Беглец (СИ)

– У меня ничего не установилось, – пожаловалась Катенок.

– Я очень жалею о твоем существовании.

– Я тоже. А, – Катенок задумалась. – Спускайся к нам?

– Куда?! – задохнулся от негодования Хозяин.

– В человека! Там и время течет по-другому, и все кажется таким глобальным и ничтожным одновременно. Я даже нашла тебе подходящее тело! Вот, посмотри, какая личность, – Катенок показала на мужчину: волосы его тронула седина, смуглое лицо украшали мелкие морщины. На вид ему можно было дать немало лет, но и стариком его назвать было бы нельзя. Что-то в нем оставалось от молодого охотника, которым он, вероятно, и был много лет назад. – В детстве он воспитывался у строгого монаха в отдалении от людей. Лучшего воспитания для тебя и придумать нельзя! И жизнь! Посмотри, какая у него жизнь: куча денег, своим умом, кстати, заработанных, много связей. Владеет различными техниками и практиками. Изучает, развивает и внедряет знания людей во благо человечества. Даже имя хорошее – Соломон. В общем, он так же могущественен на земле, как и ты – над. Я считаю, что это прекрасный вариант. Очень достойное тело. И душа в порядке. И справедли…

– Прекрати!!! – Хозяин был вне себя от ярости. – Ты самое жестокое и бесчувственное создание, которое могло только образоваться во вселенной!

– А что такого? Почувствуешь, как людям живется. Как мне живется, – злорадствовала Катенок. – Такой опыт дорогого стоит.

– Хватит!!! Ты в людях теперь открыла возможности, недоступные им ранее. Хоть раньше и были такие люди, но они все были под контролем у меня и под четким моим руководством. А теперь, что?

– Да нормально все. Ну, стало их чуть больше. И без твоего руководства. Ты все равно с ним не справился. Идеального или правильного мира я не заметила. Иди к нам?

– Все, – Хозяин овладел собой. – Где Мика?

– Тут, – Катенок показала на пятилетнего мальчишку, которого насмерть загрызала собака.

– Ты его надоумила?!

– Спрятала! Как кощей свою смерть прячет в сказках, так и я Мику спрятала. Не нужна никому любовь оказалась. Вот я ее и приберегу до лучших времен. Когда скажешь, каким образом и по чьей вине я стала человеком, тогда я верну все назад. Придумал тоже: управление людьми при помощи чувств. Это нечестно! Во всем их ограничил и пытаешь эмоциями! Это ты бесчувственный и жестокий! Я насмотрелась на земле на плоды твоей деятельности. Сам не рад? Думал: прослоечку из эгрегоров сделаешь и все исправишь? Не вышло? У тебя и эгрегоры не получились! Везде и всюду – один сплошной брак! Наступить негде. Свои частички распылил, ручки, ножки им приделал, и полагал, что сотворил что-то умное? Нет, и не будет одного мира, потому что каждое сознание строит свой собственный мир. Без разницы, кто кем и когда будет, все равно все друг другу мешают. И частицы твоего сознания на земле, и частицы твоей души в мире эгрегоров!

– Ты больше не выйдешь из этого тела!!! – Хозяин был недоволен, зол и огорчен. – Ух, ты у меня за все расплатишься. С меня достаточно. Я тебе такое существование устрою. Пока не осознаешь всего того, что натворила. Будь человеком, ради бога. Но теперь навсегда.

– Ради кого? – уточнила Катенок.

– Тьфу! – в негодовании сплюнул Хозяин и исчез. Эхом раздавался след: – Не выйдешь из тела никогда более!

«Забыла сказать, что в человеке он себя не осознает и потеряет. Он не вспомнит себя. Ну и ладно. Он же Хозяин, сам должен об этом знать. Не выйду. Все равно умрет это тело, и выйду. Это не так и долго. Думает, я очень страдать, что ли, буду? Иди-иди, ищи своих эгрегоров», – краем перемещающегося сознания Катенок успела заметить кое-что необычное над Ее изувеченным телом. Ее, словно кокон, облепляла чья-то невидимая сущность, смягчая удары и повреждения от них. Эта субстанция, мало того, что защищала внешние, физические границы Ее тела, так еще и проникала внутрь, оберегая и восстанавливая каждый орган, каждый лопнувший сосуд.

