Рассказы (СИ)

Рассказы

Деревня

Если не жалко стереть из своей драгоценной жизни маленький кусочек и потратить его на весьма сомнительное времяпровождение в стесненном пространстве, где все движется само собой, где чашка плюется горячим чаем, а строчки газет прыгают перед глазами, словно заводные, и не уснуть под лязганье колес… так вот, если согласиться на все эти дорожные издержки, теряя минуту за минутой, час за часом в монотонном покачивании в такт вагонов, то можно скоро, через каких-нибудь десятка два станций и полустанков очутиться в одной примечательной деревушке.

Внешне ничего примечательного она, правда, не представляет – покосившиеся, но еще крепкие хибары, распираемые имуществом сараи, шумные курятники и неизменные лавочки у ворот. Хозяева дворов – тоже люди обыкновенные: трудолюбивые и ленивые, невежественные и любознательные, добродушные и мнительные. Всякие. Однако есть у них одно качество, сближающее теснее родственных уз и предающее их совместной жизни непредсказуемую выразительность. Дело в том, что испокон веков все мужское население деревни именуется Александрами Сергеевичами Пушкиными. Решительно все.

Кто и почему стал их величать подобным образом, неизвестно, только ни один деревенский еще не пытался изменить странной традиции, и каждого новорожденного мужеского пола исправно записывают как Александра Сергеевича, несмотря на то, что отца обыкновенно тоже зовут Александром.

За время существования деревни Пушкиных скопилось в ней великое множество, и еще больше неудобств возникает в обращении сельчан друг к другу. Чтобы хоть как-то отличить одного Пушкина от другого, людям даются прозвища. Так и шныряют по околице рябой Пушкин, Пушкин в сюртуке, Пушкин хромой на правую ногу, Пушкин-бабник, Пушкин-плотник. Мужики и сами стараются приобрести себе побольше отличительных признаков, которых бы не было у соседа. Но все равно путаницы не избежать. Ежели ищешь, к примеру, Пушкина с усами, так тебе обязательно укажут с усами и бородой или только с бородой, а то и вообще с одними бакенбардами.

В повседневной жизни люди как-то приспособились – именами не пользуются, и на улице здороваются кратко, лишь кивком головы. А вот на сборищах ведут себя, как городские, делая вид, что никого не знают. В очереди к открытию местного гастронома орудуют обтекаемыми фразами:

– За мной парень в мятой кепке. Сейчас подойдет.

– Это который? Из ближайшего дома?.. Так он домой ушел.

– Это другой ушел. Белобрысый. Он предупредил.

За магазином уже с утра сидят троицы Александров Сергеевичей, разливая по одинаковым стаканам горячительное. Здешняя ситуация их полностью устраивает – трудно во хмелю не вспомнить имя собутыльника, заснувшего на твоем колене. «Ах ты, Сергеич, ах ты сукин сын», – ласково называют они друг друга. Бывает, что и стихами заговорят, от сильного наплыва чувств.

И все бы ничего, но только сущая неразбериха начинается, когда в деревню привозят почту. С газетами и журналами еще куда ни шло – их читают по очереди. А вот за обладание письмами, бандеролями и уведомлениями происходят нешуточные давки. В порыве страсти давят содержимое посылок, рвут на клочки письма, неуважительно топчут официальные бумаги и квитанции. Особенно яростно сражаются за денежные переводы. И никого не интересуют номера домов и улиц, указанные в адресе, вес имеет только фамилия адресата. И за нее каждый деревенский готов биться до крови.

Одно время решили зачитывать письма вслух, раз в день перед зданием деревенской управы, только забот это не убавило. После каждого «Глубокоуважаемый Александр Сергеевич», «Гражданин Пушкин» или «Милый Саша» мужики затевали драку, кроме рук в ход пускались грабли, лопаты, оглобли и другие весомые доказательства принадлежности к пушкинскому роду.

