Ботинок (СИ)

Возле лилового чудища, в окружении зевак, стояли милиционер, Изюмов и Веревкин-Рохальский. Доказывая каждый свое, они кричали практически одновременно, не слыша друг друга. При этом Изюмов отчаянно жестикулировал, милиционер тыкал в разные стороны жезлом, а Веревкин-Рохальский, в попытке всех успокоить, то воздевал руки к небу, то прижимал их к груди, делая круглые глаза. В конце концов, он плюнул, и, открыв дверцу лимузина, что-то туда сказал. Первой из машины выбралась свидетельница со стороны невесты (это была "вобла" - соседка Кристины по дому в С.), следом за ней, из той же двери показалась невеста.

Невеста была необыкновенно хороша! В ней трудно было узнать Кристину - так сильно изменило ее длинное белое подвенечном платье, накидка из белого меха и фата. Лавируя между авто, расправляя на ходу платье, невеста подошла к ресторану "Рамзай", возле которого толпились гости и какие-то странные люди бомжеватого вида, по-кошачьи прижимавшиеся к настоящим гостям.

Решив, наконец, проблему с милицией, подошёл Изюмов. Не было только жениха. Возникла пауза. Все смотрели в сторону лиловой машины. Водитель лимузина, в своём черном костюме и черном галстуке похожий на министра, помогал кому-то вылезти из авто. Сначала были видны ноги в черных, хорошо начищенных ботинках, вслед за ногами показалось туловище и голова.

Это был жених. Как и невесту, Мишеля почти невозможно было узнать: он был без очков, с зачесанными назад, и смазанными бриолином, волосами. На нем был мешкообразный серый пиджак, ярко-красная бабочка и подобранная "в цвет" красная гвоздика в петлице. Лицо озаряла странная улыбка. Жених производил впечатление глубоко нетрезвого человека: Мишель озирался по сторонам, и как бы ни понимал, где он, куда ему нужно идти и что делать.

- Иди к нам, - крикнула Кристина.

- Сюда, сюда, - выкрикивали со всех сторон.

- Да, он пьяный! -- предположила Капа Петровна.

- Выпил человек полбутылки, а разговоров-то! - возвысила голос невеста.

Прихрамывая, Мишель подошел и занял место между невестой и Изюмовым.

Изюмов сморщился и жеманно произнес:

- Право, Мишель, неловко заставлять себя ждать сверх всякой меры.

- Дверь в машине заклинило, - пояснил Мишель, обращаясь к невесте.

Вздохнув, Капа Петровна начала обряд: благословила молодых, пожелала им долгой совместной жизни и "побольше деточек". Кристина и Мишель откусили по куску хлебного каравая, и запили шампанским. Под крики: "К счастью!" разбили бокалы о мостовую. Под ноги молодоженам сыпанули мелочь. После чего молодым предложили пройти в ресторан.

Варвара Ивановна, стоявшая в задних рядах, всё всматривалась в жениха и никак не могла признать в нем своего сына. Спросить мужа, их ли это сын, и на "свою" ли свадьбу они попали, она стеснялась, потому как Викентий Эммануилович мог подумать, что у нее окончательно поехала крыша.

Часть 20. Это ТВОЯ свадьба!

Свадебная процессия двинулась в ресторан. Неожиданно на её на пути оказался невысокий, но стройный мужчина с длинными до плеч белыми волосами. Потеснив, и даже оттолкнув Капу Петровну, он широко расставил руки и закричал:

- Ба, кого я вижу! Мишель! Костюм, красная бабочка, бриолин! Невероятно! Что здесь происходит? Не подсказывайте, сам догадаюсь. Мишель, это твоя свадьба! А это твоя невеста! Как звать, величать тебя, красавица?

- Кристина, - заворожено ответила невеста.

Мужчина сделал шаг назад и, защищаясь, как от солнца, воскликнул:

- Ослепительно! Божественно! - и, вернувшись в прежнюю позу, обратился к жениху и невесте:

- Жаль, что не догадались меня пригласить на свой праздник. Впрочем, я не в претензии. Но не быть мне Тамировым, если не сделаю вам подарок. Пока что, желаю вам долгой и счастливой жизни, и позволь, Мишель...