«Семеныч, – узнав, улыбнулась Катенок. – А как это он сделал? Вот какие силы в людях открылись. Нет, не зря я соединила эгрегоров и людей. И не зря Мика родился великим. Любовь творит такие чудеса, что и я еще могу удивляться».

…Самостоятельно с пола Она встать не смогла. Чьи-то руки приподняли Ее и понесли.

«Я умерла, и меня забирают на небеса», – совершенно успокоилась Она, абсолютно уверенная в том, что это именно так, и иначе быть не может, потому что телом, а точнее мышцами внутри него Она совершенно не управляла. Приподнять веки, и то не вышло. И Она сделала вывод, что их, как и тела, больше нет.

Но небесами оказалась вполне ощущаемая кожей постель. От такой предательской неожиданности приоткрылись и веки, означавшие, что тело осталось при Ней. В глазах не то, чтобы двоилось, троилось, просто сфокусировать взгляд не оказалось никакой возможности. Поэтому Она вяло закрыла глаза снова.

Тот, кто ощупывал Ее тело энергичными движениями, говорил на иностранном языке, постоянно и возмущенно прищелкивая языком. Эхом вторил русский голос. Он опять спрашивал, как Ее зовут, как Она попала в домик в лесу. Но шепот иностранца мешал Ей услышать вопросы, которые Она понимала. Она пыталась сосредоточиться на звуке голоса родного языка, но не могла сообразить, как Ее зовут; с кем Она была в каком-то лесу; о какой женщине Ее спрашивают…

Полные руки иностранца прикладывались к Ее голове и туловищу, а незнакомый голос что-то бормотал, нашептывал, приказывал, точно вводя в транс. Под волшебными движениями чьих-то рук, Ее тело вновь начинало чувствовать себя, словно отслоенное прежде от духа, оно опять впускало его в себя.

Дико заныла поясница, пронзительно заболел живот, свело ноги, и зашумела голова…

– Врача не надо, – по-русски, но с акцентом сказал тот, что, как Ей показалось, безобразно и нагло, против Ее воли, вернул Ее к жизни, а не поднял в небеса.

– Пускай говорит, – потребовал другой голос.

– Очнется – заговорит, – акцент Ей показался или японским, или китайским. Голос «сюсюкался». Но тут Она вспомнила и корейские, и вьетнамские характерные признаки речи, и пыталась определить, к какой национальности принадлежит мужчина. Для Нее сейчас это было более важным, чем то, что Она не может назвать себя по имени. – Почему бы сразу было не оторвать ей голову, а?

– Ты делай свое дело и не задавай лишних вопросов! Нам нужна информация!

– Осторожно, – на мгновение руки мужчины оторвались от Ее тела. – В таком тоне я откажусь вообще работать. Выйдите все. Мне надо осмотреть Ее полностью. Полежит день, и к вечеру я узнаю все, что мне нужно. Можно прочитать и мысли, как книгу, если в ней не пустые страницы.

Щелкнул замок, и на руках мужчины появилось что-то холодящее, проникающее в Ее кожу. Почему-то мужчина, громко причитая однообразные фразы, уделял внимание Ее левому боку, постоянно постукивая по нему пальцами и втирая невообразимо приятный гель или мазь.

Глаза Она даже не пыталась открыть – наслаждение кажущегося обретения тела поглощало Ее всю…

– Вечером встанет на ноги, и я с ней поработаю.

Он прикрыл Ее простыней. Голову повернул на бок, а левую руку высвободил, точно знал, что она мешается организму, поскольку чувствуется лишней, и руку нужно убрать подальше, под тонкий плед, свернутый валиком. Так стало очень удобно. Хотелось поблагодарить: «спасибо», но Она не могла понять, что для этого нужно произносить слова. То понимание и мышление, что было доступно для Нее сейчас – не совсем подходило для реальности, где нужно было уметь двигаться и говорить.

Она слышала, как они уходят. Недовольные возмущенные бормотания, угрозы, и спокойный тон с акцентом.

«Нечего со мной работать вечером, – недовольно подумала Она. – Я встану и уйду».

О том, что придется изменить удобное положение тела, Она внутренне поморщилась, и пальцы невольно сжались. Теперь Она поняла, почему мужчина уделял много внимания левому боку и левой руке. В зажатых пальцах оказался прямоугольный плоский предмет.