Десять кубинских историй. Лучшие рассказы кубинских писателей

Роза Келлер покинула убежище и вернулась в город, благоразумно никому не открывая своего подлинного имени. Так началась ее охота. Ей стало известно, что Анри де Сад спрятался в лабиринте канализационных ходов, и авантюрная попытка выследить его в этих закоулках поставит ее в положение воинов, которые пробовали изловить Минотавра. На своей войне она применит хитрость против силы, но кровь все равно прольет. Алый поток — поклялась она себе — затопит город, разольется по всей стране, сделает красный национальным цветом, но, прежде чем окрашивать трупы в пурпур, следовало разработать беспроигрышный план, гарантирующий ей полную безнаказанность.

Скрытаяскрытый под самыми разнообразными личинами, она увидит, как покатятся с плеч головы жертв, применит бесконечные маскарадные ухищрения и девяносто девять имен Бога, чтобы предстать перед людьми, которых она желала прикончить, ибо, хоть она и знала, кому должна отомстить — то есть Анри де Саду, — она намеревалась распространить вендетту на всех, с кем имела старые счеты, не имеющие отношения к ее падению в глубины клоаки. Например, она клялась четвертовать тех, кто освистал ее после чтения стихов, которые она подписывала именем «Рроза Селяви», ибо Роза Келлер стремилась стать поэтессой и, повинуясь своему упорному желанию, два вечера в неделю декламировала перед столь же упрямыми людьми, но каждый раз сталкивалась со все более катастрофическим провалом, ибо с детства страдала паралексией (так сказать, «слепотой к словам», заставлявшей ее зачитывать вместо написанных слов другие, совершенно бессмысленные) и, сама того не замечая, превращала свои произведения в вавилонскую неразбериху, не дотягивающую даже до творения дадаиста, в маломощный, неудачный полиглотический полет фантазии, превращавший литературный вечер в комедию от риторики, карнавал от семантики, оргию от просодии, ведьмовский шабаш от фонетики. Провалы на вечерах разозлили Розу Келлер только теперь; прежде она быстро оправлялась от припадка ярости, утешалась другими видами творчества, которые воспламеняли в ней гордость и притупляли страдания непонятой поэтессы. Когда Роза Келлер делала «мостик», наряженная Ррозой Селяви, распевая какую-нибудь богемную песенку, аплодисменты публики вновь вселяли в нее желание жить, предвкушать следующий парад в изменчивом свете софитов, акцентирующем сияние ее макияжа с черными и золотыми блестками, делающем ее главным украшением театрика, единственного развлечения в том уже мертвом Париже, который из-за войны впал в ханжество, сделался гнездом посредственности и скуки.

Теперь, стоя у театра, новая Роза Келлер вспоминала недавнее счастливое прошлое, дни славы и триумфа. Она едва не попросила капельдинеров пропустить ее в артистические уборные: так хотелось в последний раз взглянуть на платья, на грим, оставленный у зеркала, на девушек, с которыми она танцевала канкан… Но ей стало ясно, что Розой Келлер она перестала быть на следующий день после падения в клоаку, а Рроза Селяви мертва, и это очень удобно; положение, в котором она оказалась, разбередило в ней злодейство, превратило ее в лютейшего зверя.

Взволнованная вихрем воспоминаний, Роза Келлер повернулась к театру спиной и отказалась от намерений воссоздать прошлое. Ничего не вернуть. Новое лицо дало ей новую жизнь, и неблагоразумно расхаживать по земле, оповещая о воскресении, которое не принесет ей никакой выгоды. Она постарается радоваться своему новому облику, смирится со своей природой падшего ангела. Вечером того же дня Роза Келлер начала мстить.

Она знала, что на островке в устье реки некий рыбак выстроил хижину на сваях. Рыбак жил отшельником, и его смерть никого бы не встревожила, тем более на этом берегу — в единственной точке острова, где в тени кокосовой пальмы труп мог бы пролежать несколько дней. Уединенная хижина, своеобразный остров посреди острова, была бы отличным логовом для того, кто задумал изощренные злодейства. Оставалось лишь ею завладеть — не самая сложная задача. Рыбаки отлично управляются с гарпунами и ножами, и драться с ними врукопашную — затея незавидная, скорее безумие, самоубийство для неопытного, начинающего убийцы, который опрометчиво нападет спереди. Как было сказано выше, силу одолевают хитростью. Итак, Роза Келлер решила воспользоваться старой тактикой троянского коня и, изобразив умирающую прямо у дверей хижины, привлекла внимание рыбака, который пал жертвой своей доброты: впустил к себе зверя, и… ценой всего лишь двух-трех ударов ножом в спину простака дом сменил владельца.

