем вроде меня преимущества. Во-первых, за ним бегают девчонки, особенно если он здоровый и видный из себя.

Кен на это ничего не ответил. Только продолжал грести, и Фреду пришлось вставить ему в рот папиросу и зажечь ее. Потом Фред снова откинулся на сиденье и стал наблюдать за Кеном; схожи они, пожалуй, только в одном: у каждого изо рта торчит папироса.

— Поднажми немного левым, разверни ее,— сказал Фред.— И все будет в лучшем виде.

— Ладно,— отозвался Кен.

— А ты силен.

— Ну так не ребенок же.

— Хотя к чему мужчине сила? Если, к примеру, он работает в конторе?

— Я как-то об этом не думал.

— Или еще, если он состарится. Представь: ты постарел и ослаб. Позор, а?

— Конечно,— ответил Кен.— Только что говорить об этом?

— А меня это занимает. Вот умрешь ты, и куда денется твое огромное тело?

— Ясное дело. Червей будет кормить.

— А ведь это может случиться хоть сейчас, верно?

— Господи, с какой стати?

— Об этом, само собой, лучше не думать. Но ведь это может случиться даже здесь, в такой вот денек. Еще как может.

Кен перестал грести, выбросил папиросу.

— Господи, ну и чудак же ты! Правильно я иду?

— Нажми на левое,— сказал Фред.— Пожалуй, я сменю тебя.

— Ладно, не надо.

И Кен продолжал грести, а Фред достал из мешка удочки и принялся готовить наживку. Вскоре, когда они уже были почти на полпути к острову, Фред сказал, что они у цели; Кен, сложив весла в лодку, выбросил якорь, и они взялись за удочки.

А денек действительно выдался отличный. Солнце припекало, но ветра по-прежнему не было, течение из залива почти прекратилось, и лодка, сбитая с толку, не понимала, в какую сторону тянуть якорную цепь. Они отошли не более двух миль от берега, но море сегодня казалось таким необычным, что неясно было, то ли они у самого берега, то ли невесть в какой дали от него. Ни шороха, ни звука вокруг. Совсем иной мир. Ему не принадлежали ни дома на берегу. Ни люди.

— Хотел бы остаться здесь навсегда? — спросил Фред.

— Тише ты! Клюет,— отмахнулся Кен.

— У меня тоже. Только это одна видимость. День сегодня не очень-то подходящий. Вот если б облака.

— Да, было б неплохо.

— Знаешь, я подумал: странно, что ты так и не выучился плавать,— сказал Фред.

— Так уж вышло. Я ведь все время жил в городе.

— Обидно, наверное?

— Да, в такой вот денек! Но ведь и ты отсюда до берега не доплывешь.

— Как бы не так! Ты б удивился… Клюет?

— Клюет.

— И у меня тоже. А ты бы не прочь здесь поселиться, а, Кен?

— Ну, если б была работа.

— Да нет, будешь, наверное, и дальше жить с теткой.

— Посмотрим. Получу хорошую работу — может, и женюсь.

— Черт, вот это здорово, а?

— Снова клюет,— сказал Кен.

— И у меня тоже. У нас, видно, лески переплелись.

Каждый потянул свою леску, и оказалось, те действительно переплелись; правда, Кен подцепил на крючок малюсенького рифового окуня.