Момемуры
Момемуры читать книгу онлайн
Я пишу это в Олстоне, графстве Мидлсекс, на берегу Атлантического океана. Хотя сказанное — очередная печать стиля, так как никакого океана ни из одного из семи окон моего апартамента не видно; и дабы начать лицезреть тусклое пространство воды в скучной оторочке осенних пляжей и поставленных на прикол яхт, надо проехать, по крайней мере, миль 15, не менее.
Но я действительно здесь, куда никогда не хотел ехать синьор Кальвино, о чем сделал соответствующую надпись на козырьке растрепанной географической карты Северной Америки в главе «Островитяне».
Я же, чтобы меня не увело опять в неизбежные дебри, должен сказать, чем отличается новая редакция, выходящая сегодня в нью-йоркском издательстве Franс-Tireur, от журнальной, опубликованной в четырех номерах «Вестника новой литературы», начиная с пятого, украшенного бравурной красной лентой Букеровского приза. Изменений в тексте немного: в рамках рутинного превращения в экзотику всего русского Энтони Троллоп стал Салтыковым-Щедриным, незабвенная Джейн Остин — Верой Пановой, кореянка Надя Ким — сибирячкой с густым несмываемым румянцем во всю щеку и т. д.
Плюс любимая писательская игра по ловле блох — тех орфографических ошибок, с которыми так и не справилась ни лучший редактор всех времен и народов Марьяна, ни чудная пожилая дама с абсолютной грамотностью, порекомендованная мне Мишей Шейнкером. Сложная ветвистая фраза, очевидно, обладает возможностью до последнего таить самые очевидные ошибки в тени стилистической усталости.
Но самое главное, «Момемуры» выходят тяжеловооруженные самым продвинутым аппаратом: два авторских предисловия, статья об истории написания романа, статья от комментатора имен, разные списки сокращений и — самое главное — роскошные, обширные комментарии. Их писали четыре разных человека, обладающие уникальным знанием о том, о чем, кроме них, сегодня уже почти никто ничего не знает, а если знает, не напишет — о К-2.
Надо ли говорить, что они были прототипами моих разных героев, или, по крайней мере, упоминались в тексте романа, почти всегда под придуманными никнеймами? Да и сама идея издать «Момемуры» с пространными комментариями, иконографией, иллюстрациями, даже DVD с музыкой, которую мы тогда слушали, и картинами, которые мы смотрели, также принадлежала тем героям романа, которые были моими друзьями до его написания и, конечно, после. (Хотя количество тех, кто обиделся на меня на всю жизнь, причем, имея на это множество оснований, поделом, как, скажем, Алекс Мальвино, таких тоже было немало.)
Алик Сидоров хотел выпустить десятитомное издание «Момемуров», чтобы роман превратился в игру: жизнь в подполье, полная неизведанных наслаждений, борьбы с КГБ, ощущения запойной свободы, которой больше не было, ну и кайф от творчества — поди, поищи такой.
Увы, даже наш Алик вынужден был подкорректировать замысел – не пошла ему перестройка впрок, не похудел, не побледнел, как-то обрюзг, разбух и давно уже согласился, что том будет один (самое большее — два), но с подробными комментами, фотками прототипов и серией приговских монстров из «Бестиария». Ведь именно он, на свои деньги, послал в Питер того самого лопуха *уевского, о котором упоминает Боря Останин в своей статье.
Но что говорить — нет уже нашего Алика, нет и Димы, то есть они есть там, в переливающемся перламутром тексте «Момемуров» (а я совсем не уверен, что перламутр лучший или даже подходящий материал для воспоминаний); но, к сожалению, данное издание будет без фотографий прототипов героев и их версий в «Бестиарии». Но и то немалое, что есть, стало возможно только благодаря Сереже Юрьенену, который взял на себя труд публикации сложнейшего текста.
Что осталось сказать? Я лучшую часть жизни прожил с героями «Момемуров», они научили меня почти всему, что я знаю, пока я, хитрый и хищный наблюдатель, исподволь следил за их жизнью. Благодаря им, я написал то, что написал. И сегодня кланяюсь им всем, даже тем, кто вынужден был взять на себя роли отрицательных персонажей или, точнее, героев с подмоченной репутацией. Но, конечно, главная благодарность им: Вите, Диме, Алику — синьору Кальвино, мистеру Прайхову, редактору журнала «Альфа и Омега». Если в моем тексте присутствует то, что некоторые остряки называют жизнью, то это только потому, что у меня дух замирал, пока я поднимался по винтовой лестнице очередной неповторимой, сделанной на заказ натуры – и восхищался открывшимся с перехода видом!
