Комната

— Нет, ему уже не выбраться из тюрьмы, но кто-нибудь вроде него вполне мог бы это сделать, — отвечает бабушка.

А я и не знал, что в мире есть человек, похожий на Старого Ника.

— А ты можешь вернуться и забрать мой мяч? — спрашиваю я.

Но бабушка заводит мотор и так быстро выезжает со стоянки, что у машины взвизгивают колеса. Пока мы едем, я все больше и больше свирепею.

Вернувшись домой, я укладываю свои вещи в сумку с Дорой. Ботинки в нее не влезают, и я выбрасываю их в мусорное ведро. Потом я скатываю наш ковер и тащу его за собой по лестнице. Бабушка входит в прихожую.

— Ты вымыл руки?

— Я возвращаюсь в клинику, — кричу я ей, — и ты не можешь меня остановить, потому что ты, ты мне чужая!

— Джек, — говорит она, — положи этот вонючий ковер на место.

— Сама ты вонючая, — реву я.

Бабушка хватается за сердце.

— Лео, — говорит она через плечо, — клянусь, с меня хватит…

Отчим поднимается по ступенькам и берет меня на руки. Я бросаю ковер. Отчим пинком ноги отбрасывает с дороги мою сумку. Он несет меня под мышкой, а я кричу и бью его ногами, потому что это разрешено, это — особый случай, я могу даже убить его, я убиваю и убиваю его…

— Лео, — плачет внизу бабушка. — Лео…

Фи-фай-фо-фам, он сейчас разорвет меня на кусочки, завернет в ковер и зароет в землю, и тогда «червяк вползает, выползает…».

Отчим бросает меня на надувной матрас, но мне совсем не больно. Он садится на край матраса, отчего по нему пробегает волна. Я по-прежнему плачу, меня всего трясет, а на простынь капают сопли.

Наконец я успокаиваюсь. Я достаю из-под матраса зуб, кладу его в рот и с силой сосу. Но он не имеет никакого вкуса. Я вижу руку отчима рядом со мной, у него на пальцах волосы. Его глаза находят мой взгляд.

— Ну что, успокоился, все прошло?

Я передвигаю зуб к деснам.

— Что?

— Будешь есть на диване пирог и смотреть игру по телевизору?

— Буду, — отвечаю я.

Я собираю упавшие с деревьев ветки, даже самые тяжелые. Мы с бабушкой обвязываем их веревкой, чтобы их забрал город…

— А как это город?..

— Я хотела сказать, парни из города, ну те, в обязанности которых входит уборка территории.

Когда я вырасту, то буду работать великаном, но не тем, который ест детей, а тем, который их ловит, если они падают в море, а потом возвращает домой.

Я кричу:

— Внимание, одуванчики.

И бабушка пропалывает одуванчики тяпкой, чтобы они не мешали расти траве, ведь они все заполонили. Устав от работы, мы усаживаемся в гамаке.

— Я любила сидеть в гамаке с твоей Ма, когда она была маленькой, — говорит бабушка.

— А ты разрешала ей?

— Что?

— Сосать твою грудь?

Бабушка качает головой:

— Она сосала молоко из бутылочки и всегда старалась оторвать от нее мои пальцы.

— А где же была мама, которая ее родила?

— Так ты знаешь об этом? Понятия не имею.

— Может, она родила другого ребенка?

Бабушка молчит, а потом произносит:

— Хочется думать, что это так.

Я рисую на кухонном столе, надев старый бабушкин фартук с крокодилом и надписью «Я съел Гатора на Байю». Я рисую разными красками большие неровные пятна, полосы и спирали. Некоторые краски я даже смешиваю в маленьких лужицах на листке. Мне нравится рисовать паутину, а потом складывать лист вдвое, как показывала мне бабушка. Разворачивая этот лист, я вижу на нем бабочку.

И тут в окне я замечаю свою Ма.

Я проливаю красную краску, пытаюсь вытереть ее, но ее капли попали мне на ноги и на пол. Лица Ма больше не видно, я подбегаю к окну, но она уже ушла. Может, мне это просто привиделось? Я запачкал краской окно, раковину и стол.

— Бабушка! — кричу я. — Бабушка!

И тут вдруг Ма оказывается прямо позади меня. Я подбегаю к ней, она хочет меня обнять, но я говорю ей:

— Не надо, я весь в краске. — Она смеется, развязывает мой фартук и бросает его на стол. Она крепко прижимает меня к себе, но я стараюсь не прикасаться к ней липкими руками и ногами. — Я бы тебя не узнала, — говорит она, уткнувшись в мои волосы.

— Почему?

— Потому что ты остригся.

— Гляди, бабушка сделала из моих волос браслет, но он все время за что-то цепляется.

— Можно я посмотрю?

— Конечно.

Когда я снимаю браслет, на него попадает краска. Ма надевает его себе на руку. Она какая-то не такая, но я не могу понять, что в ней переменилось.