Деревенскому старосте – тоже, естественно, имевшему означенные инициалы, а еще жену Наталью Николаевну, толстую и некрасивую женщину – порядком надоели почтовые баталии, да и весь нездоровый ажиотаж, связанный с пресловутым именем. Хоть он и считался по положению главным Пушкиным, в тайне ему, конечно, хотелось быть и единственным.

На том основании и собрал староста окрестных мужиков и настойчиво просил поменять имя, отчество или фамилию, на выбор. На худой конец, хотя бы одну букву в последней. «Это какую еще букву?!» – заголосили со всех сторон Пушкины. На миг председательствующему показалось, будто эти негодующие, очерненные жарким деревенским солнцем лица слились в одно, огромное и свирепое, готовое поглотить его вместе с конторой и родословной. И главный Пушкин поскорее закрыл собрание, сочтя благоразумным разобраться со всеми письменно.

На следующий день во всех присутственных местах – на дверях местной управы, гастронома, бани и клуба были вывешены списки возможных вариантов фамилий, которые сразу окрестили «фамилиями одной буквы». Согласно этому списку любой мог с легкостью превратиться из Пушкина, скажем, в Пышкина, Чушкина или Пупкина. Жаль только, труд сей не был оценен по достоинству – непреклонные сельчане ни буквы, ни полбуквы менять в своей фамилии не захотели. Не помогли и хождения в народ.

– Почему я должен изменять? Пусть сосед меняет, – исходил ответ от каждого и от соседа каждого.

Строптивость невежественной деревещины раздосадовала старосту. Было в этой несгибаемости что-то бунтарское и даже антигосударственное.

– Вот черти! Погодите, попомните вы меня.

И уже от имени этого самого государства он повелел слова «Александр», «Сергеевич» и «Пушкин» запретить вообще – вычеркнуть их из документов, употребления, из жизни. А на фасадах местных хибар прибить доски с новыми паспортными данными владельцев.

Поначалу народ пребывал в некотором замешательстве и обращался к самому себе заговорщицки, прикрывая ладонью рот: «Са…», «Шу…». Но скоро опомнился, осмелел и принялся сбивать неугодные душе таблички. На месте их засверкали другие, краше прежних, исполненные на высоком художественном уровне, со всякими затеями – резьбой по дереву, инкрустацией, лакировкой и ночной подсветкой.

Все дома теперь освещали надписи: «Здесь живет А.С. Пушкин». На птицеферме вывесили целый транспарант: «Лучшая в работе бригада А.С. Пушкиных». За прилавком мясного отдела гастронома, рядом с расплывшимся телом в белом халате значилось: «Вас обслуживает А.С. Пушкин». Даже на воротах недавно умершего рябого старика соорудили мемориальную доску: «В этом доме с такого-то по такой-то год жил Александр Сергеевич Пушкин. Здесь и скончался».

Кстати, подновили и деревенское кладбище, усеянное могилами А.С. Пушкина. Памятники вычистили, оградки подкрасили, и к подножиям теперь регулярно возлагались цветы. Дошло до того, что появилась традиция перед постройкой нового дома закладывать плиту с надписью, гласящей: «Здесь будет жить А.С. Пушкин. С женой и детьми». И ничего с этим не поделаешь, никакими указами и запретами не сломаешь. Такова воля народа. Посему деревня эта необычайная существует и поныне. И всякий имеет возможность в этом удостовериться.

Любовь патологоанатомическая

Они умерли в один день. В один час, в одну минуту и даже в одну секунду. Перебегали дорогу на красный свет, крепко держась за руки. Они были счастливы, смотрели друг на друга, а не на выруливший из-за угла на полном ходу грузовик. Он врезался сразу в обоих, оставив на асфальте длинный тормозной след. Тела перевернуло несколько раз и растрепало в разные стороны. Но руки не разжались, словно и в смерти боялись потерять друг друга. Потому примчавшаяся на место происшествия «скорая» воспользовалась лишь одним черным мешком.