Поэтому я думаю, что мой роман о дружбе. То есть само слово какое-то мерзко-советское, хреновое, с запашком халтурных переводов по подстрочникам и дешевой гостиницы на трудовой окраине, но мы были нужны и интересны друг другу, и, это, конечно, спасало. И то, что этот хер с горы Ральф Олсборн позвонил-таки из таксофона в вестибюле филармонического общества Вико Кальвино и договорился о встрече, а потом понял, с каким редкоземельным материалом столкнулся, за это ему можно, думаю, простить и ходульность, и гонор, и дурацкий апломб. Не разминуться со своей (так называемой) судьбой — разве есть большее везение?
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
55. рассказ одной дамы
*Эта глава подверглась самой минимальной редактуре, которая по большей части свелась к замене фамилий или прозвищ писателей их именами, так же как и весь текст начинавшихся с прописной буквы. В комментариях заглавная буква в именах восстановлена.
55. Кока — Константин Кузьминский (1940), поэт, издатель, тонкий знаток и хранитель нонконформистской литературы. Трудно переоценить его значение для неофициальной литературной жизни Ленинграда. Деятельный, жовиальный, умный, спонтанный Кузьминский был центром циклона: вокруг него и благодаря ему кипела жизнь, возникали художественные идеи, знакомились незнакомые люди, составлялись творческие союзы, выпускались машинописные сборники, устраивались квартирные выставки. Эмигрировал в 1975 году в США, где (при участии Григория Ковалёва) издал многотомную антологию новейшей русской поэзии «У Голубой лагуны». В 1997 году удостоен литературной премии Андрея Белого «за особые заслуги перед русской литературой».
56. …лежал в чем мать родила на столе… — Кузьминский зачастую принимал гостей лежа в халате на диване.
** Роальдик... умирающий от чахотки... однофамилец другого поэта… — Роальд Мандельштам (1932-1961), поэт. Поддерживал тесные дружеские отношения с художниками круга А. Арефьева. Одна из культовых фигур «ленинградского андеграунда». Сын Е. Мандельштам (однофамилицы О. Мандельштама) и американца Чарльза Горовича, приехавшего в России после революции и репрессированного в 30-е годы. Болел астмой и костным туберкулезом, от болей спасался наркотиками.
…Иосиф... мраморная статуя… — Иосиф Бродский, см. выше. В 1972 году эмигрировал в США. Ср. его пьесу «Мрамор» и «классицистические» стихи эмигрантского периода.
…до ссылки... до армии… — ссылка И. Бродского в село Норинское Архангельской области (1964-1965) после судебного процесса по обвинению в тунеядстве. В армию поэта не призывали.
57. * …длинный Боб… — Дмитрий Бобышев (1936), ленинградский поэт. Был близок А. Ахматовой, на смерть которой откликнулся стихотворением «Все четверо», в котором впервые прозвучало выражение «ахматовские сироты» (Бобышев, Бродский, Найман, Рейн). В начале 70-х пришел к православию, что в значительной мере отразилось на творчестве. В 1979 году эмигрировал в США.
…кафе на Малой Садовой… — кафетерий возле Елисеевского гастронома (ул. Малая Садовая, 1) плюс сквер возле Зимнего стадиона. В 1960-70-е годы место встреч и времяпрепровождения ленинградской богемы, в том числе поэтов-«хеленуктов» (Вл. Эрль, А. Миронов, В. Немтинов, Е. Вензель, А. Ник и др.). В 70-е годы «пальма кофейного первенства» перешла к «Сайгону». Были и другие любимые кафетерии: на втором этаже касс Аэрофлота, «Экспресс» (угол Невского и Суворовского), «Гастрит» (угол Невского и Рубинштейна) и пр. Простая (ординарная) чашечка кофе стоила от 6 до 8 копеек, м. н. с. (младший научный сотрудник) получал в месяц 96 рублей. Находились любители и на «двойную», и на «четверную».