Не дав никому опомниться, главным образом, Кристине, мужчина поцеловал ее в губы. Не сразу оторвавшись от невесты, он ошалело воскликнул:

- Фу черт, Мишель! Знаешь, какая мысль пришла мне в голову? Я везу свой новый номер в Америку. Мне до зарезу нужен специалист твоего класса. Поехали со мной! Мир посмотришь, и молодой жене денег привезешь. Не отвечай сразу. Понимаю, тебе не до этого, но после, когда придешь в себя, позвони, и мы обо все договоримся. Всем привет!

Мужчина пропал так же неожиданно, как и появился.

Поцелуй незнакомца поверг Кристину в шок: мужчина, выглядевший на расстоянии молодо, при близком рассмотрении, оказался глубоким стариком с напудренными щеками и подкрашенными глазами.

Капа Петровна тоже находилась под впечатлением. Этот "косящий под молодого дядечка" обладал такой огромной, завораживающей энергией, что даже она, человек властный и напористый, умевший подчинять людей своей воле, была ошарашена. В сравнении с ним Капа Петровна чувствовала себя школьницей.

- Кто это? - спросила она у Мишеля.

- Страшный человек! - ответил за Мишеля Изюмов. -- Это народный артист Тамиров. Не вздумай Мишель с ним ехать. И денег не увидишь, да еще в какую-нибудь историю вляпаешься.

- Не говорите ерунду, - сказала Капа Петровна. - Поездку предлагают не в какой-нибудь Мухосранск, а в Америку. В Америке любой дурак может заработать.

- Это Вы верно заметили про дурака, - авторитетно сказал Изюмов. - Только позвольте заметить, Мишелю предлагают работать не в Америке, а в русском цирке в Америке, а это две большие разницы. В русском цирке все бывает.

Капа Петровна дернула плечом. Изюмова она невзлюбила с первой встречи. Узнав фамилию Капы Петровны, этот еврей заявил: "Какая странная у Вас фамилия, Расправка - это что-то среднее между справкой и расправой". Изюмов везде совал свой еврейский нос, за всех всё решал и, главное, распоряжался деньгами Мишеля, как своими. "Ну, ничего, - успокаивала себя Капа Петровна, - дайте срок, этому беспределу я положу конец!"

Только на первый взгляд могло показаться, что свадьба Мишеля и Кристины проходила обыкновенно, как у всех: произносились здравицы и тосты, кричалось "горько" и молодые целовались, гости ели и пили, сначала только в перерывах между поцелуями молодоженов, а потом и во время поцелуев.

На самом деле, все складывалось не так, как хотелось бы Аркадию Марковичу Изюмову. Взвалив на себя роль тамады, он исчерпал весь запас анекдотов, шуток и приколов, и даже сорвал голос, но всё было напрасно - гости скучали, коллективный кураж не наступал. Народ категорически не желал веселиться, петь, играть и танцевать. Народ желал только есть и пить. Иначе, чем можно объяснить то, что когда Викентий Эммануилович - папа жениха - поднялся и с выражением начал читать отрывок из сонета Шекспира в переводе Пастернака, гости зашикали на него, а один во все горло закричал:

- Не на похоронах! Заканчивай, папаша.

В том, что веселье не удалось, Изюмов винил Капу Петровну, сидевшую за центральным столом, с лицом изнасилованного сфинкса. И даже битый-перебитый (в смысле -- закалённый и опытный) Изюмов, встречаясь взглядом с Капой Петровной забывал реплики и анекдоты. Эта большая женщина дурно влияла на всех, но особенно страдали театральные люди, у которых по определению психика настроена чрезвычайно тонко и чутко.

В конце концов, Изюмов сдался: нашел местечко подальше от Капы Петровны и влил в себя стакан жидкости удивительной крепости, и с каким-то странным привкусом. Изюмова качнуло сразу и сильно. Он едва усидел на стуле. Изюмов презрительно улыбнулся и погрозил пальцем в сторону Капы Петровны.

- Врешь, одним стаканом не возьмешь! То-то же, скала морская... - пробормотал Изюмов и безвольно уронил голову на грудь.

Он уснул мертвецким сном. Впопыхах Изюмов выпил самогонку Капы Петровны, сделанную по оригинальному рецепту зека, мотавшего срок за неумышленное убийство.

И только одному человеку на свадьбе было хорошо по-настоящему, а именно - жениху. Мишель словно отделился от всех невидимой стеной. Он сидел отрешенный, не замечая никого, кроме своей молодой жены. Гости не приставали к нему, полагая, что жених сильно пьян. Нет, Мишель не был пьян, а если и пьян, то не от водки.