Теперь предстояло отыскать Анри де Сада, который либо покинул город, либо, подобно Розе Келлер, перерядился, сменил имя и, возможно, даже щеголяет с новехоньким лицом. Роза должна была справиться со сложнейшим этапом своего плана колоссального истребления, но история с рыбаком навела ее на мысль, что преступление должно войти в привычку, ведь жертвы не всегда столь наивно и самоуверенно торчат на каждом углу; некоторых изловить трудно; а некоторые даже — такие же палачи, как их убийца, извращенные, странные, непоседливые, неуловимые, как вода, скользкие, как масло, колючие, переменчивые; иногда они просыпаются жестокими и кровожадными, а иногда — кроткими, до омерзения податливыми, скользкими, как слюни на слюнявчике слюнтяя. Первым делом требовалось обзавестись кое-какими инструментами, которые облегчат работу, ибо смерть не всегда сводится к ловкости голых рук и ног: удушению, ударам по вискам и затылку, пинкам в печень. Ее разнообразят кинжалы и бритвы, пробойники и шприцы, умащенные ядом, а также веревки, осколки стекла, сабли и косы, пистолеты и аркебузы на тот случай, если не подвернется что-то получше, вроде пушки или дорожного катка.

Печальный дефицит орудий вынудил ее обойтись ржавым кухонным ножом и еще одним ножом, перочинным, подходящим для ученика мясника. Весь день до вечера она пыталась наточить свои инструменты казни, а с закатом приступила к тренировкам. На пустынном берегу было трудно добыть ценный учебный материал, и она предпочла затаиться в засаде в промежуточной зоне между городом и пляжем. Именно в том месте, где в бытность Ррозой Селяви регулярно бывала в компании мужеложцев, которые обожали формы трансвеститов и любовались ее канканом на сцене. Роза Келлер знала, что это место располагает к устройству ловушки, и ей не пришлось долго дожидаться дебюта своих двух смертоносных клинков. Однако, хотя место было идеальным, на следующий день она перенесла театр боевых действий в центр города, так как стремилась не к изобилию, а к разнообразию — именно оно дает мастерство. Для начала она укрылась под покровом тьмы в парке, но там ничего нового не встретила, затем додумалась действовать в кино в укромном последнем ряду партера и не могла нарадоваться. Музыка, диалоги, смех публики — все это глушило хрипы жертвы. Моменты тишины, передвижения зрителей по залу, свет фонаря, присутствие онаниста-киномана буквально по соседству — все это принуждало ее к умеренности, к осторожности и филигранности, к змеиной изворотливости. В ее холокосте не было монотонности. То хаотическая схватка, то выверенные движения. Почему я раньше воздерживалась от этих удовольствий, почему блюла запреты? — думала Роза Келлер, разделывая горло перочинным ножом.

За месяц она претерпела метаморфозу-апофеоз. Из гусеницы, брошенной в клоаку, она превратилась в куколку, скрывающуюся в потемках, в мрачное ночное чешуекрылое с крыльями из цианида. Она приобрела привычку спрашивать, угрожая ножом, у каждой жертвы: «Вы, случайно, не знаете некоего Анри де Сада?» Так она шаг за шагом приближалась к истине, к самой желанной добыче, к главной фигуре своей опасной игры. Иногда ее убеждали, что Анри де Сад все еще сидит затворником в клоаках либо сбежал в ту или иную деревню в Центральной Франции. Вскоре она поняла, что эти откровения лживы, и ограничила свои поиски границами города, но дичь умножила свои личины, и охотнику было легко ошибиться. Анри де Сад оставлял за собой путаный след. Отпечатки его ног испарялись, пахло от него по-разному: то тошнотворно, то утонченно-сладостно; его фигура была изменчива, характер — газообразен, его тень была полупрозрачна, как призрак, он был осторожнее, чем пуганый невезучий зверь. Роза Келлер струсила и решила на время отложить поиски.