** …Ленька... застрелился… — Леонид Аронзон (1939-1970), поэт. Застрелился в горах Средней Азии из ружья. В глазах знатоков его поэзия соперничает с поэзией И. Бродского, а, по мнению многих петербургских почитателей, — превосходит ее, хотя, конечно, говорить о соревновании разных поэтических миров более чем нелепо. Многие стихи Аронзона посвящены его жене Рите Пуришинской и другу Алику Альтшулеру. Жил в доме №2 по Литейному проспекту, напротив «Большого дома» (Комитет государственной безопасности и Управление внутренних дел г. Ленинграда и Ленинградской области).
Сайгон — кафетерий на углу Невского и Владимирского, излюбленное место «творческого досуга» ленинградской богемной молодежи, неофициальных литераторов, художников, книжных спекулянтов, студентов и пр.
…Муза Абрамовна... спала только с евреями… — эмблемно-симуляжный образ.
Чайник — Петр Чейгин (1948), поэт. См. ниже.
** Шир — поэт Виктор Ширали (Ширали-заде, собств. Лазарев, 1945). В 1970-е входил в круг молодых поэтов, собиравшихся у Т. Гнедич, бывал на литературных встречах у Ю. Вознесенской и К. Кузьминского. Печатался в журналах и сборниках самиздата, а также за границей. В 1979 официально вышла первая книга «Сад», в которую вошли преимущественно стихи, написанные в 1967–68.
** Охапка — Олег Охапкин (род. 1944), поэт. Крестьянского происхождения, рос у бабушки, которая видела в нем воплощение одного из предсказаний св. Иоанна Кронштадтского (см. ниже). В 1966 под впечатлением от смерти А. Ахматовой обратился к поэзии. С 1970 числился литературным секретарем В. Пановой и Д. Дара. В 1978 стал редактором литературного отдела журнала «Община» (журнал междугороднего христианского семинара); проходил свидетелем по политическому делу В. Пореша.
** Дар — Давид Дар (собств. Ривкин, 1910-1980), советский писатель, муж В. Пановой. Сыграл исключительно важную роль опекуна для молодой нонконформистской литературы. Был одним из активных участников кампании в защиту И. Бродского. В 1969 обратился в секретариат Союза писателей с открытым письмом против исключения А. Солженицына. В начале 1970-х посещал подпольные концерты ленинградских рок-музыкантов. В 1977 году эмигрировал в Израиль.
…уехал... один из хеленуктов… — А. Ник (Николай Аксельрод) или Алексей Хвостенко («Хвост»). Первый эмигрировал в Прагу, второй — в Париж.
Вит — В. Кривулин.
Серж — С. Стратановский. См. ниже.
59. Островитяне
* Эпиграф — Из мемуаров П.В. Анненкова (1813-1887) «Литературные воспоминания». Эпиграф появляется в третьей редакции романа вместе с новым названием, в двух первых редакциях глава называлась «Нонконформисты».
59. Элскин — возможно, Лев Савельевич Друскин (1921-1990), ленинградский поэт, член Союза писателей. Прикованный болезнью к постели, Друскин оказался своеобразным центром кружка ленинградской либеральной интеллигенции (писатели, актеры). Вел дневник, в котором подробно описывал встречи и разговоры, собирался издать его на Западе. Во время обыска в 1980 году дневник был обнаружен и изъят, но всё же впоследствии издан: «Спасенная книга», Лондон, 1984. В 1980 году Друскин с женой Лилей и пуделем Геком эмигрировал в Германию.
Под псевдонимом Ф. Эрскин МБ опубликовал в «Вестнике новой литературы» (№ 1, 1990) роман «Рос и я».
К** г-жа Корбут — Наталья Горбаневская (1936), московская поэтесса и переводчица. С 1967 года — активная участница правозащитного движения. В 1969-1972 годах насильственно содержалась в психиатрической больнице. В 1975 году эмигрировала во Францию. Многие годы была ближайшим помощником В. Максимова по изданию журнала «Континент» (в терминах МБ «Материк»). Ср. Ольга Корбут — известная гимнастка, чемпионка Олимпийских игр в Мюнхене (1972), в 1991 эмигрировала в США.
…переехавшая в Москву… — рокировка: эмигрировавшая на Запад.
…издатель... иллюстрированного журнала художественного авангарда… — Александр (Алик) Сидоров (1941), московский редактор и издатель (совместно с И. Шелковским) выходившего в Париже журнала «А-Я». См. ниже.
